
Заложники свободного брака
— Дело в том, что у нас свободный брак, — высоким и звонким голосом сказала женщина и посмотрела на меня с некоторым вызовом.
Я машинально кивнула, но тут же решила переспросить:
— Простите, а что это, собственно, такое?
Эволюция семьи происходит в наше время с такой значительной скоростью, что я вполне могу чего-то уже, как говорят мои подростки, «не догонять».
Женщина принялась охотно рассказывать. В теории все выходило в общем-то неплохо, но чем дольше я ее слушала, тем меньше понимала, почему она называет описываемые ею отношения браком.
То, что меня интересовало более всего, — у них с мужем двое детей. Старшая, девочка 14 лет, сидела в предбаннике моего кабинета и развлекалась прогрессивными матрицами Равена (разновидность теста на определение интеллекта).
Супруги вместе учились в институте. После муж сначала работал в какой-то петербургской фирме, где ему якобы не давали расти, потом перебрался в Москву, где была выше зарплата и лучше перспективы. Немедленно переехать с двумя маленькими детьми в съемную московскую квартиру моя клиентка не решилась. Муж приезжал в Петербург, она тоже пару раз в год ездила к нему с одним из детей (возить обоих было слишком тяжело). Летом месяц отдыхали все вместе. Поначалу все же подразумевалось, что муж в Москве «закрепится» и заберет семью. Но по прошествии еще двух-трех лет он начал говорить, что честный бизнес в Москве невозможен и нужно двигаться дальше — в Европу или в Штаты. Ищущий, как известно, находит, и такая возможность вроде бы подвернулась. Тут вопрос встал ребром: вы едете со мной или не едете?
Они не поехали. Девочка Римма ходила в первый класс, у мамы Иры была в Петербурге интересная работа, друзья и подруги, родители, которые обожали внуков…
— Поезжай! — с легким сердцем сказала Ира, которая за время проживания супруга в Москве привыкла к его отсутствию. Он не особенно настаивал — и уехал.
Дальше все было замечательно. Они жили тут, он — там (в Германии), встречались на каникулах и в отпусках, он исправно присылал деньги и подарки к праздникам…
* * *
Уже почти полтора года Римма хамит учителям и домашним, конфликтует с одноклассниками, связалась с какой-то уличной компанией, курит, несколько раз приходила домой нетрезвой.
— Вы уж поговорите с ней, объясните, куда это может завести. Нас-то она не слушает…
Римма: не надо меня лечить, у меня нет проблем, я живу как все, если это кому-то не нравится, мне это фиолетово. Пусть идут лесом, оба…
— У тебя есть друзья? Парень?
— Приятели есть. И вообще все есть, что мне надо, а чего нету, то и пошло бы к черту. И я же сказала вам: не надо! Меня! Лечить!
— Когда начались проблемы с Риммой, — спрашиваю я мать, — что сказал из Германии ваш партнер по «свободному браку»?
Ира плотно зажмуривает глаза. Вокруг глаз собираются морщинки. Голос становится ниже на два тона:
— Я растерялась. Я оказалась к этому не готова, и мои родители тоже. Мы думали, что трудные подростки — это где-то, с кем-то, не у нас… Я надеялась, что муж утешит меня, даст совет, морально поддержит. А он… он во всем обвинил меня. Только представьте себе: все, что происходит, вполне закономерно, потому что я не уделяю детям достаточно внимания, слишком много занимаюсь своей карьерой и социальной жизнью, мои родители разбаловали нашу дочь и даже — я не подаю дочери достойного примера! Кто бы говорил!
— Все эти годы, от его отъезда в Москву до нынешнего кризиса, вы как-нибудь обсуждали свои отношения с мужем? Свои и его чувства, перспективы…
Ира задумывается.
— Пожалуй, нет. Только конкретные вещи — кто куда приедет, на сколько, что будем делать в отпуск. Предполагалось, что всех все устраивает…
— А что мальчик? — поинтересовалась я. — Как у него с поведением?
— Он только в четвертом классе, и вообще тихий…
— Нарушения сна, страхи, какие-нибудь кожные или респираторные реакции?
— Да, у Димы нейродермит, и еще он боится оставаться в квартире один. Когда у нас никого нет, я разрешаю ему ходить к соседям… А откуда вы знаете?
Откуда я знаю?
А как еще реагировать «тихому мальчику» на окружающую его неопределенность? Только невротическими симптомами.
Его более сильная сестра, которой к тому же настало время учиться формировать значимые и вызывающие доверие отношения (а у кого учиться?), демонстрирует свой почти неосознанный протест по-другому — открыто и ярко.
— Перестаньте врать себе и друг другу, — говорю я. — Ваш брак как содружество и сочувствование двух людей давно не существует. Вы разрушили его своим бездействием оба, с двух сторон, и ровно ничего не предприняли для его сохранения. Однако факта вашего родительства не отменяют никакие метаморфозы ваших же межличностных отношений…
— Но что же мне теперь делать?
Я молчала.
— Развестись?