В ресторане мы выпендриваемся и заказываем фуа-гра, а дома храним в холодильнике суточные щи, квашеную капусту и котлеты. Примерно так описывает российский продуктовый менталитет ресторатор Аркадий Новиков. И, в общем-то, он прав. Мода модой, а самое главное для русского человека в еде — традиции.

И эти традиции могут быть практически любыми: нелепыми, гротесковыми, вышедшими из моды и совершенно неоправданными. Но они формировались годами, и любое обращение к ним вызывает какое-то щемящее чувство, похожее на то, что возникает, когда в сотый раз смотришь «Служебный роман» или «Белое солнце пустыни». Кстати, аналогия со старыми фильмами опять-таки не мне первой пришла в голову. Оливье, мандарины и «Ирония судьбы» — для целой страны это сочетание стало символом праздника на долгие годы. Да и тот же Новиков открыл половину своих ресторанов в стилистике старых фильмов («Белое солнце пустыни» и «Кавказская пленница» стали лейтмотивом одноименных ресторанов, где в их духе выполнены и меню, и интерьер) именно потому, что люди верят старому и доброму: оно их успокаивает и расслабляет.

Когда какой-то ритуал — пусть даже такой простой и незатейливый, как завтрак или ужин, — повторяется из раза в раз, мы попадаем в опьяняющую атмосферу стабильности и надежности. Кто-то из психологов, кстати, советовал своим клиентам во избежание тревожности и для противостояния современным стрессам завести себе привычный ритуал из прошлого. Например, перебирать крупу. Дело в том, что во время войны и голода никто, разумеется, ее не перебирал — в еду шло все, что найдут, и еще то, что останется. А вот в мирное время вполне можно позволить себе рассыпать на отмытом столе килограмм крупы, погрузить в нее ладони и начать отделять лучшее от худшего. И это не только медитация и излечение от стресса, но и интуитивное возвращение к той самой традиции. Удивительным образом вдруг оказывается, что ты знаешь, как это делать. Даже если никогда раньше не приходилось... Заодно и жизнь как-то сразу разделяется на зерна и плевелы. Даже если ни о чем таком ты вроде бы и не думал.

Причем я не случайно смешала воедино и старые фильмы, и перебор крупы, и щи, и котлеты. Ведь на самом деле традицией может стать практически что угодно, важна лишь регулярность повторения. И для кого-то самой памятной и необходимой для воссоздания окажется атмосфера семейного обеда: фарфоровый кофейник с изящно изогнутым носиком, вязаная скатерть, тяжело свисающая со стола, круглый  стол и строгая очередность рассадки за ним членов семьи. А кто-то навечно запомнит тяжелые тазы со сладким пахучим хворостом, которые, кренясь, бабушка приносила с кухни, и как обсыпалась с него сахарная пудра, пачкая только что надетую новенькую матроску. Для третьего же не будет ничего памятнее процесса ожидания, когда папа уже ушел за традиционными воскресными булочками, и тебе остается только изнывать, поминутно припадая носом к оконному стеклу и проверяя, не показалась ли вдалеке знакомая фигура. Именно из этих раз от раза повторяющихся рисунков и складывается причудливая вязь памяти.

Как правило, все эти ощущения и воспоминания уходят корнями в детство. И наши food-традиции, как и представления о мире, на самом деле закладываются еще в детстве. И поэтому для одного счастливое детство — это когда мама кормит с рук кусочками лукемби и мчади. А другой не представляет себе завтрака без слепленных пусть даже на бегу сырников и свежесваренного кофе. Для меня, кстати, до сих пор остается загадкой: как ухитрялась моя мама в любой утренней спешке делать эти самые сырники и варить кофе? И традиция, заложенная в мое детское сознание маминым педантизмом, теперь продолжается для моих детей. Потому что каждую субботу я обязательно пеку им сырники по бабушкиному рецепту. И каждое утро варю себе кофе, запах которого означает для меня начало дня. Ничего не поделаешь — традиция.