* * *

...Например, с возрастом начинаешь ценить комаров: вот ты станешь окончательно старым, сморщенным и противным, а они по-прежнему будут трепетать от вожделения, стоит тебе только войти в комнату.

* * *

...Например, когда стало ясно, что топ-менеджер П. не просто хронический воркаголик, а работает буквально по шестнадцать часов в день семь дней в неделю, его семья произвела Вмешательство. Все по учебнику: заранее написали на бумажках, что хотят сказать; прочитали с бумажек, как они любят П. и волнуются за него; выступили старшие дети и рассказали, как им не хватает папы, который вечно сидит, уткнувшись в экран. Ну, понятно, П. сначала кричал, что ему надо идти работать; потом кричал, что его никто не понимает; потом демонстративно звонил по мобильному своему биржевому маклеру и кричал в телефон важные рабочие сообщения. Семья не сдавалась. Постепенно П. начал нервничать и размякать. И тут выступил специально приглашенный психотерапевт. Он сказал П., что все собрались здесь потому, что любят его и хотят ему помочь. И что если он признается себе в том, что он трудоголик, то это будет первым его и самым главным шагом к спасению от трудоголизма. И что чем скорее это произойдет, тем скорее П. сможет измениться и обрести свое новое «я». На этих словах П. зарыдал. Терапевт сказал, что это прекрасная реакция. А теперь, сказал терапевт, ему, П., нужно как следует собраться с силами. «Потому что, — добавил он, — для обретения вашего нового "я" вам придется очень, очень, очень много работать!» Тут П. медленно повернул к терапевту заплаканное лицо и тихо спросил: «Что, правда?..»

* * *

...Например, молодая женщина с чуть слишком длинными ногтями, на чуть слишком высоких каблуках снисходительно говорит младшему брату лет шестнадцати: «Ты, Матвей, сейчас думаешь: такой я толстый, некрасивый, зеленый... А через десять лет будешь думать: такой я сейчас толстый, некрасивый, усталый... А через тридцать лет будешь думать: такой я сейчас толстый, некрасивый, старый... Так что, Матвей, помни: сейчас — лучшие годы твоей жизни».

* * *

...Например, писатель N. в свойственной ему манере является к друзьям, ложится на диван прямо в грязных «кроксах» и заводит бесконечное нытье о том, что жизнь трудна. Душа страдает; жизнь идет не так, как хочется, а как хочется — так не идет; а если идет, как не хочется, то еще больше хочется так, как хочется, а от этого снова получается, как не хочется, и так далее, и так далее. Тяжелая, короче, у писателя N. жизнь. Для пущей увесистости своих суждений N. рассуждает как бы не о себе, а о некотором писателе вообще. О Писателе. «С Писателем случается то-то...», «У Писателя приключается это...» Друзья, привычные к этому никогда не меняющемуся нытью, писателя N. не слушают, но бодро отвечают ему в том же духе: может, Писателю водки выпить? Писатель вздыхает тяжелым перегаром: он уже выпил водки. Может, Писателю погулять сходить? Писатель смотрит на друзей, как на идиотов: он что, собака — гулять? Он же Писатель. Он — как ковер или печать страданий на челе: он лежит. Может, Писателю бабу себе найти? Писатель против. Зачем Писателю баба? Выест мозг, посадит печень, разобьет сердце... Наконец, друзья не выдерживают. Может, Писателю поднять, наконец, жопу от дивана и написать что-нибудь?! Писатель даже привстает на своем скорбном ложе и недоуменно смотрит на друзей. Зачем это? Ну, вот Писатель напишет что-нибудь, выйдет у него книга... «А зачем Писателю книга? — растерянно спрашивает N. — Книга у Писателя уже есть».

* * *

...Например, очень напряженный, очень молодой человек в очках за стойкой грязноватого шумного бара на Чистых прудах просит официанта передать от него бокал мартини усталой женщине лет тридцати, внимательно глядящей в ноутбук. Женщина ищет глазами своего поклонника. Молодой человек кривовато пытается отсалютовать ей двумя пальцами, как в кино, и случайно ударяет себя по лбу. Женщина встает из-за столика, подходит к молодому человеку волнующей походкой, наклоняется к самому его уху и нежно шепчет: «Вы такой славный... Но мне еще двадцать шесть контрольных проверять...»