В фильме Дэвида Кроненберга «Муха» главный герой, ученый-физик, занят проблемой телепортации. Ему удается воплотить свою идею в реальность. К несчастью, опыт над собой он проводит в состоянии алкогольного опьянения, контроль утрачен, и физик не замечает, что в камеру-телепорт случайно попадает муха. Компьютер, курирующий телепортацию, сбит с толку.

[cut]При перемещении в пространстве происходит смешение атомов двух разных организмов, и на выходе во второй камере оказывается гибрид — человек-муха. Ученый не сразу замечает, что с ним произошло. Муха в его теле проявляется постепенно. Меняются физиология, инстинкты, внешний вид. Насекомое одолевает, человек превращается в гигантскую муху. Физик, понимая, что с ним произошло, предупреждает свою подругу: с ним нужно быть настороже. На человеческий опыт наложена высшая свобода, ведь мухи не скованы моралью, религией. В некотором роде гибрид мухи и человека — это проект ницшеанской личности.

В 1991 году исчез (телепортировался) Советский Союз. Вместе с ним растворилось культурное пространство, которое он генерировал и в котором находился, — пространство модернизма. С рождения модернизм был занят переустройством мира, точнее — его благоустройством. Он наводил порядок, вначале все разбирал до черных квадратов, а потом собирал исправленную и улучшенную реальность заново. Возникнув в начале XX века в России, модернизм уже в Советском Союзе развивался в двух направлениях. Существовали художественная иллюзия (условно — Союз Небесный) и реальность, которую принято называть тоталитарной.

Искусство всегда было построено на подражании миру, и художник был занят тем, что производил более или менее удачные копии в соответствии с общекультурной парадигмой своего времени. Проще говоря, произведение античной культуры воспринималось автором и зрителями либо как красивая копия прекрасного мира, либо, исходя из воззрений гностиков, как ухудшенная копия и без того уродливого порождения Великого Архонта. Модернизм декларировал отказ от подражания. Он творил мир по законам высшей справедливости. В политическом сегменте эта идеологическая установка обернулась тоталитарностью и консерватизмом. Но именно это и позволило Советскому Союзу, как наиболее последовательному проекту модерна, максимально долго сохранить свое культурное пространство и стать страной «продленного модернизма».

В девяносто первом году произошел невозможный скачок: страна в кратчайший срок преодолела культурное пространство длиной почти в тридцать лет и буквально выпрыгнула из модерна в постмодернизм.

Появившийся в середине шестидесятых годов постмодернизм стал своего рода заклятьем, наложенным на модернизм. Мировое сообщество было испугано тем, что модернизм, декларирующий Поступок (например, Карибский кризис), способен поставить на реальности большую точку. Постмодерн создавал множество точек. В нем было возможно все, и это все было необязательным. Постмодерн изгонял реальность (мы не здесь и не сейчас) и делался разновидностью или филиалом ирреального загробного мира. В этот постмортум и устремился СССР. Молниеносный процесс во многом напоминал ту самую телепортацию из фильма Кроненберга. Смертельно опасный опыт страна, как и герой фильма — физик, делала, будучи по-ельцински — подшофе. Короткий опыт постмодерна дал понять, что телепортация прошла неудачно. В камеру определенно попала «муха». Как и в фильме Кроненберга, проблема не сразу дала о себе знать. Привычный мир разрушался постепенно. Законы логики и морали советского модерна еще действовали, хотя в них уже проникли новые мушиные молекулы ДНК — пошел процесс мутации. Постсоветская Россия, похожая на прокаженного, стояла перед зеркалом в ванной и видела, как отваливаются ненужные уши и пальцы, выпадают зубы. Подступала паника.

Уже в середине девяностых было понятно, что не обошлось без «насекомого». Задавались вопросами, какое собственно — неизжитая ли коммунистическая тлетворная тля? Пассионарные носители новой культурной парадигмы активно разоблачали недостатки парадигмы прежней, благо, что противоречивость и тоталитарное наследие модернизма делались прекрасным объектом для осуждения.Физик из «Мухи» после долгих расчетов понял, что спасти его может лишь новая телепортация. Он должен зайти в камеру-порт вместе со своей подругой, и, только когда два человека сольются в одного, муха будет изжита. Почему андрогин не будет носителем мушиных черт, почему, в конце концов, не учитывалась вероятность появления гигантской мухи-андрогина — не объяснялось. Но это и понятно, все исследования проходили в состоянии истерики. В любом случае, возвращения физика в том виде, в котором он был до первой телепортации, уже не предусматривалось. Хотелось одного — просто получить человека. Уже на исходе девяностых постмодернизм сделался объектом яростной критики. Отовсюду лезли его мушиные волоски, усики и крылышки, отгнивали уши и пальцы. Назрела необходимость реабилитационной телепортации. Состояния постпостмодернизма быть не может. Единственный очевидный путь лежит обратно — в модерн. Задача проста: любым путем получить Человека, пусть уже не советского — носителя Кодекса Строителя Коммунизма, пусть уже не Православного (одолела многоконфессиональность). Короче, кого угодно, лишь бы окончательно не стать постмодернистской «мухой».

