Фото: Алексей Сорокин
Фото: Алексей Сорокин

С Про вас говорят, что вы знаете главные тайны Кремля и крупного бизнеса, работаете с мэрией Москвы и с британской разведкой. Что-нибудь из этого правда?

Ну да, и что я якобы живу уже практически в Великобритании. Тайн Кремля никаких не знаю. Тайны бизнеса — некоторые знаю. Самые успешные мои проекты всегда в области кризисных коммуникаций.

С Это что значит?

Например, корпоративные войны. С самого начала нашей работы все серьезные деньги на консалтинге мы заработали именно в ситуациях корпоративных войн или кризисов. Мы очень много помогали компаниям защититься от рейдерских захватов. Были моменты, когда мне несколько раз лично угрожали.

С И что вы делаете в таких ситуациях?

Жалуюсь всем! Шучу, конечно, но во многом так, да, ищу защиты и помощи. Начинаю звонить всем.

С Я понимаю, что вы не можете приводить конкретные примеры из практики, но все-таки хочется понять, какие основные проблемы вы решаете и как?

 Ну, например, крупная западная компания сокращает штат на 30-40%, должна уволить тысячу человек. К нам приходят с тем, чтобы мы провели внутреннюю коммуникационную работу, поговорили с теми, кого увольняют, и с теми, кто остается. Разработали программу мотивации для тех и других, сняли напряжение в коллективе. Ситуация сокращения — очень сложная, она разрушает тех, кто остается, не меньше, чем тех, кто вынужден уйти. Мы начинаем мониторить публичное поле: читать блоги, газеты, чтобы следить за слухами о проблемах компании. Часто сокращенные сотрудники эти проблемы сильно преувеличивают, мстя компании за свое сокращение. Если подобная информация появилась где-то, то наша задача сбалансировать публичное поле. На негативную информацию дать выдержанный и продуманный ответ. Убрать заведомо ложную информацию, остальную добавить своей, позитивной. Многие PR-компании обещают своему клиенту, что сейчас они придут в сложной ситуации и изменят мнение общественности, заставят ее сменить отрицательное отношение на положительное — эти обещания всегда неправда. Сделать это практически невозможно. Можно лишь искать баланс, так чтобы в публичном поле позитива было по крайней мере не меньше, чем негатива. После этого нужно наладить постоянное пополнение поля позитивной информацией о деятельности компании, четко отвечать на вызовы СМИ, и тогда постепенно эта работа вытеснит негатив на второй план. Я считаю, что какую-то возникшую сложную ситуацию можно переломить в целом за месяц-полтора. Но совсем изменить репутацию быстро не получится. На это нужно несколько лет системной работы.

Раньше мы активно спасали компании от рейдерских захватов. Остановить такой захват можно только звонком из Кремля, у нас, понятно, нет такого ресурса, но мы благодаря эффективному использованию ресурса публичной коммуникации во всех проектах добивались того, что наш клиент и его, назовем его так, «захватчик» садились за стол переговоров и подписывали мирное соглашение. Это большая победа, мы ни разу не проиграли ни одного такого дела.

Кстати, последние года три к нам клиенты обращаются с непривычной для нас просьбой: чтобы про клиента, то есть конкретного человека, а не про компанию в целом, вообще никакой информации не появлялось в СМИ. Вот это сделать действительно сложно.

С Но вы это делаете? Как?

Вместе с акционерами определяем в компании четкого и правильного топ-менеджера, который мог бы стать публичным спикером от лица компании. С ним проговариваем темы и зоны публичной коммуникации с разными аудиториями, всегда в зависимости от текущих и стратегических задач бизнеса. А потом мы постепенно приучаем всех, что всю самую интересную информацию о деятельности компании можно получить только у него. А самого клиента оберегаем от любых контактов с прессой, выполняя для него функцию внешней пресс-службы. А это часто очень непростой процесс.

С А что вы делаете, когда к вам приходит клиент и говорит: я плачу и хочу, чтобы было так, как я сказал?

К счастью, уже ничего не делаем. Говорим: спасибо, до свидания. Раньше мы, конечно, были вынуждены работать именно так, все 90-е годы прошли у нас ровно в таком формате, который вы описываете. А сейчас мы просто по-другому себя ощущаем. И сегодняшняя наша ситуация позволяет нам самим принимать решения о том, с кем мы готовы работать, а с кем нет, какие компании мы готовы делать, а какие нет. Деньги — это уже не главное.

