— Она шьет платья для куклы младшей сестры! — обвиняющим тоном сказала женщина. Раздражение портило ее красивое лицо. — А потом часами играет с ней в «домики» и «гости».

— И что в этом плохого? — удивилась я. — Вам бы радоваться, что старшая младшую занимает…

— Вы что, издеваетесь?! — вскипела мать. — Ей скоро исполнится 16 лет! Нужно думать о выборе института, о подготовительных курсах, о своем месте в социуме, о мальчиках, наконец…

— А вы уверены, что Тамара обо всем этом не думает? — спросила я.

Тамара присутствовала здесь же, смотрела на меня и мать со спокойной, милой улыбкой. На щеках у нее были чудесные ямочки.

— Уверена! — отрезала мать. — Я вообще не понимаю, о чем она думает. Книги читает редко и какие-то странные, телевизор вообще не смотрит, в компьютере только рассматривает чужие фотографии. Зато может часами сидеть на подоконнике и смотреть на луну. Может, она лунатик? Это лечится?

— Лунатизм — это вовсе не смотреть на луну… — улыбнулась я.

— Ну тогда я не знаю… Главное, она ведь неплохо учится, четверки и пятерки, значит, умственной отсталости нет? и могла бы, если бы захотела… А у нее никакого самолюбия! Ходит без лифчика и сама шьет себе бесформенные сарафаны, говорит, так ей свободно. Возится с подружками младшей сестры или того пуще… напротив нашего дома — три обшарпанных хрущевки. Там на скамейках у парадных бабки сидят, как в деревне. Так вот она по дороге со школы подсядет к ним и часа три о чем-то разговаривает… Это нормально? И к тому же она толстая! — почти с отчаянием выкрикнула мать. — Я говорю ей: перестань жрать булки и пирожные, займись своей фигурой, походи в зал…

Если честно, то вот на этом месте мать меня откровенно «достала». Тамара действительно была пухленькой, но, на мой взгляд, чувствовала себя в своем теле совершенно комфортно, и полнота ее вовсе не портила. К тому же я прожила на свете уже достаточно, чтобы знать: «вешалки» нравятся далеко не всем. Но я должна была уточнить еще пару вещей.

— А какую позицию во всем этом занимает отец Тамары?

— Никакой, — отрезала мать. — И никакого отца. С отцом младшей сестры отношения хорошие, но он в воспитание категорически не вмешивается.

Так. Это понятно.

— Тамара, а ты сама кем хочешь в дальнейшем стать?

— Не знаю, — пожала плечами девочка. — Может быть, швеей-мотористкой…

— ?!

— Мама говорит, что я ей стану. Я совсем не против, у меня хорошо на машинке шить получается… Или вот еще бывает такая работа, бабушкам продукты покупать и разносить. Кажется, это называется социальный работник…

— Вот видите! — вскричала мать. — Причем это ведь не только сейчас, это уже давно, точнее, всегда было. Знаете, что она сказала, когда родилась младшая сестра? Посмотрела на нее с таким странным выражением, как будто узнала ее, что ли, и говорит: «Ой, какой чудесный к нам оттуда пришел… А как его здесь звать будут?» Я тогда даже испугалась, честное слово, и ночь заснуть не могла. Иногда я думаю, может нам следует к психиатру обратиться…

— Давайте, вы пока посидите в коридоре, а я поговорю с Тамарой.

* * *

— Вы психолог? Я слышала, что психологи умеют объяснять сны. Вы можете мой объяснить? Я его помню всегда, наверное, лет с полутора, потому что потом тот диван уже выбросили, мне мама сказала.

— Рассказывай.

— Я просыпаюсь ночью. В комнате еще мама и папа, но они спят. Я их зову, но они не просыпаются. Тогда я встаю и иду в другую комнату, там бабушка, она тогда была еще жива. Я совсем маленькая, а все вокруг такое большое… Мне страшно, но все равно надо идти. И вот я стою на пороге, там диван, бабушки нет почему-то, сквозняк, а за диваном у стены кто-то… что-то… в общем, оно меня как бы зовет… Надо переступить порог. Но можно и убежать туда, где спят мама и папа, там тепло, душно, безопасно. Я и хочу, и боюсь… А потом все-таки шагаю… И еще мне всю жизнь снятся лифты, которые не падают, а, наоборот, идут вверх и не могут остановиться, даже когда дом кончается. Это так странно…

— Тамара, это сон-инициация. Ты понимаешь?

— Да. Я по этнографии читала.

— Расскажи мне еще о себе.

— Я помню, как первый раз узнала себя в зеркале. Я знаю: большинство животных себя в зеркале не узнают. И вот я наверное тоже сначала была животным. И еще кем-то. А потом вдруг они объединились в одно, и я стою на коленках перед зеркалом в комнате и понимаю: да это же там — я! Вот, значит, какое у меня теперь лицо, вот как я выгляжу! Так интересно…

* * *

— Отстаньте от нее! — Я сама слышала в своем голосе почти умоляющие нотки. — Ей хорошо и интересно жить. Если на нее не давить, она сумеет адаптироваться в соответствии со своими особенностями. Ее особенности… Считайте, что вам повезло или, наоборот, нет, но Тамара — то, что в нашей культуре называют «визионерами». Она видит и чувствует мир иначе, чем мы с вами, и это чувствование иногда открывает новые горизонты для идущих следом… Но помните, такие люди всегда очень чувствительны и хрупки, неосторожное воздействие может разрушить…

— Я пришла к врачу в государственное учреждение! — отчеканила мать Тамары. — За лечением и коррекцией поведения дочери. А вы несете какую-то чепуху, словно бабка из желтой газеты. Вы потакаете ее недостаткам, и неудивительно, что Тамаре понравилось беседовать с вами. Но больше мы к вам не придем. Я найду настоящего врача, а не шарлатана…

* * *

Они пришли спустя четыре года. Тамара похудела, волосы коротко подстрижены, одета в джинсы и футболку. Осталась сидеть в коридоре.

* * *

— Мы тогда лечились у психоневролога. Он нам помог. Она перестала нести чушь и часами смотреть на луну. Закончила школу, поступила в институт на юридический. А теперь… — На глазах у женщины выступили слезы. — Она вообще ничего не хочет. Почти не выходит из дома, почти не ест… Психиатр сказал: надо класть в больницу и назначать сильные препараты… Но вы когда-то… Я ее с трудом уговорила…

* * *

— Тамара, Тамара, Тамара! — Глаза у нее были тусклые и пустые. — Поговори со мной. Я помню твой сон про сущность за диваном. Ты же тогда шагнула туда! Тамара!

— Я вернулась обратно в комнату. Но здесь мне нечего делать. Я больше не вижу снов…

…

— Ты еще придешь ко мне? Пожалуйста! — Я опять почти умоляла.

— Нет. Спасибо вам, но я не приду. Не надо тратить на меня время. У меня все нормально…

Больше я никогда ее не видела. И этот мой рассказ — воспоминание о лунной девочке… Вдруг она прочтет его и тоже вспомнит?