Пять минут прощания

вот крупной солью светской злости стал оживляться разговор

ГОВОРИМ ПО-РУССКИ

Шестьдесят третий год, наверное. Калужское шоссе еще совсем узкое. Если встречаются две машины, то каждая берёт немножко вправо, чтобы разъехаться. Правда, машин тогда было совсем чуть-чуть, так что ничего, нормально.

Едем однажды с папой в Москву с дачи. И вдруг — пробка. Ну, не как теперь, а машин шесть или восемь. В основном грузовые. Подъезжаем ближе: батюшки! Грузовик врезался в другой грузовик. Один развернут поперек, радиатор дымится, второй лежит на боку. Один водитель вроде ничего, хотя очень бледный. Наверное, головой стукнулся. У другого сломана рука. Оперся спиной о березу, стонет. Кто-то лезет к нему с дощечками и бинтом, шину наложить. Кто-то этого айболита оттаскивает, говорит, что уже скорая выехала, из деревни позвонили. Народ одни мужики.

Вдруг со стороны Москвы раздается настойчивое бибиканье.

Вижу — серая «Волга» пытается протыриться. А как проедешь? Во-первых, машин с той, московской стороны уже штук десять скопилось. А главное, разбитые грузовики совсем дорогу перегородили.

Из «Волги» вылезает тетенька. Даже скорее девушка. Совсем молодая. В форме лейтенанта. Юбка цвета хаки. Пиджачок. Беретик с кокардой. В руке портфель.

Она строго говорит:

— Дайте проехать! Я фельдъегерь!

Дело в том, что на Калужском шоссе есть правительственные дачи. Наверное, эта девушка везет туда в своем портфельчике какие-то бумаги.

— Дайте проехать фельдъегерю! — требует она.

Мужики возмущенно орут:

— Иди на х*й! Авария, в п***у! Не видишь, б***ь, х*егерь фельдъё**ный?!

Девушка сухо парирует:

— Товарищи, я всё вижу. Но зачем же сразу колкости?

есть речи — значенье темно иль ничтожно

ГОВОРИМ ПО-РУССКИ — 2

Я раньше не умел ругаться. До шести лет не умел. А когда мы переехали с Покровки на улицу Грановского, сразу научился.

Понято, почему. На Покровке я ходил гулять только с мамой или бабушкой. И не во двор, а на бульвар или в Милютинский сад. Двор у нас был проходной-проездной, ребенка одного выпускать опасно.

На улице Грановского — другое дело. Там был забор, и милиционер спрашивал: «А вы, гражданин, к кому?». Меня выпустили гулять в первый же день, как мы приехали.

Тем более что у нас было несколько человек гостей: новоселье на скорую руку.

Я вышел во двор. Ко мне тут же подбежал мальчишка постарше.

Он спросил:

— Переехали к нам? Как зовут? Матом ругаться умеешь?

Я сказал:

— Ага. Зовут Денис. А тебя? А матом — это как?

— Толя, — сказал он. Мы пожали друг другу руки. Он придвинулся ко мне и быстро прошептал:

— Х*й! П***а! Сука! Б***ь! Е**ться! Черт засрáный!

Я понял только про черта засрáного. А остальное тут же забыл, кроме двух первых слов, которые принял за одно слово.

— А что такое «х*йп***а»? — спросил я.

— Подрастешь — узнаешь! — засмеялся он и убежал.

Но мне было скучно одному стоять и ждать, пока я подрасту. Поэтому я вернулся в квартиру. Открыл дверь нашей комнаты и с порога громко спросил:

— Мама-папа! А что такое «х*йп***а»?

Все гости замолчали. Кто-то засмеялся. Но ему сказали «тс-с-с!»

— Это ругательство, — спокойно сказала мама. — Так ругаются грубые и злые люди. А ты хороший мальчик и никогда не будешь ругаться, правда?

— Правда, — сказал я. — Никогда не буду, честное слово!

Но мне, как нарочно, все время хотелось ругаться. Правда, я ругался только чертом засрáным, потому что скоро забыл даже слово «х*йп***а». Я сдерживался изо всех сил. Не всегда получалось. И я с наслаждением кричал какому-нибудь приятелю:

— Ах ты, черт засрáный!

Но я был честным мальчиком. Я признавался маме, что сегодня ругался. Она меня наказывала: не пускала во двор гулять. И я сидел на диване и скучал.

Однажды в воскресенье днем мама с папой ждали гостей. Я очень любил гостей, обожал толочься вокруг стола и слушать взрослые разговоры. Но мама сказала:

— Иди погуляй во двор.

Я сказал, изобразив горестное раскаяние:

— Сегодня утром я ругался...

— Опять?! — всплеснула руками мама.

— Ну и как же ты ругался? — нахмурился папа.

— Я сказал Мишке «черт засрáный», — прошептал я, предвкушая, что мне запретят идти гулять, и я останусь с гостями.

— Да ты просто ужасающий сквернослов! — сказал папа. — Это никуда не годится! Ну, ладно, беги, беги. Мишке привет.

Мама не стала меня останавливать. Я пошел гулять во двор. И мне как-то совсем расхотелось ругаться.

полемический задор

ГОВОРИМ ПО-РУССКИ — 3

Один раз Дурново и Чеканский пошли смотреть хоккей. В Лужники, на Малую спортивную арену. Кажется, ЦСКА — «Динамо». Кажется, финал или в крайнем случае полуфинал. В общем, какая-то важная встреча. Иначе зачем бы Дурново и Чеканскому идти на стадион, вполне могли бы по телевизору.

Да, кстати! Когда я написал про этот случай одной своей знакомой, она ответила мне: «Как вы здорово придумали фамилии персонажей — Дурново и Чеканский. Просто класс!»

Очень приятно, конечно, получать такие комплименты. Однако Дурново и Чеканский — это совершенно реальные люди. Мои старшие товарищи по филфаку. Вот с Дурново я виделся не далее как 20 мая 2010 года в одной большой компании. Выпили немножко и среди прочего вспомнили эту историю. Которую, собственно, давным-давно рассказал мне Дурново.

Итак. Сидят Дурново и Чеканский на трибуне, смотрят боевой наступательный хоккей и отчаянно комментируют игру. Совершенно не стесняясь в словах и выражениях. Даже придавая словам и выражениям стилистическую отточенность и добавочную резкость: придаточные предложения, деепричастные обороты, разные суффиксы и приставки, а также сложные слова.

Филологи, ясное дело. Кроме того, уже выпили пива.

Комментируют беспрерывно и довольно громко.

Какой-то гражданин из заднего ряда нагнулся к ним и сказал:

— Молодые люди! Прекратите! Черт знает что, просто уши вянут!

Чеканский обернулся и ответил:

— Молчи, жопа. Это гротеск.

В общем, если вас спросят «Зачем же сразу колкости?» — смело отвечайте: «Это гротеск!»