Мировой тур этой сложнейшей за всю историю рок-музыки постановки начался в сентябре 2010 года в Торонто. Московский концерт устроили в «Олимпийском». За неделю до шоу многочисленные СМИ с гордостью сообщили, что организаторам пришлось пригнать в Москву дополнительный грузовик c оборудованием, чтобы оформить эту гигантскую площадку: нужно было удлинить сцену и увеличить количество видеопроекторов.

Кажется, это было самое зрелищное шоу из всех, что я видела. Посреди стадиона была выстроена гигантская стена, в ее разломе виднелась сцена. Концерт начался с того, что через весь зал пролетел самолет, врезался в стену и взорвался многочисленными зарядами пиротехники. На главном хите Another Brick In The Wall на сцену вышел целый детский хор, а из-за стены выползло огромное страшилище — монструозный учитель из культового фильма The Wall 1982 года. За ним появились и другие чудища. К концу первого отделения разлом в стене незаметно застроили, чтобы в конце шоу эффектно обрушить стену прямо на сцену. А музыканты почти все второе отделение играли скрытые за стеной.

Это было еще и самое высокотехнологичное шоу. На протяжении всего концерта на стене показывали невероятного качества и сложности видеопроекцию. Она была составлена из отрывков фильма The Wall вперемежку с видео на более современные сюжеты. К протестам против войны и тирании добавились антиглобалистские выступления против корпораций: среди символов зла наряду со скрещенными молотками (на знамени тирана из фильма) появлялись фирменные знаки «Мерседеса» и нефтяной компании Shell. Отдельный сюжет был посвящен Apple: на стене вспыхивали надписи iBuy, iTake, iKill. Среди фотографий невинных жертв войны были и лица людей, погибших при взрыве в лондонском метро. В общем, это была такая впечатляющая видеоистория против всего плохого: насилия, терроризма и социальной несправедливости.

Но, несмотря на то что шоу действительно очень сильное, впечатление от него осталось двойственное. Если первую половину концерта я завороженно следила за всем этим мельканием и подпевала любимым хитам, то к середине второго отделения, глядя, как Уотерс носился по сцене и истошно хлопал в такт музыке на фоне фотографий голодающих африканских детей, я начала испытывать неловкость. Невольно вспоминала десятки фур, припаркованных у «Олимпийского», на которых привезли эти декорации и оборудование. Затем я начала прикидывать, сколько стоит сделать, а потом еще и возить по свету такое шоу. А к концу всего этого высокотехнологичного аудиовизуального протеста против безответственных капиталистов возник вопрос: а не стал ли сам Уотерс со своим супершоу частью того, против чего он так эффектно выступает?