Робот Холмс

Эрик и Паша выглядели упертыми идиотами целых пять лет. Ровно до прошлого мая, когда Эрик Вебер и Паша Шапиро, авторы пятиминутного мультфильма о Шерлоке Холмсе-роботе Unpredictable Behaviour («Непредсказуемое поведение»), стояли в смокингах в Каннах рядом с Катрин Денев и Шоном Пенном и принимали поздравления. Еще какое-то время спустя во время Нью-Йоркского кинофестиваля они стояли рядом с Микки Рурком и принимали еще больше поздравлений.

То, что за год их мультфильм проехался по фестивалям Италии, Испании, Бельгии, Австрии, Франции, Португалии, Австралии, Кореи и Бразилии, то, что буквально каждый день приходят письма с предложением о прокате то там то сям, Эрик с Пашей вообще не считают достижением.

А важно для них то, что после демонстрации мультфильма на них вышел will.i.am – продюсер и главный человек в эмтивишной хип-хоп-группе Black Eyed Peas. Он только что получил Grammy за клип с Обамой Yes We Can, спродюсировал последний прижизненный альбом Майкла Джексона и держал на протяжении нескольких месяцев первое место в чарте Billboard. Сначала will.i.am заказал Паше клип Take Our Planet Back с защитником окружающей среды Алом Гором – Паша сделал. Так сделал, что у will.i.am новый заказ: анимационный сериал в духе South Park и Gorillaz. Персонажи – конек Эрика – сам will.i.am и его голливудские приятели. Если учесть, что в приятелях у will.i.am такие люди, как Скарлетт Йоханссон, то можно себе представить, с какими глазами Паша, отвечающий за связь с внешним миром, вернулся из его голливудского дома. До посещения will.i.am Паша рассудительно говорил: «Нам нравится то место, которое он занимает в культуре, – на пересечении хип-хопа, который почти всегда альтернативен, и политических и экологических идей». После посещения will.i.am Паша чуть ли не кричал: «Мы даже записали часть voice-over в домашней студии Вилла!» Теперь бывшие работники Пятого ленинградского канала Эрик Вебер и Паша Шапиро подписали контракт с will.i.am до конца 2009 года.

А ведь ничего бы этого не было, если бы еще в девяностых в Питере Эрик с Пашей не узнали, что на гастроли приезжают Pet Shop Boys, не сделали бы на коленках за две недели свою версию The Survivors, не получили бы от Pet Shop Boys два-три сдержанных, но таких ценных одобрительных кивка и не прославились бы после этого на весь город. И вроде бы, как сказал какой-то там знакомый продюсер, Pet Shop Boys даже показывали клип в Англии в каких-то там клубах.

Но когда ты, как Эрик, родился в городе Дзержинске, что под Нижним Новгородом, тебе тридцать с чем-то, а позади одна лишь невнятная история с Pet Shop Boys, Европу, а тем более Голливуд этим не покоришь.

«Когда я оказался в Германии, я страшно был напуган, – признается Эрик. – Я брал в руки какой-то бланк, где было написано, что мне надо сделать: завести счет в таком-то банке, зарегистрироваться там-то, пойти на почту туда-то. Этот самый обычный бланк был такого дизайна, так безупречен, что я вообще не знал, что могу этим людям предложить». Эрик чуть не стал безработным. Стать в Германии безработным, получателем социальной помощи – это хуже, чем в Москве трудиться в ночной палатке: воля к жизни у такого человека стремится к нулю, рано или поздно такой человек превращается в робота.

«Один мой приятель в Германии как-то сказал: а помнишь того немца, Йо-Йо, который к нам на защиту в Мухинское приезжал?» Диплом Эрика назывался «Информационно-рекламное обеспечение сингла Pet Shop Boys "The Survivors"». «Давай позвоню», – сказал приятель. И позвонил. Йо-Йо говорит: «И этот человек сидит без работы?!»

Так Эрик оказался в Бохуме. В Германии нет хуже мест, чем Дортмунд, Бохум, Вупперталь: угольный пояс, пролетарские города. Для человека вроде Эрика нет ничего хуже, чем каждый день рисовать болотных куропаток. В Бохуме Эрик каждый день рисовал болотных куропаток. Таких, сяких, пятых, десятых, в шляпе, без, с прищуром артиста Буркова, без, в фиолетовом трико, в стетсоне.

Сам Эрик сроду в компьютерные игры не играл, но куропаток исправно поставлял на убой немецким клеркам. Клерки убивали куропаток, убивая офисное время, убивая экономику Германии: в начале двухтысячных чуть ли не каждый офисный работник Германии тратил на истребление куропаток (цель игры Moorhuhn – поразить как можно больше куропаток, в русском варианте «морхунов», за определенное количество секунд) чуть ли не четыре часа в день. Куропатки, писали немецкие газеты, подрывают нашу экономику. Куропатка – гроза работодателя, писали они же. А клерки требовали все больше морхунов у маленькой бохумской компании. Все больше морхунов требовала маленькая бохумская компания у Эрика. Производительность немецкого труда падала, смертность куропаток росла, Эрик, как заведенный, рисовал куропаток, Эрик превращался в робота.

