...Например, набожная дама лет сорока пяти угощает дачных подружек свекольником, гордо сообщая при этом, что «Господь ей на базаре подсказывает, какая свекла хорошая, а какая плохая». Подружки интересуются, как именно Господь ей это самое на базаре подсказывает. «А очень просто, — с гордостью отвечает дама. — Вот какую свеклу пометит червивостью — та, Катерина, плохая свекла, ту свеклу не бери; а какую, значит, не пометит — та, Катерина, хорошая свекла, ту бери». «Эдак Господь всем подсказывает», — снисходительно замечают подружки. «И ко всем обращается "Катерина"?» — возмущенно интересуется дама.

...Например, гаишник, подавая очередной жертве ласковые знаки палочкой, тихо, но вполне музыкально напевает себе под нос: «Кончен, кончен день забав, иди ко мне, мой маленький зуав!»

...Например, группа филологов в непринужденной обстановке обсуждает факт появления нового перевода Библии на русский язык. Кто-то жалеет, что если перевод приживется, то постепенно потеряется некоторая узнаваемая интонация и узнаваемая языковая манера, принадлежавшая старому переводу. Кто-то замечает, что в английском есть узаконенный жанр «пересказывания» Библии простым языком. Наконец кто-то замечает, что вот сейчас возник бы, скажем, на почве этого перевода новый никонианский раскол... «Да ладно вам, — лениво говорит один филолог. — Какой уж тут в современном мире, при современных коммуникациях никонианский раскол...» «Ну почему же? — немедленно отвечает А. Ф. Гаврилов. — Скажем, ЖЖ-юзер markovna спрашивает: "Доколе?.."»

...Например, поэт М., пребывая в аэропорту Шереметьево, с восхищением слушает, как стоящая перед ним в очереди на досмотр девушка беседует по телефону. Девушка находится в полной курортной готовности: волосы выбелены и отутюжены; длина акриловых ногтей с рельефными акриловыми розами подразумевает умение набирать смски локтем; наконец, девушка с ног до головы окрашена в тот интересный оранжевый цвет, который наносится не для красоты, а для того чтобы сообщить окружающим: «Вот, я из тех девушек, которые окрашиваются с ног до головы в интересный оранжевый цвет». Пока очередь медленно движется к досмотровым аппаратам, девушка, по словам поэта М., делает «минет телефонной трубке»: голосок ее переливается и журчит; неизвестный кукусик, он же сюся и мумуня, узнает о себе столько лестного и приятного, а о своей партнерше — столько трогательного и возвышенного, что остальные участники очереди начинают смотреть на своих жен, мужей, любовниц и бойфрендов с суровым недовольством: вот кому сюсюсик, а кому надо ежедневно напоминать про сиденье от унитаза. Наконец пограничник жестами дает девушке понять, что пришла пора досмотра: сапожки снять, пояс свернуть, все сложить, очередь не задерживать. Не сразу поняв, чего от нее хотят, девушка наконец отрывает телефон от уха и низким, хриплым басом печально говорит: «...Ёбаный в рот, опять раздеваться!»

...Например, в  ранние девяностые годы Р., ныне преуспевающий художник, жил богемно, но крайне бедно, и постоянно искал такого заработка, который позволил бы ему не слишком отрываться от написания картин и подготовки перформансов. Один меценат — человек не то чтобы более обеспеченный, чем его друзья-художники, но, безусловно, более практичный — предложил Р. стать «лошадкой». Речь, слава богу, шла не о наркотиках, но все равно занятие было противозаконным: Р. предлагалось перевозить самолетом ящериц, скрывая их от таможни. Дело в том, что приятель мецената, живущий в Калифорнии, разводил некоторую редкую породу ящериц, на которых в России был большой спрос. Эти ящерицы в темноте немедленно впадали в неподвижность и засыпали, а холоднокровность вроде бы делала их невидимыми для сканеров (по крайней мере, так Р. объясняет это сейчас). Через три дня после предложения Р. сидел в самолете, летящем в Калифорнию, а еще через три дня — в самолете, летящем обратно. Все прошло отлично: небольшое стадо ящериц в его спортивной сумке успешно миновало таможню; сам Р. от страха чуть не наделал в штаны, но удержался. К сожалению, по прилете его нежно приняла служба безопасности. Оказалось, что с борта самолета сообщили о пассажире, который за время пути посетил туалет шестнадцать раз, и каждый раз проводил там от пятнадцати до двадцати минут. Когда впоследствии меценат ласково спросил Р., какого хрена он это делал, Р. сказал, что водил ящериц писать. Кого-кого водил? Ящериц. Что делать? Писать. «Господи, да на кой хрен ты водил их писать?!» — «А они все время пищали из сумки: "Я писать хочу! Я писать хочу!.."»