С 2000-х годов начинается активная реставрация, но не Советского Союза, а его культурного поля — советского модерна. Для телепортации оказались необходимы дополнительные объекты. Ввиду сильной поврежденности артефактов советского и русского периодов (загадили мушиные представители новой культурной парадигмы) понадобились новые, похожие объекты — копии культурного наследия царской России и СССР. Постсоветская постмодренисткая Федерация мобилизовала все силы массовой культуры — кинематограф, телевидение, литературу. В результате маленьких локальных телепортаций, подкрепляющих связь времен (Хабенский в обнимку с черепом Колчака, Шакуров с брежневскими бровями Черномырдина, Михалков на коне, Сванидзе с законом о недопустимости пересмотра результатов Великой Отечественной войны, Рамзан Кадыров с декларацией о доходах и т.д.), создаются субпродукты грядущей большой телепортации, которая все вернет на круги своя. В камеру телепорта тащат все подряд: Отечественные войны, православие, иудаизм и ислам, Скобелева и Троцкого, храм Христа Спасителя и Белый «Свиток Торы». Считается, что так даже лучше — получится обогащенный, как уран, русско-советский модерн. (Чем-то похожим балуется мэр Лужков, когда полагает, что занят реставрацией: в лужковский телепорт складываются руины, турецкие стройматериалы, таджикские гастарбайтеры. На выходе «отреставрированный» объект так же похож на прежнего себя, как резиновая кукла секс-шопа на реальную женщину. А какие претензии, функциональность-то сохранена).

Близится заветный миг, когда откроется люк камеры-порта. Начальник проекта с волнением отрапортует стране: «В результате успешной телепортации Постсоветская культурная парадигма стала Российской. В ней декларируется возврат к утраченным ценностям — академизму, классике, реализму, сентиментализму, новой искренности, духовности. Муха изжита!» Аплодисменты. Проблема в стыдливо пропущенной приставке «нео» (по сути то же самое, что и «пост»). Возвращены неоклассика, неоакадемизм, неореализм, неосентиментализм, неоискренность, неодуховность, неоинтерес к неоличности. Нетрудно предположить результат. В теле нового Нео (в главной роли — Киану Ривз), как в капсуле, сохранятся и приумножатся все мушиные гены. Лицо его и внутренности будут намертво спаяны из множества узнаваемых всенародных сегментов. Левая верхняя половина лба — Хабенский (в роли Колчака), верхняя правая — Безрукова (в роли Саши Белого), брови — Черномырдина, подбородок — Собчак, нос — Канделаки, губы: нижняя — Зверева, верхняя — Новодворской, язык — Жириновского, один глаз — Жванецкого, второй — Рамзана Кадырова, ресницы — Киркорова, усы — Михалкова, лысое крепкое темя — Лужкова, которое одновременно является пяткой Батуриной, прорастающей внутрь гибрида акробатическим валетом, сердце — Путина, пупок — Билана, правая рука — Валуева, левая — Матвиенко, правое мозговое полушарие — от Березовского, левое — от Медведева, легкие — Кобзона, печень — Каспарова, уд и семенники — Абрамовича, груди — Чеховой (промеж грудей на цепи — сложный конструкт креста, полумесяца и шестиконечной звезды), ягодицы — Костянова, ноги — Пугачевой, голос — Баскова. Список бесконечен…

Постмодернизм блестяще поглощает все попытки телепортации. Отказ от постмодернистских приемов не спасает от постмодернизма. Муху не отменить, не изжить, не выдавить по капле. Мухой поражено все, что натаскали в телепорт. Ситуация напоминает кадры из фильма ужасов, когда кажется, что монстры побеждены, уничтожено их потомство. Герой с чувством исполненного долга шагает по освобожденной территории. Но в нем зреет неистребимый, как сорняк-борщевик, инопланетный зародыш. Он вскоре проклюнется, разорвет насекомьими когтями грудную клетку. Впрочем, это уже не «Муха», а «Чужие».