В Большом театре в рамках 11-го Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес» состоялась главная премьера сезона — «Утраченные иллюзии».

Есть легенда, что однажды Лукино Висконти ехал по послевоенному Риму и увидел афиши, на которых было написано: «Поет Мария Каллас». Он не знал ни как выглядит певица, ни как она поет, но ему понравилось само имя. Мне кажется, авторами балета «Утраченные иллюзии», композитором Леонидом Десятниковым и хореографом Алексеем Ратманским, владело приблизительно то же чувство: «Утраченные иллюзии» — это звучит красиво, эпохально, символично. Сам же по себе балет, который они взялись восстановить, не представлял особенного интереса. Конечно, можно порыться в истории и выудить скупые сведения об «Утраченных иллюзиях» 1936 года, поставленных в Кировском театре с самой  Галиной Улановой. Судьба того балета получилась какая-то несчастливая: он продержался недолго. Никто его не громил и не критиковал. Он просто тихо сгинул, никем особо не оплаканный и не воспетый, оставшись только строчкой в биографии великой балерины. Станцевала партию Корали. А что за Корали? Кто такая Корали — никто не знает. Полагаю, что авторов тогда подвело название. Ну какие могли быть «Утраченные иллюзии» на афишах орденоносного Кировского театра оперы и балеты в 1936 году? Иллюзии, тем более утраченные,  — это что-то не из советского репертуара.

Первым о них вспомнил Алексей Ратманский, большой любитель разных балетных раритетов и редкостей. Он их собирает, как иные в наше время коллекционируют какой-нибудь «агитационный» советский фарфор. Он их реставрирует, обновляет, заново конструирует, оживляет. Так было с «Болтом», и с «Пламенем Парижа», и со «Светлым ручьем» — советскими балетами,  не ставшими  классикой, но существующими в качестве странных хореографических памятников эпохи. Тот же принцип был использован с «Утраченными иллюзиями», но тут Ратманский пошел дальше, подновив не только либретто, но и сменив композитора. Вместо Асафьева — Леонид Десятников.  Работа, надо признать, капитальная и очень тщательная. Балетоману здесь есть чем поживиться. Фактически в пространстве одного спектакля разворачивается классическая коллизия романтического белоснежного балета неземных сильфид и эльфов и танца насквозь земного, плотского, реального. В спор вступает  «великая иллюзия», облаченная в белые туники с крылышками за спиной, и «великая реальность», крутящая свои неистовые 32 фуэте, сияющая победоносными улыбками и безоговорочно царящая на сцене. Романтическую балерину (ту самую Корали) воплощает нынешняя прима Большого Наталья Осипова, балерину femme fatale танцует Екатерина Крысанова (существует еще четыре состава, о которых проникновенно говорил на пресс-конференции фестиваля «Черешневый лес» новый руководитель балетной труппы Большого Сергей Филин, но отсмотреть их все — это отдельная работа). Вокруг их сценической дуэли, собственно, и закручено все действие. Как и полагается, между двумя дамами мечется молодой композитор Люсьен (Иван Васильев), которого разрывают противоречивые чувства: душой он стремится в романтические выси, но жизнь настойчиво возвращает к банальной прозе театральных кулис.

Надо сказать, что поставлена эта история с размахом и вкусом. Чувствуется опытная рука, поднаторевшая на масштабных театральных полотнах с большим количеством персонажей, с обширным кордебалетом, с многофигурными сценами вроде «балета в балете», со сменой сложных декораций. У Ратманского на сцене все время что-то происходит: ни минуты статики, ни мгновенья покоя, ни секунды скуки. Бег жизни несется во весь опор, карусель танца раскручивается все быстрее и быстрее. Перед нами мелькают и танцовщицы Дега, и разнообразные типы с гравюр Домье, и закулисные  персонажи, и сам Париж, увиденный с Моста искусств (Pont des Arts), с сумрачным, низким небом, крутыми чугунными лестницами, газовыми светильниками и театральными тумбами. Бальзаковский фон прорисован даже чересчур тщательно и густо (художник Жером Каплан), во всяком случае разглядывать его иной раз даже интереснее, чем следить за перипетиями любовного сюжета.

Думаю, что за это несет определенную ответственность Леонид Десятников, не сумевший или не захотевший (?) сочинить ни одной запоминающейся лирической темы для своих героев (а для балета это всегда дополнительная сложность).

Скорее композитор погружает действие в некое акустическое пространство, куда то и дело  прорываются то шопеновские аккорды, то мотивы «Сильфиды», то дальнее эхо разных старинных галопов и мазурок. Есть тут и вокал — два стихотворения Тютчева, написанные по-французски и звучащие в спектакле и на языке оригинала, и в русском переводе. В общем, и меломану тоже имеет смысл побывать на спектакле Большого ради того, чтобы услышать оригинальную современную балетную музыку.

Наверное, самое слабое место спектакля — это танцевальный язык. Тут приходится согласиться с критиками Ратманского — он получился довольно банальным. Эффектных вариаций немного — их заменили драматические монологи и длинные пантомимные сцены. Единственная сцена, которая срывает аплодисменты зала, — это 32 фуэте на столе.  Впрочем, жанр, который избрал Ратманский — драмбалет, — изначально не ориентирован на демонстрацию балетной виртуозности. Для него важнее цельность большого, законченного театрального полотна. А это, на мой взгляд, получилось. Красивый, зрелищный, совсем не скучный спектакль, который смело можно рекомендовать смотреть всей семьей. Допускаю, что у его создателей были, может быть, и более амбициозные планы. Тем более что он затевался, когда Алексей Ратманский еще был главным хореографом, а Александр Ведерников — главным дирижером Большого. Да и Десятников весь недолгий срок своего директорства в кабинете с видом на Театральную площадь продолжал упорно сочинять музыку для «Утраченных иллюзий».

Но достоинство их спектакля прежде всего в том, что они не спешат порвать с главной театральной традицией: show must go on. Ведь как бы ни сложились личные и творческие обстоятельства трех главных авторов этого спектакля, которые в разное время по разным причинам громко ушли из Большого театра, теперь все они сошлись на этой сцене снова.