Лев Карахан: Война в Cоюзе кинематографистов — дурной пример для подражания!
Всегда хочется думать, что в недобрых предчувствиях ошибаешься, но на этот раз все оказалось даже хуже, чем можно было себе представить: исключение из Союза непокорного Виктора Матизена, запрет членам неугодного Михалкову правления занимать какиe-либо должности в Союзе кинематографистов в течение трех лет.
И до сих пор, хотя со времени внеочередного съезда прошло уже около месяца, Михалков словно не может успокоиться: пытается расправляться с неугодными теперь уже на региональном уровне.
Такого не было даже в худшие, застойные, времена. Самый большой ужас, который знавал когда-то Союз кинематографистов, — это исключение Галича, Калика и Аксенова, но их исключили по указке сверху и без особой политической помпы, как бы стыдливо. Кстати, даже ненавистный Михалкову перестроечный V съезд Союза, который отличался революционным ажиотажем и, что греха таить, конечно же, жаждой крови, ничего похожего себе не позволил, никаких персональных наказаний. А тут действительно мастерски разогретый и планомерно управляемый оратором и вождем Михалковым кинематографический съезд решился на экзекуцию в самом прямом смысле этого слова, и открылся сезон охоты...
По-моему, Союз — это по-прежнему определенная сила и, главное, определенная традиция творческого, естественно, очень далекого от идеала, но все-таки содружества. Другое дело, что сама организация была создана в структуре советский власти точно так же, как Союз писателей, Союз художников и Союз композиторов, — для контроля над непредсказуемыми и трудно управляемыми творческими личностями. Это понятно. Но функции давления и управления давно отпали. И надо же было Михалкову, даже если внутри себя он абсолютно уверен в своей правоте, реанимировать именно эти недоброй памяти властные рычаги. Для меня, например, вообще не вопрос, кто что у кого украл.
Не хочется в это вдаваться и допускать мысль, что кто-то набил себе карманы за счет Союза. Даже если и так — Бог им судья. Все эти финансовые разборки — не более чем повод для сведения личных счетов. По-настоящему страшно совсем другое: желая посильнее уязвить оппозицию и отомстить за свое фиаско на VII «нелегитимном» съезде Союза, Михалков открыл полномасштабную охоту на ведьм. Ведь никто из оппозиции, как бы ни относиться к ее легитимности и жизнеспособности, никогда не обвинял Михалкова в том, что он враг народа, наймит Сороса и т.п. Он первый начал именно политическую травлю. И даже непонятно, из какого баснословного нафталина он (или те, кто писал его «прощальный» доклад) извлек убийственные формулировки типа «либерально-атлантическая диктатура». Мне кажется, Михалков сам себя загнал в очень тяжелую ситуацию. Ведь он большой любитель посоревноваться и побороться, а довел дело до такого ужасающего единомыслия, когда в руководстве Союза у него не будет не то что оппозиции, но вообще каких-либо альтернативно мыслящих людей. Может быть, прав был Алексей Герман-старший, когда тихо вышел из Союза сразу же после первого избрания Михалкова в председатели? Видимо, он уже тогда предполагал, каким железобетоном может все кончиться, и не захотел быть причастным к этой перспективе.
У меня нет предвзятого отношения к Михалкову. Точнее, конечно же, есть, но я с этой предвзятостью борюсь, поскольку прекрасно понимаю масштаб его художественного дарования и насколько недобросовестно, непродуктивно оценивать художника, заранее испытывая к нему антипатию. Но то, что Михалков организовал, срежиссировал и возглавил в Гостином дворе, явно выходило за рамки искусства, даже если это было искусство организации массовых мероприятий. К счастью, я никогда прежде не видел, чтобы зал был доведен до такого экстатического состояния и беззаветного конформизма. Нерассудочного, неконъюнктурного: подпою-ка я Михалкову, может, и мне что перепадет — хотя и такой обнаружился; но в основном — страстного, из каких-то физиологических глубин идущего заразительного желания всецело отдаться лидеру, называть его «богатырем Пересветом», «солнцем», и я уж не знаю, куда выше. Были и истеричные женские слезы, были и слезы самого кумира, поминали и о том, что врагами вождя могут быть разве что инородцы, с которыми пора разобраться... Просто Нюрнберг какой-то. Проблематика явно не искусствоведческая, а скорее социально-психологическая, если не медицинская.
Утешает только, что масштаб происходящего пока все же ограничен пяточком Союза кинематографистов — печальной повестью о том, как поссорились Никита Сергеевич с Марленом Мартыновичем. Но ведь чем так силен и почему неподражаем Михалков? Не только в его уникальной харизме дело. Умеет он дружить с высшей властью, а когда надо, и вовлекать ее в свою борьбу. Говорят даже, был звонок с самого верха в юридические инстанции: разберитесь, мол, по закону (ох уж этот не допускающий разночтений номенклатурный подтекст). Впрочем, прослушкой не располагаю и верить не хочется. Но вот то, как Михалков кичился и побивал своих врагов-оппонентов благословением патриарха, слышал, увы, собственными ушами.
Не знаю, к какому итогу придет Союз после всего случившегося. Если не введут танки и не будет никакого другого губительного вмешательства извне, кинематографисты, может, и разберутся как-то по совести. Но то, что сценарий авторитарного реванша разыгрывается Михалковым без особых помех и разыгрывается победоносно, — забудется нескоро. Тем более что у этого сценария все еще слишком много явных и тайных поклонников — не только в Союзе кинематографистов.