Элизабет Тейлор бесконечно много болела — с самого детства. Еще в двенадцать лет на съемках National Velvet  она свалилась с лошади и повредила позвоночник: все знали, если Лиз не подходит к телефону — это значит, что у нее болит спина. Все остальное у нее болело тоже, и это было частью ее великого мифа: она что-то постоянно себе вырезала, от чего-то лечилась, что-то мужественно преодолевала. То у нее было что-то с сердцем, то с мозгом, а однажды она подавилась крылышком цыпленка — каким-то образом косточка вошла в трахею. Она тогда чуть не померла, ей вызывали «скорую». Но на следующее утро на всех первых полосах газеты была она, Лиз Тейлор. Не самый легкий способ, чтобы прославиться. Но эта женщина никогда не искала легких путей. Вообще, она умела «занимать пространство», и все события в своей жизни, как трагические, так и вполне себе радостные, превращать в шоу. По-своему она была гением пиара. И тут она переиграла даже Мэрилин Монро. В заочной дуэли главной блондинки и главной брюнетки Голливуда победила брюнетка Лиз. Она выиграла бой с жизнью и получила все, что хотела — любовь, признание, славу, бриллианты.

Все любовные переживания всегда были «на большом экране», а съемки фильмов превращались в роман с продолжением. Лиз хорошо знала, как устроен этот мир, и умела этим пользоваться. К тому же, она была превосходной актрисой. Два главных ее кинотрофея — два «Оскара» — достойное подтверждение ее актерского класса. Она гениально сыграла Марту в «Кто боится Вирджинии Вульф» и была замечательной Катариной в «Укрощении строптивой» у Дзеффирелли. Это фильмы самого звездного ее периода: они с ее пятым мужем Ричардом Бартоном были самой звездной парой 60-х годов, получавшей миллионные гонорары — колоссальные по тем временам деньги. Они жили на полную катушку, оправдывая свой статус главных звезд эпохи: покупали бриллианты, коллекционировали импрессионистов, катались на яхтах, усыновляли детей — то есть делали все то же, что делают сейчас Джоли и Питт, но только без всякого унылого ханжества и стыдливой игры в политкорректность. Тейлор любила меха, драгоценности, любила хорошо выпить, она любила жизнь. Может, поэтому так и цеплялась за нее до последнего. С Бартоном они развелись, потом поженились снова, потом развелись опять. Они сохранила все его письма, а одно из них оставалось при ней до последнего вздоха.

Дальше были еще два брака (один с сенатором, другой с дальнобойщиком), но о них, можно сказать, позабыли. А вспомнили про Элизабет Тейлор снова и всерьез, когда она стала королевой Международной антиспидовской кампании. Она собирала миллионы в помощь больным СПИДом, а особенно много их было, как известно, в восьмидесятые в голливудских артистических гейских кругах, где ее боготворили. Она вдруг почувствовала себя такой мамашей, которая должна за них всех быть в ответе — и фактически именно благодаря Лиз, сверкавшей со всех трибун и благотворительных действ своими фиолетовыми глазами, СПИД и все, что с ним связано, перестали воспринимать как позор — он стал горем и национальной трагедией. Именно Тейлор придала этой кампании и масштаб, и формат.

После нее осталось четверо детей, трое из них — ее собственные, а одну девочку они с Бартоном удочерили.

Она действительно сделала много хорошего, достойно и красиво прожила жизнь. И при этом постоянно чувствовала себя связанной с большим количеством людей, которые ее помнили, любили, для которых она была не только великой звездой Голливуда и мифом, но и такой всеамериканской mammy, которая была всегда. Ведь она начала сниматься совсем маленькой  девочкой. В то время было принято, что студия выбирала молодую актрису и растила из нее звезду. Эта звезда принадлежала компании, и все, что с ней происходило, — все становилось частью ее истории, которую компания так или иначе продавала, рекламируя фильмы. Лиз — последняя великая звезда Голливуда, которая принадлежала этой системе, была ей выпестована, потом с этой системой порвала и стала независимой актрисой, снимавшейся, у больших режиссеров. В этом смысле ее смерть — это завершение Золотой эпохи Голливуда.

Поскольку хворала она постоянно — заголовки вроде «Лиз умирает», «Последние слова Лиз» начали пестреть во всех бульварных газетах уже с конца пятидесятых годов. Наверное, апогея эти слухи достигли, когда погиб ее третий муж, кинопродюсер и киномагнат Майкл Тодд: разбился в самолете, который по иронии судьбы назывался «Лиз». Тейлор тогда сильно заболела, и многие считали, что конец ее близок. Но ведь недаром говорят, что те, кто много болеют, те долго живут. Лиз дожила до своих семидесяти восьми лет, окруженная детьми, внуками и даже правнуками. Она никогда не была отделена от мира, как Грета Гарбо, стенами, решетками и солнцезащитными очками, а всегда продолжала общаться с этим миром и людьми, которые ее любили, и никогда не делала никаких тайн из своей жизни, потому что прекрасно знала: любая тайна в конце концов будет раскрыта — так пусть она предстанет в ее режиссуре и в наилучшем освещении. Как опытная актриса, она знала, как важен правильный свет. В этом смысле Элизабет Тейлор была абсолютный homo ludens, человек играющий, актриса до мозга костей. Другой такой больше нет и не будет.