Максим Суханов: Безграничная власть похожа на радиацию

Фото: Арсений Несходимов

Владимир Мирзоев перенес действие пушкинской трагедии «Борис Годунов» в современную Москву. В кадре бояре разъезжают на иномарках, посетители «Корчмы» получают царский указ по SMS, Пимен ведет свою летопись на «Макбуке», а на носу выборы нового государя. История о кровавой природе русской власти и ее разобщенности с народом задумывалась как разоблачение «национальных архетипов», по выражению самого Мирзоева, а выглядит порой как трагическая сатира на действительность.

Как рассказала Екатерина Мирзоева, идея экранизировать «Бориса Годунова» появилась еще в 1997 году. Но тогда снимать такой фильм было просто невозможно: в сюжете и даже в имени быстро нашли аналогию с Борисом Ельциным, и идее пришлось терпеливо дожидаться своего часа. После того как фильм был снят, в Суханове-Годунове кого только ни усмотрели дотошные зрители: и Ельцина, и Путина, и даже Ленина. Когда кто-то из участников проекта спросил Суханова, осознанно ли он добивался сходства с нынешним национальным лидером, все, кто имел отношение к картине, очень удивились: о нем речи не было вообще, тем более не было сознательных попыток подражать. Что говорит о том, что как минимум один свой замысел Мирзоев донес до зрителя: отношения власти и народа всегда примерно одни и те же, сколько бы лет ни прошло — 200 лет от Годунова до Пушкина или 400 до нашего времени. Рассказанная история остается живой, остросоциальной и неизменно цепляющей.

Суханов рассказал, что он согласился сниматься в фильме потому, что ему был интересен материал и очередная возможность работать с Мирзоевым, а небольшой бюджет картины его не смущал. «Деньги — последнее, о чем я говорю, обсуждая возможность съемок», — сказал Суханов. На вопрос, как он вживался в роль царя, Суханов ответил, что долго изучал биографию своего героя, пытался прочувствовать его одиночество, страхи, комплексы и погрузиться в предлагаемые обстоятельства. «Мне кажется, это всегда лучшее решение — просто погрузиться в предложенные обстоятельства, почувствовать их, и они сами дадут ответ», — считает актер.

«Бориса Годунова», который пока идет всего в одном кинотеатре в Северном Бутово и распространяется пиратами в интернете, критики называют и самой большой удачей, и провалом Владимира Мирзоева. Участники проекта «Сноб» тоже разделились на два лагеря. Режиссера обвиняют и в затянутости некоторых сцен, и в нарочитости, и в использовании шаблонных приемов. Но в то же время нарекают чуть ли не пророком, и к нему же идут за советом, как жить дальше в стране, где все настолько прогнило. Мирзоев же обеим сторонам на все вопросы отвечает лишь одно: «Смотрите фильм, там все сказано».

Так, Владимир Громковский расспрашивал режиссера о замысле картины и в ответ услышал лишь то, что этот замысел полностью воплощен в фильме. Ксения Чудинова спросила о назначении довольно длинных и тяжелых батальных сцен, и услышала в ответ, что восприятие искусства и жизни индивидуально: то, что одному кажется тяжелым и избыточным, для другого становится моментом подлинного откровения. «Мы сняли эту историю так, как мы ее почувствовали. Вряд ли мы могли снять фильм, который каждым своим кадром устроит всех, мы к этому и не стремились». Расспрашивали режиссера и о том, что он думает об аналогичных примерах режиссерской мысли: «Кольцо Нибелунга» Патриса Шеро, «Тит Андроник» Джулии Теймор, «Ромео и Джульетта» База Лурмана... И Мирзоев охотно признает, что перенесение истории 400-летней давности в наше время — довольно стандартный постмодернистский ход, использующийся и в театре, и в опере, и в кинематографе. «Это естественный ход эстетической мысли, и никакого авангарда здесь нет. Мы просто "схлопнули" время и показали пространство Москвы не с точки зрения истории костюма и архаики речи, а с точки зрения драматургии общественных процессов. Мы апеллировали к русской истории, чтобы показать зрителю существующий у нашего народа архетип, который, конечно же, нельзя описать в двух словах, но который подразумевает и самовластие, и огромную дистанцию между властью и народом, и мазохистские какие-то нотки, и желание при этом каждого выбраться в Наполеоны, и ощущение, что у него есть такое право...»

Громковский уточнил, были ли эти архетипы заложены в пьесу Пушкиным, но Мирзоев ответил, что нет единого, правильного прочтения произведения Пушкина, а есть видение каждого, и тот фильм, который есть, отражает его личное видение. На просьбы избавить нас от ощущения безысходности, прозвучавшие из зала, и посоветовать, что делать в стране с таким непростым прошлым и настоящим, режиссер ответил лаконично: «Я верю в то, что нас спасет наша культура, дух и интеллект».

Фото: Арсений Несходимов