С первых же минут просмотра ашеровского «Дяди Вани» начинаешь судорожно вспоминать оригинальный чеховский текст. Как же я пропустила все эти шутки, когда читала пьесу? К концу первого акта уже не остается никаких сомнений: на сцене — комедия. После спектакля участники проекта «Сноб» завалили режиссера вопросами о том, сознательно ли он изменил тональность пьесы и насколько щепетильно относится к оригиналу.

Тамаш Ашер отшучивался: мол, частые взрывы хохота в зрительском зале объясняются особенностями менталитета аудитории и вообще в смехе нет ничего плохого. Авторский текст, подчеркнул Ашер, он оставил нетронутым, насколько это позволяет перевод. Над адаптацией «Дяди Вани» для англоязычного зрителя режиссер работал вместе со своим постоянным драматургом Анной Ленгиел и с одним из художественных руководителей Сиднейской театральной компании Эндрю Аптоном.

«Аптон пишет на очень красивом английском, но его перевод был слишком цветистым и чуждым чеховскому стилю. Мы открыли пьесу и стали переводить ее предложение за предложением, сохраняя их простоту и точность», — рассказал Ашер участникам проекта.

Тамаш Ашер называет Чехова «самым тонким мастером абсурда и гротеска». Неудивительно, что ашеровский «Дядя Ваня» заставляет смеяться. «Пьесы Чехова не дидактичны, в них нет авторского послания. У каждого из героев — своя правда. И Чехов относится к своим героям с юмором», — говорит режиссер. Чеховские персонажи, с точки зрения Ашера, не подчиняются автору, они играют по своим собственным правилам, и именно поэтому они универсальны. В своей постановке режиссер пытался уйти от национального колорита и социально-исторических реалий. Сохранив аутентичность текста, Тамаш Ашер не побоялся перенести героев в 20-е столетие.

«Если бы мы ставили русскую пьесу за рубежом и при этом пытались сохранить всю ее “русскость”, то постановка превратилась бы в определенный жанр. Я, наоборот, хотел, чтобы герои и их взаимоотношения были узнаваемыми для всех нас. Если бы я оставил их в чеховском времени, в костюмах тех лет, между ними и зрителями возникла бы дистанция», — говорит Тамаш  Ашер. «Мой спектакль не относится к какой-то конкретной эпохе. Невозможно также с точностью определить, в какой стране разворачиваются события. Важно, что действие происходит в провинции, в деревне».

В ответ на это некоторые из участников проекта «Сноб» заметили режиссеру, что он несколько преувеличивает: в постановке все-таки прослеживаются временные и географические рамки, хотя и не очень четкие. Со сцены несется разудалое утесовское «Тюх! Тюх! Разгорелся наш утюг!» — песня из советского кинофильма 30-х годов «Веселые ребята». А элегантные приталенные платья и яркая помада Елены Андреевны (Кейт Бланшетт) отсылают нас, скорее, к 50-м. Но если хронологическая точность отступает перед этими противоречиями, то место действия не вызывает никаких вопросов. Водку герои пьют по-русски — много, в любое время суток и без особого повода. И даже изысканная Елена Андреевна «прикладывается к бутылке». Кейт Бланшетт может себе позволить и такое: ее голливудский ореол как нельзя лучше резонирует с образом ее героини — городской «штучки», контрастирующей с унылым деревенским антуражем.

Участники проекта, конечно же, поинтересовались тем, как повлиял звездный статус Бланшетт на процесс создания спектакля. Режиссер не без удовольствия подчеркнул, что Кейт Бланшетт прежде всего театральная актриса и работа с ней мало чем отличалась от работы с любым другим артистом. «Ее карьера начиналась не в кино, а в театре. Кейт не одна из тех киноактрис, которые, достигнув известности, пробуют себя на сцене», — сказал Ашер.

Помимо Бланшетт, в спектакле Ашера задействованы еще несколько австралийских актеров, добившихся международного признания. Ричард Роксбург, сыгравший дядю Ваню, известен своей ролью в «Мулен Руж», а Хьюго Уивинг (Астров) исполнил одну из главных ролей в «Матрице». В конце вечера участники проекта поблагодарили режиссера за прекрасную возможность не только еще раз, по-новому прожить чеховскую пьесу, но и увидеть голливудских знаменитостей в совершенно неожиданном для них амплуа.