Эту историю мне рассказал мой папа Юрий Александрович Чебанюк. По памяти привожу его рассказ.

День Победы…Победа… Недавно, мучаясь бессонницей, попытался я вспомнить, что знаю о них. Как встретил я победу, пацан-шестиклассник из большого южного города?

Первое воспоминание — это нетерпение. После Берлина мы не могли больше ждать. Завтра! Ну, завтра! А ее все не было.

Восьмого мая мы, ученики мужской гимназии, взбесились. С уроков уходили целыми классами. Казалось, что здесь, в стенах школы с проступавшими сквозь побелку рисунками немецких солдат, мы не услышим шелеста крыльев богини Ники… Прошел слух, что аудитории старших давно пустуют. К выходу двинулись мы — средние.

Сторожиха Франя стояла перед дверью, закрытою на стул, толкала нас крепкой рукой в заячьи грудки и, не повышая голоса, твердила:

— Назад, оглашенные, назад. До дыректора видведу.

Директор прибыл на место битвы самолично. Наш милейший и невозмутимейший Ефим Самойлович орал благим матом:

— Все по классам! Никакой победы! Экзамены на носу!

(Через год он отменял уроки в дни большого футбола).

Но загнать нас в классы было уже невозможно. Помню чердак и длинную очередь к пожарной лестнице. Помню отчаянный крик: «Атас!» Те, кто уже выбрался через слуховое окно, начали, давя друг друга, вползать обратно —пожарку перекрыли внизу.

Потом, протиснувшись через форточку в уборной, я головой вниз выпадал из окна. Меня держали за ноги.

Совершив сей трюк, все стремглав убегали, а я долго еще клянчил свой ранец, который впопыхах забыл на полу. Кто-то сжалился и брезгливо выбросил мою телячьей кожи гордость — ее снял с убитого фрица дядька.

Народ шатался по улицам. Мы шатались вместе со всеми. Стояли у репродукторов: «Прага, Прибалтика…» Не то! Не то… Ели мороженное — 30 рублей порция. Покупали папиросы «Катюша» — пара пять. Наводили блеск на сапогах у многочисленных представителей конкурирующих фирм. «Почистим?» — самое дешевое развлечение.

Она все не спешила.

Уже в темноте расходились по домам: «До завтра».

А в полночь:

— Сын, вставай, — мама коснулась рукой моего лба. — Победа…

Мамино «куда?» догоняло меня уже в парадном. И не догнало, утонуло в грохоте выстрелов.

Выстрелы, выстрелы… Из пистолетов, из ружей, из ракетниц. Где-то на Совхозной стучал пулемет. Уставшие люди хотели выпустить в небо все пули до одной, отстреляться навсегда.

На улице я увидел рядом Игоря, Юрку, Семена, Женьку Культяпу. Мы переглянулись. И, не сговариваясь, бросились по своим тайникам.

Не все взрослые тогда догадывались, что мальчишки вооружены до зубов. Что у каждого в сарае за дровами, на чердаке, в кладовой, в старом портфеле хранился вальтер, парабеллум, на худой случай, дамский «бэби-браунинг». Если не было пистолета, то был обрез. Но это уже у явных неудачников. Из них потом вышли бухгалтеры и журналисты.

…Отделение пацанов выстроилось на крыше невысокого сарая — дюжина мальчишеских силуэтов на фоне светлого неба. «За победу!» Наш крохотный залп влился в победный гром «За…»

С треском над нами вылетело окно, блеснул огонек, и первая пуля пропела в мое ухо: «вззы-ы».

За тем окном жил бывший партизан. Человек редкой храбрости, в плену он выдержал все пытки, не сказал ни единого слова. И повредился в уме, когда пришло освобождение. Жена добилась разрешения забрать его домой. Мы только изредка слышали дикий вой из зарешеченных окон.

Когда загрохотала Победа, о нем на миг забыли. Забыли и об именном пистолете на стене. А в опаленном мозгу, вероятно, вспыхивало: «Убежали!.. Стрельба!.. Идут!..» Он рванул на груди рубашку, вырвал напрочь оконную решетку, выбил стекло. И вот теперь палил по нам с десяти метров.

Первым же выстрелом нас сдуло с крыши. В светлой тьме мы вжимались, ввинчивались в землю. Мы все-таки стали теми солдатами, какими мечтали быть всю войну.

Шли первые минуты мира. Вокруг плюхались в пыль пули, а мы считали: «Четыре, пять, шесть… Неужели у него маузер?»

Когда стрельба прекратилась, нам показалось, что наступила мертвая тишина. И в этой тишине послышались бессильные рыдания большого человека. Им в ответ вдруг где-то рядом заскулил по-щенячьи Женька Культяпа — наш неудачливый метатель трофейных гранат.

— Замолчи, дурак! — сказали ему. — Война окончилась, а ты — воешь!