Валера напросился с нами в паб. «Вы куда идете? Обедать? А можно с вами? Я тут сутки уже ничего не ел». Как откажешь соотечественнику в Лондоне, особенно если прилетели в одной тургруппе и ты его уже выручал на границе. По прилете в Гэтвик то ли британские службы заинтересовались огромным Валериным чемоданом (ехали-то на неделю), то ли документы действительно были не совсем в порядке, то ли наметанный глаз выхватил из толпы сомнительного пассажира. Валера не говорил по-английски ни слова. Мне пришлось переводить.

— Вам когда-нибудь отказывали в британской визе?

— Нет! Что вы!

— А тут стоит отказ.

— Э-э... но потом-то мне ведь ее дали.

Покачав головой, пограничник впустил Валеру в Соединенное Королевство.

Первые сутки Валера действительно ничего не ел, потому что не знал, как и где поменять доллары на фунты. Еще его интересовало, откуда в Лондоне так много туалетов.

— Почему везде «толет», «толет»?

— Это to let — сдается внаем. Роман такой есть у Голсуорси, помнишь?

Валера кивнул.

— У кого?

Паб на краю Сити, как водится в этих местах, назывался цветасто, многословно, с аллюзией на кровавую средневековую историю — The Hung, Drawn and Quartered. То есть какого-то бедолагу протащили лошадьми по городу, повесили, а потом еще и четвертовали для верности. Таким многоступенчатым образом  в стране первого континентального парламента долгое время казнили за измену. Плюс в английском имеет хождение идиоматическое выражение well-hung — приблизительно «все пучком». Наверное, что-то такое владельцы тоже имели в виду.

По дизайну английский паб — вечнозеленый стандарт, как французское бистро или китайский ресторан за пределами метрополии. Описывать эти полки с барахлом, пейзажи в рамках, барную стойку или дартс на стене — все равно что объяснять джетсеттеру правила поведения в самолете: когда пристегиваться, где аварийные выходы и т. д., то есть выдавать в принципе верную, но неизбывно лишнюю информацию.

Гораздо интересней смотрелся состав посетителей. А именно два с половиной тихих алкоголика, в рабочий полдень потягивавших свой эль.

Мы заказали по «Гиннесу» и «пастушьему пирогу». Последнее — запеканка из баранины с картофельным пюре, практически мусака.

В тишине приступили. Глотнули пива. Но не успели наши вилки вонзиться в корочку запеканки, как ситуация поменялась решительным образом.

Паб заполонили клерки. «Повешенный-четвертованный» стоит на краю той самой лондонской квадратной мили, которая определяет Сити — финансовый пуп земли, ну или хотя бы один из трех-четырех важнейших в денежном смысле кварталов на планете. Ладно пригнанные костюмы, белые рубашки, четкие строгие галстуки. Всем до тридцати, все весело галдели под пиво и сигареты. Такое ощущение, что никто не закусывал. Звон стаканов, обрывистая речь. В течение минут сорока мы с восхищением любовались существами другого вида.

А потом раз — и снова тишина. Остывший пирог, пиво и та же парочка унылых деклассантов, прописавшихся в этом пабе.

Валера задавал много вопросов. Как здесь живут люди? Какие зарплаты? Как платить за автобус?

В первом часу ночи он позвонил мне в номер.

— Хочешь купить мое место в автобусе?

— В каком автобусе?

— Ну в аэропорт, когда поедешь назад. Вдруг у тебя багаж.

Я вежливо отказался.

— А можешь тогда перевести тут пару страничек? Я ни черта не понимаю.

Переводить пришлось документы на статус политического беженца.

— Валера, какой ты беженец? Ты что, политический?

— Какая разница. У нас Чечня.

— Ты же не призывного возраста.

— Неважно. Полгода обязаны рассматривать заявление. А за полгода я раскручусь как-нибудь.

— Ты же языка не знаешь.

Выучу.

В последнем я сильно сомневался. Но с документами помог.

Накануне отъезда Валера, давно забивший на все экскурсии, снова позвонил.

Я думал, он хочет извиниться за непристойное предложение насчет автобуса.

Но нет. У него была еще одна просьба.

— А можешь позвонить в России моему брату и попросить прислать мне еще раз код от банковской карты? Я его запомнил, а бумажку оставил дома в ящике для белья. Тут потыкался — видимо, неправильно запомнил.

Для кого-то паб связан со студенчеством. Для кого-то с работой в дружном коллективе. Для кого-то, готов поверить, с первым свиданием.

Мне в первую очередь вспоминаются удалые клерки из Сити и бедолага Валера. С клерками все понятно. Судьба бывшего соотечественника меня до сих пор, нет, не тревожит, но интригует. Как ты там, Валера? Нашел свое счастье? Зацепился в краю эля и лагера? Язык-то выучил?