С А что главное?

Люди. Я люблю людей, общение, я коллекционирую жизненные истории, типажи, эмоциональные реакции. А еще для меня и моих коллег очень важен драйв и эмоциональный заряд. Я вообще не могу по-другому. Я так живу.

С Полгода назад вы мне говорили, что не будете заниматься политикой, не хотите, а сейчас ваш клиент Михаил Прохоров возглавит партию. Вы будете ей заниматься?

Тогда я честно вам ответила, даже представить себе не могла, что так сложатся обстоятельства. Сейчас, конечно, мы будем помогать Михаилу, но только в той части, где я понимаю, что делать. Политтехнологиями заниматься не будем, это совсем другая профессия. Мы будем отвечать за репутацию, коммуникацию со СМИ и еще ряд направлений. А выстраивать избирательную кампанию должны специалисты в этой области, и это точно не наша работа.

С Но вам интересен такой поворот деятельности — в сторону политики?

 Очень. Но больше всего я боюсь выйти из зоны своей компетенции: это делать опасно и совершенно не нужно.

С Ходят разные слухи о том, кто написал речь Прохорова для выступления перед партией «Правое дело». Вы можете назвать автора?

 Речь писал сам Михаил. Вернее, не писал, а продумал, так как в написанном виде ее до съезда вообще не существовало. Он воспользовался некоторыми тезисами, подготовленными штабом и экспертами. Взял тезисы, с чем-то согласился, с чем-то нет, и написал речь, вернее, произнес ее. И прекрасно зная это, мне смешно слушать тех людей, кто говорит, что он речь выучил. Это была очень личная речь, речь человека, который пропустил через себя все ее содержание.

С С годами круг ваших близких друзей расширяется или наоборот?

 Я очень легко схожусь с людьми. Мне трудно провести грань между близкими друзьями и людьми, с которыми мне просто приятно общаться. Но, знаете, у меня очень развита интуиция, я иногда шучу, что интуиция у меня на сто процентов заменяет информацию. Я очень хорошо чувствую людей, почти никогда не ошибалась. И, соответственно, очень редко разочаровывалась.

С А как вы расстаетесь с людьми?

Ужасно! У меня происходит чудовищная ломка. Это единственное, от чего я впадаю в депрессию. Я вообще-то очень жизнерадостный человек, я никогда не расстраиваюсь дольше двух часов. Единственное, что меня может вогнать в тоску, — это вот такие надломленные истории отношений. Я просто вгрызаюсь в людей. Вот если человек хочет уйти, а я не понимаю его мотивацию, то намертво вцепляюсь и практически никогда не даю уйти. А если человек все-таки уходит, то у меня на несколько дней очень тяжелое состояние. Пару раз в моей жизни были случаи, когда я сама понимала, что люди переросли свои позиции и им надо двигаться дальше. Тогда я им находила работу на рынке.

С У вас есть свой способ излечения от депрессии?

 Когда такие расставания происходили в личной жизни, то я депрессию «пересыпала». Ложилась спать на 16, 18, 20 часов и обычно вставала уже каким-то другим человеком с ощущением, что сейчас все можно исправить. А вот такие профессиональные расставания не умею переживать.

С Чем вы по-настоящему гордитесь?

Я горжусь тем, что, как мне кажется, я смогла найти в жизни правильный баланс между профессиональным и личным пространствами, ведь для меня «Михайлов и партнеры» — это не просто работа, это огромная часть жизни. Я знаю много людей, для которых работа так же важна, как и для меня, но она им заменяет все. У них не остается времени на то, чтобы быть женой, матерью, другом. Я имею в виду, что многие не могут выстраивать отношения за пределами работы. Еще лет 5-6 назад я тоже не умела балансировать. Сейчас научилась, горжусь.

С Вы когда-нибудь думали уехать из России?

Однозначно нет. Я очень люблю эту страну, какая бы она неправильная ни была. Люблю Москву. Здесь весь мой круг общения. А я без него не могу, он мне нужен, как воздух.