Людям приходилось добираться до работы по нескольку часов, идти пешком через полгорода, толпиться на автобусных остановках, стоять в пробках. Многие так и не смогли доехать до офиса. Эксперты подсчитали, что в результате забастовки убытки города составят 100 миллионов фунтов.

 

В первый день забастовки, чтобы добраться до работы, мне пришлось идти пешком до ближайшей станции железной дороги. Там я столкнулась с подругой, которая живет совершенно в другом районе. «Так я на работу пытаюсь добраться», — закатила она глаза. Мне было не до разговоров: надо было как-то втиснуться в поезд, который уже подъезжал к переполненной платформе.

Настоящее испытание ждало меня на станции Victoria, куда прибыл состав. Там и без того в час пик не то чтобы очень свободно, а в день забастовки творилось и вовсе нечто невообразимое. Хорошо еще, что на выходе открыли турникеты (при выходе со станции тоже нужно пропустить билет через аппарат), что немного ускорило поток людей.

Я спросила у дежурящего на станции представителя Transport for London Питера Хэнди, как город справляется с забастовкой.

Дальше мне пришлось добираться на автобусе: я долго его ждала, а потом еще почти целый час мы стояли в грандиозной пробке на Оксфорд-стрит. И это еще власти города постарались свести неудобства к минимуму. Они поставили на линии тысячи дополнительных автобусов, открыли на Темзе бесплатные маршруты пассажирских катеров и упростили систему оплаты в электричке.

Я созвонилась с русскими лондонцами, чтобы узнать, как они справляются с последствиями забастовки. Глава благотворительного фонда «CAF Россия», член клуба «Сноб» Ольга Алексеева рассказала мне, что в эти дни почувствовала преимущество проживания в деревне в Кенте: «До центрального Лондона я всегда добираюсь на поезде. Сегодня специально вышла из дому пораньше, чтобы приехать до того, когда уже в черте Лондона поезд будут брать штурмом. Так что удалось избежать ужасов. Но рабочую встречу, которая была запланирована на девять утра, пришлось начать позже: многие не смогли приехать вовремя».

Директор Русской гимназии №1 Юлия Десятникова рассказала мне, что не пользуется общественным транспортом. Правда, по пути домой она все же угодила в пробку в районе Хэмпстед-Хит. Десятникова ругала организаторов стачки: «Я плохо отношусь к любым профсоюзам. Забастовка демонстрирует полное непонимание профсоюзами того, что происходит в экономике страны. В такие непростые моменты общество должно солидаризироваться, чтобы с минимальными потерями пережить сложный период. А вот так вот качать права — как минимум признак близорукости. Это просто безобразие. Когда и без того сложно, дополнительно наносить экономический ущерб, и немалый. Я бы за это надавала по голове».

С Десятниковой согласна и руководитель представительства РИА «Новости» в Великобритании Ирина Демченко: «Когда всем и так трудно, не надо было устраивать забастовку. Может быть, было бы правильно вообще запретить работникам метро бастовать». Демченко тоже ездит на машине, забастовка настигла ее на Мэрилебон-стрит, где образовался огромный затор. Через несколько часов после нашего разговора она должна была лететь Берлин: «Я бы поехала в аэропорт Хитроу на метро — от меня туда идет прямая ветка. А так приходится заранее выезжать на машине, чтобы успеть к регистрации. Как назло, не удалось зарегистрироваться на рейс по Интернету, так что придется выезжать с еще большим запасом».

На следующий день я ехала на работу тем же маршрутом. Никто уже не толкался, люди организованно выстраивались в очереди на автобусных остановках.

Сотрудники станции и волонтеры помогали потерявшимся найти дорогу. У перекрестка стоял человек с огромным транспарантом «Я здесь, чтобы помочь».

Фото: Марго Григорян
Фото: Марго Григорян

Он был здесь и вчера. Я поинтересовалась, в какой из двух дней у него оказалось больше работы.

На второй день забастовки действительно было поспокойнее. Я проехала две остановки на метро: оказалось, что нужная мне ветка местами работает. И все же стачка здорово встряхнула лондонцев. «Пожалуй, теперь везде буду ездить на велосипеде», — решил мой коллега, пересевший на «железного коня».