Варвара Горностаева: Самое важное для издателя – настаивать на своем
С Как появилось издательство Corpus?
АСТ (одна из крупнейших российских издательских групп. – Прим. ред.) пригласила нас с Сергеем Пархоменко сделать что-нибудь похожее на «Иностранку» – сразу после того, как мы из нее ушли. У них был невероятный портфель лучших классических авторов, купленных по всему миру, но не было осмысленного подхода к изданию современной переводной литературы, конвейер был, а штучного производства – нет. Corpus должен был стать таким издательством внутри издательства – импринтом, если выражаться профессиональным языком. Начальники, которые нас позвали, сказали: делайте, как считаете нужным. Мы подумали и согласились. Это был 2008 год – начало кризиса. Сделать с нуля независимое издательство уже было невозможно. Еще в конце 1990-х годов с двадцатью тысячами в кармане можно было сделать шикарное издательство – сейчас уже нет. И не только потому, что денег надо несоизмеримо больше, а главным образом потому, что нужно иметь возможность распространения. Без этого никак. А у АСТ широчайшая сеть книжных магазинов по всей России.
Моя главная забота – обеспечить и защитить качество книг, причем это касается не только текста, но и бумаги, например. Понятно, что большое издательство норовит все сделать подешевле, у него так устроена экономика. А я отвоевала себе делянку и слежу, чтобы мои книжки были сделаны особым образом. Впрочем, в Corpus работают поразительные люди – и редакторы, и остальные сотрудники, – и как-то само собой разумеется, что у нас такие книги.
С Как быстро стало понятно, что издательство состоялось?
Мы начали работать в начале 2009 года, первые книжки появились в сентябре к Московской международной книжной ярмарке. А к нашей любимой декабрьской ярмарке non/fiction у нас уже был «Подстрочник». И тут стало ясно, что Corpus состоялся. «Подстрочник» за собой поволок все. Я до сих пор не понимаю, как это получилось. Мы продали порядка ста тысяч экземпляров за полтора года. При том что первый тираж был четыре тысячи. И потом допечатывали раз пятнадцать. Когда я только собиралась «Подстрочник» издавать, самый главный мой начальник сказал: по-хорошему надо ставить три тысячи, но Варя так верит в эту книгу, что поставим четыре. А через два дня тиража уже не было.
С Как книга попала к вам?
С режиссером Олегом Дорманом я была знакома давно, он блистательно переводил рассказы Вуди Аллена. Их публиковал журнал «Иностранная литература», а потом мы в «Иностранке». Когда мы встречались, он все время рассказывал про какой-то фильм, который он не может доделать уже много лет, потому что нет денег, что никто не хочет помочь, что отказали последовательно все телеканалы. В какой-то момент он вдруг позвонил и сказал, что нашел деньги на монтаж. Потом прислал диски с готовым фильмом и файл с текстом – сказал, что было столько времени (одиннадцать лет!), что он успел записать рассказ Лилианны Лунгиной и теперь можно сделать еще и книгу. И очень попросил сначала посмотреть фильм, а потом уже читать. Но мой сын Мотя как раз сломал проигрыватель, и я все-таки начала с текста. Прочла и поняла, что надо немедленно эту книгу делать. Есть такие книги – редкое счастье издателя, когда не думаешь ни о чем: ни о составе аудитории, ни о конечном тираже, ни о том, как именно ее продвигать, а только о том, что ее надо сделать. Потом я посмотрела фильм, и он меня поразил. Позвонила Григорию Чхартишвили, дала ему посмотреть, он посмотрел, позвонил Парфенову, тот тоже посмотрел и понес фильм на канал «Россия». Книга «Подстрочник» уже полтора года лежит в книжных магазинах на видном месте и будет лежать еще долго, я думаю.
С Ее купили иностранные издатели?
Ее купили поляки и вроде бы, пока не знаю точно, собираются купить шведы. История Лилианны Лунгиной, конечно, очень здешняя. После выхода книги нас совершенно завалили рукописями с мемуарами. В какой-то момент просто не знала, куда деваться, они падали и падали мне в почту. И кое-что мы нашли. Вот, например, только что вышли замечательные воспоминания Нины Шнирман «Счастливая девочка».
С В советское время бытовало мнение, что мы читающая нация. Сейчас можно так сказать про нас?
Ну, несколько лет назад, например, польский книжный рынок был больше. Сейчас читать стали больше, но вопрос в качестве этого чтения. Приходишь в магазин Waterstone’s какой-нибудь (сеть книжных магазинов в Англии. – Прим. ред.) или в любой книжный магазин в Париже или Нью-Йорке, смотришь, что на полках стоит, и понимаешь, что там читают совсем иначе. Нельзя сказать, что нет углов с каким-то мусором, но это именно углы, а не большая часть магазина. Но, с другой стороны, и у нас мусора становится меньше.
С Так что, больше не печатают миллионными тиражами всяких детективных писательниц?
Существенно упали тиражи таких книжек. Это, между прочим, совпало с кризисом. И неслучайно. Кризис сыграл роль «санитара леса». Книжки качественные остались на месте, их не стали меньше читать, а продажи легковесной литературы упали. Видимо, потому, что, когда денег становится меньше, человек думает, на что их потратить. Так происходит отбор. Я эту тенденцию обсуждала с иностранными коллегами – они говорят то же самое: хорошие книжки не пострадали почти, а массовая литература сильно упала.
С Вообще сильно отличаются западные издательства от российских?
