Ажиотаж вокруг авиабилетов на Новый год, начала продаж iPhone в России, увольнение официантки
«Просто потому, что все они подонки», — сказала мне моя знакомая, обозреватель отдела культуры не то чтобы приличной, но, что называется, авторитетной ежедневной газеты, для разнообразия имея в виду не своих коллег по работе, а авиаперевозчиков мира.
На прошлой неделе в Москве все, кого я знаю, или спешно покупали, или объясняли другим, почему они не будут покупать билеты на самолет — на Новый год в Латинскую Америку или, что чаще, в Юго-Восточную Азию. Неделей раньше билеты еще толком не продавались, неделей позже их, скорее всего, уже не будет, на этой же они были, но стоили невозможных денег. Даже узбекские, таджикские и туркменские перевозчики — эти в недавнем прошлом прекрасные, не склонные к стяжательству люди — в этом году выставили абсолютно свинские тарифы.
Упомянутая выше знакомая, узнав, что два места эконом-класса в «Боинге» «Узбекских авиалиний» до Ханоя (подразумевающие помимо 12-часового полета еще шестичасовой отдых на железных стульях в транзитной зоне Ташкентского международного аэропорта, одном из самых интересных мест на планете, насколько я его помню) обойдутся ей что-то в районе четырех тысяч долларов, поняла, что никуда на Новый год не летит, выгнала (ладно, попыталась выгнать) бойфренда, который не в состоянии заплатить за свой билет сам, и с горя купила себе айфон.
Покупка айфона на прошлой неделе была довольно распространенной формой выражения отчаянья. Я знаю минимум двух человек, с высоко поднятой головой проходивших мимо него, например, в английских магазинах и всем говоривших, что не собираются поддаваться массовой истерии и платить триста фунтов за трубку, по которой неудобно звонить в мороз. Оба на этой неделе неожиданно дали слабину, в итоге переплатив почти вдвое сверх лондонской цены. Когда я попросил их как-то обосновать это со всех сторон странное решение, один изложил мне стройную, хотя и глупую теорию, согласно которой купившие айфон сегодня являются вдвое меньшими лохами, чем те, кто летом покупал его на черном рынке, и в разы меньшими — чем те, кто обременял просьбами выезжающих в Америку малознакомых людей полгода назад. Другой пожал плечами и вместо ответа (третьим или четвертым за неделю) пересказал мне слух о том, как администрация президента приказала всем телеканалам, рассказывая про состояние отечественного фондового рынка, вместо слова «обвал» говорить «понижение». «Ты считаешь, тебя это оправдывает?» — спросил я его. «Ну, знаешь, в каком-то смысле, видимо, да», — ответил он и сфотографировал меня айфоном. Лицо, которое у меня было в тот момент, останется с этим знакомым, пока его айфон жив: зная, что теперь оно будет высвечиваться всякий раз, когда я позвоню, я сто раз подумаю, прежде чем это сделать. Та знакомая, которой не хватило денег на билет в Ханой, сказала, что покупка айфона символизирует ее веру в возможность перемен к лучшему.
Как минимум у одного человека из тех, кого я знаю, на прошлой неделе жизнь изменилась к лучшему. В пятницу с утра, придя выпить кофе в сетевой американский дайнер напротив моего дома, я с опозданием обнаружил, что оттуда уволилась моя любимая официантка. Наши отношения развивались на протяжении почти полутора лет, которые я там завтракаю. Уже в третий мой приход она по собственной инициативе нарушила должностную инструкцию и не спросила меня страшным механическим голосом: «Как оладушки?» Официантам данной сети заведений полагается делать это ровно в тот момент, когда посетитель начинает прожевывать первый кусок. Большинству из них доставляет удовольствие видеть, как человек вздрагивает и давится. Моей официантке не доставляло, по крайней мере не в моем случае. Через неделю она запомнила, что я не ем помидоров, и даже согласилась со мной, что изнутри они похожи на человеческие внутренности и это, если задуматься, отвратительно. Через шесть месяцев завела очаровательную привычку неуловимо третировать девушек, которые приходили со мной завтракать: ничего вызывающего, все на уровне интонаций и мелкого жеста, но приходить второй раз девушкам уже не хотелось.
Дайнер тем временем неумолимо портился. Прошлой зимой на столах появились визитки, где предлагалось сообщать свои пожелания и замечания новому менеджеру по электронному адресу [email protected]. Потом там стали пережаривать оладьи и настойчиво класть масло туда, где ему абсолютно не место. Но я упорно продолжал там завтракать, пока в эту пятницу не понял, что уже несколько дней не вижу знакомого лица. «А где...» — попытался узнать я у официанта мужского пола, принесшего мне чашку кофе, наполненную с таким дьявольским расчетом, чтоб туда нельзя было добавить ни капли молока из кувшинчика. Поскольку имени своей любимой официантки я не знал, я получил возможность выбрать из двух вариантов ее дальнейшей судьбы — за последний месяц из дайнера уволились две приветливые блондинки: одна перевелась в университет с вечернего на дневное, а другой просто надоело. Залив весь стол, компьютер и записную книжку при попытке добавить в кофе молоко, я решил, что теперь буду завтракать дома или не завтракать вовсе. Оба варианта лучше, чем пытаться сблизиться с официантом-мужчиной.