Я отправилась на гала-прием по случаю открытия ярмарки. Словно забыв про кризис, организаторы решили провести ярмарку русского искусства в шикарном Jumeirah Carlton Tower Hotel.

В зале было шумно и людно. Кризис действительно был где-то очень далеко. Собрались искусствоведы, художники, арт-дилеры и просто ценители русского искусства. Гостей было столько, что для того, чтобы ознакомиться с выставленными произведениями, приходилось проявлять чудеса маневрирования.

 

 

Я разговорилась с молодой художницей Аней Санд (Annya Sand), которая живет в Лондоне. Недавно ее выставка с успехом прошла в Kings Road Gallery, были проданы все ее работы до единой. Я спросила у Ани, кто же покупает ее картины.

 

 

«А вот эту купил Аль-Файед!» — Аня показала мне в каталоге на одну из своих работ.

 

Фото: Марго Григорян
Фото: Марго Григорян

 

Рядом был стенд нью-йоркского художника Юрия Горбачева. «Я единственный живой художник, который может похвастаться тем, что его работа висит в Белом доме!» — поведал мне Горбачев. В США он известен и тем, что придумал рекламную кампанию для водки Absolut Gorbachev. В эту же серию входит и Absolut Warhol.

 

 

 

В Лондоне Горбачева знают меньше, чем в США, хотя, как рассказал художник, у него с британской столицей давние связи.

 

 

Прогуливаясь по залам ярмарки, я оказалась втянутой в полемику. О том, что называть искусством, а что нет, спорили проживающий в Эдинбурге художник Геннадий Гоголюк и лондонец Сергей Павленко, придворный живописец Ее Величества Елизаветы II. «Искусство — это то, что заставит тебя задуматься и замолчать как минимум на несколько минут», — утверждал Гоголюк. «Ерунда! — парировал Павленко. — Это то, что является абстрактным действием или его результатом. И оно обязательно должно нести эмоциональную нагрузку». Тут я поняла, что художники смотрят на меня, ожидая, кого из них я поддержу. Версия Павленко оказалась мне ближе, о чем я и попыталась как можно деликатнее сообщить спорщикам. Но это только подогрело дискуссию. Тогда я поспешила сменить тему и спросила Павленко о том, каково это — писать королеву.

 

 

Павленко рассказал, что его портрет королева назвала любимым. Он говорил об этом так буднично, что создавалось впечатление, что искусство в данном случае — что-то вроде предмета первой необходимости, а следовательно, кризис не способен повлиять на его потребление.