Очень отличаются! Но история с издательствами здесь развивается в правильном направлении. Мы, в общем, движемся куда надо, но медленно и вслепую, и у нас нет стольких полезных инструментов. Несколько лет назад я получила стипендию Эйзенхауэра и поехала на два месяца в Америку. По условиям этой стипендии я получила возможность два месяца общаться с профессионалами в моей области. Я написала себе программу. С кем я только не встречалась: с большими, с маленькими издателями, с журналистами, с редакторами, с агентами, с независимыми издателями, с конгломератами, я пропахала там все. Это очень интересно и, главное, страшно полезно. До этой стипендии мне казалось, что у нас все по-другому, что мы почти ничего не можем взять на вооружение, я считала, что подходы очень разные, аудитории очень разные, профессиональные навыки очень разные и все другое. В результате я поняла, что это не так. Хорошие издатели везде совершенно одинаковые. У них просто разные опять же наборы инструментов, разное материальное обеспечение, но мозги у этих людей устроены ровно одинаково во всем мире.
С Есть общее ощущение, что художественная литература уже надоела и все вокруг читают нон-фикшн. Это действительно так?
Да, так и есть. Мы просто повторяем мировой опыт, там уже давно это происходит. Нон-фикшн продается вровень с художественной литературой. У нас этот процесс начался года два-три назад. Невероятно вырос интерес к научно-популярной литературе – кстати, он и при советской власти был очень высок. В перестройку все бросились читать фикшн, которого не было: американская, европейская литература ХХ века практически вся прошла мимо нас, только журнал «Иностранная литература» выручал как мог, но этого было явно недостаточно. И вот почти двадцать лет мы восполняли этот пробел, теперь насытились. Раньше я на книжных ярмарках во Франкфурте или Лондоне испытывала смешанное чувство зависти, досады и даже раздражения, потому что не могла купить замечательный нон-фикшн – никто бы не стал у нас его читать. Впрочем, есть нон-фикшн, который по сей день почти никого здесь не волнует, например про войну в Афганистане, в Ираке, про терроризм, про разные общемировые общественно-социальные и политические проблемы, все это как будто нас не касается. Но это вопрос темы, а не жанра – есть даже романы, которые здесь очень тяжело продавать.
С Что такого может быть в хорошем романе, что его не будут покупать?
Например, мы довольно давно издали прекрасный роман Тони Моррисон (американская писательница, нобелевский лауреат. – Прим. ред.) «Жалость» тиражом всего-то три тысячи экземпляров, и мы его продаем до сих пор только потому, что это история черных рабов в Америке. Неинтересно совсем. А роман великолепный, и во всем мире его читают.
С Вы пытаетесь воспитывать вкус?
Мне не нравится такая формулировка – по поводу воспитания вообще чего бы то ни было с помощью книг. Но мы настаиваем на своем. Мне кажется, это самое важное для издателя – настаивать на своем.
С А вот, например, крупнейшее издательство ЭКСМО сейчас печатает серию Сталинистских книг. Вы что думаете про это?
Первое, что я сделала, когда эта история стала обсуждаться, – пошла к своему начальству в АСТ и задала прямой вопрос: «У нас что-нибудь такое есть?» Книг же много сотен в месяц выходит. Меня заверили, что нет и не будет. Мне кажется, это непозволительно для серьезного большого издательства. Я все-таки считаю, что у издателя есть некая миссия, извините за пафос. Хороший издатель всегда в какой-то мере миссионер. Это просто состояние организма: ты думаешь о том, кому и зачем книги продаешь.
С Кому вы продаете свои книги? Кто ваш читатель?
Когда я начала заниматься книгами в начале 2000-х годов, общалась с разными издателями и очень часто слышала от них фразу, к которой сначала с большим пиететом относилась, а потом вдруг осознала, что совершенно не понимаю, что имеется в виду, и абсолютно не способна действовать в этом формате. Они говорили: «Ну мы же не для себя создаем книжки, мы же издатели, профессионалы... Ты должна представить себе читателя, не похожего на тебя и твоих друзей», – говорили мне. Я поняла, что совершенно не могу и, главное, не хочу представлять себе такого читателя, потому что издаю книги для людей, которые мне близки, которые относятся к жизни похожим образом. В частности, для своих друзей. И это работает. Хочется же получать удовольствие от того, что делаешь.
С Вы дарите изданные вами книги друзьям?
Я знаю точно, что книжка Corpus была бы отличным подарком, но мне неудобно. Человек подумает: ну вот, с полки сняла и подарила. Сэкономила. Неловко.
С Издательство – это бизнес для вас?
Для меня – нет, сейчас я наемный работник. Но мы, конечно, думаем о том, как заработать. Вообще книги Corpus продаются довольно стабильно, без особенных провалов. Но есть несколько проектов, которые держат нас на плаву: это «Подстрочник», в частности, или кулинарные книги...
С Зачем издают и покупают кулинарные книги? В интернете можно найти любой рецепт.
Я ничего про это не понимаю и не знаю, но я много лет живу (и даже работаю!) с Сережей Пархоменко, а он про это понимает все. Он говорит очень правильные вещи. Ты идешь и покупаешь книжки тех, кто хорошо умеет рассказать о том, что делает, – книжки, написанные знаменитыми кулинарами, поварами. Когда человек не просто собирает в книгу рецепты, а объясняет суть дела, общие принципы, подходы. Вот за этим издают и покупают кулинарные книжки. А за рецептами, да, лезут в интернет.
С А вы любите готовить?
Нет, со мной произошла обратная эволюция. Когда-то я очень много и с удовольствием готовила, но чем дольше мы с Сережей живем вместе, тем... в общем, я уже совсем ничего не готовлю.