Чем больше маленькая бохумская компания боготворила Эрика, тем больше Эрик ненавидел клерков, Бохум, морхунов. Каждый вечер он звонил в Сан-Франциско лучшему другу Паше и говорил: «Паша, давай настоящий мультфильм сделаем». «О чем?» – спрашивал Паша, ломая в это время голову над сайтами компаний с названиями вроде CAM Systems LLC USA или FusionOne Inc. USA. Это сейчас Паша арт-директор рекламного агентства, имеет дело с Adidas и Reebok. В то время перед ним стояла задача нарисовать сайт фактически для чего-то вроде «ПБОЮЛ "Саврасова и конь"».

«Да хотя бы, – выпалил Эрик первую чушь, что пришла в голову, – о том, что Шерлок Холмс оказался роботом!»

А утром Эрик снова рисовал болотных куропаток. А вечером опять звонил в Сан-Франциско Паше и говорил: «Паша, надо что-то делать!»

И так два года. «Да что?» – спрашивал два года подряд Паша. «Я не знаю!» – кричал по другую сторону океана Эрик. «А может, – задумался как-то Паша, – и вправду сделаем мультфильм про то, что Шерлок Холмс робот?»

Друзья их через месяц спрашивали: ну что, готово? А Эрик делал круглые глаза: готово?! Им с Пашей нужно было совсем не столько времени – им нужно было тридцать шесть раз по столько. Но одно дело – когда ты Юрий Норштейн, рисующий один мультфильм по нескольку лет. И другое дело – когда ты бывший житель города Дзержинска, которому, возможно, стоило бы заняться чем-то еще, делать то, что можешь, что точно по силам. Некоторым лучше держаться за куропаток, чем снимать поколенческое кино, писать великий русский роман или даже просто замахиваться на большой взрослый мультфильм. К тому же Эрик так убивался вовсе не ради полнометражного кино – речь шла лишь о пятиминутном мультфильме! Да хотя бы он съездил куда-нибудь со своей подружкой Паулой, а не сидел сиднем в Бохуме, а потом в Берлине! Но Эрик сидел сиднем в Бохуме – в однокомнатной квартирке, как студент какой-то, а потом в Берлине. «Мне даже кажется, – говорит Эрик, – что если мы с Паулой сейчас серьезно ссоримся, то из-за мультфильма. Из-за того, что я вообще тогда ни о чем, кроме мультфильма, думать не мог».

«В какой-то момент, – рассказывает Эрик, – я в своей компании заявил: понимаете, я из Петербурга, большого города. Мне в Бохуме трудно, я хочу работать из Берлина». В конторе обалдели: штатный дизайнер должен быть привязан к стулу, он не может разгуливать на свободе. Но Эрик гнул свое. «Я так стал поступать: подходит кто-то ко мне, скажем, креативный директор, и просит что-то сделать с морхунами. Я говорю: пишите все по мейлу. Они, конечно, сначала очень злились, стали искать на мое место другого Эрика». Другого такого не было. Бохумцы притерпелись. Так притерпелись, что скоро привыкли смотреть на Эрика, а видеть пустое место; как привыкли – Эрика тут же сдуло в Берлин.

Когда ситуация в мире такова, что кого где ни спросишь, тот непременно оказывается дизайнером, такие фокусы с мейлами (даже если ты абсолютно гениально рисуешь морхунов) могут закончиться многомесячным прозябанием в должности дизайнера крышечек для йогуртов. Когда в плане родственников тебя с Германией связывает лишь история о какой-то прапрабабке, выманенной вместе с другими немцами из Германии в Россию Екатериной II, то есть вокруг никакой поддержки, а в подружках к тому же восемнадцатилетняя красавица Паула, такие фокусы – настоящий риск.

«А я вообще, – сказал Эрик, ковыряясь в луже зонтиком, – всегда всех злю». Например, когда сверху Эрику было сказано одеть Гитлера в трусы из американского флага. «Мы рисовали игру Mein Zehnkampf ("Мое десятиборье"). Гитлер соревнуется в разных видах спорта: метает копье, бегает, боксирует. Мой босс захотел, чтобы я заменил ему черные трусы для бокса на трусы цвета американского флага. Это было два года назад, и меня страшно бесила вся эта антиамериканская истерика в Европе». Эрик сказал: нет. Босс Эрика заговорил, как автомат: «Вы работаете в компании. Вы должны делать то, что вас просят». Эрик ответил роботу: «Не буду». В конце концов его там кто-то поддержал, Гитлер остался при своих трусах, а Эрик – с чистой совестью.

«А я рассказывал, как мы с Пашей когда-то хотели дизайнерам жопу показать? – неожиданно спрашивает меня Эрик, застывая перед стальной, больше похожей на истребитель яхтой One More Toy, – мы прогуливаемся с ним по гавани Монако. – Мы проходили мимо какой-то студии в Берлине, а там такие все модные, одинаковые сидят, как роботы: ди-зай-не-ры, блин». В душе Эрика, прикидывавшего, как можно было бы подступиться к этой монте-карловской реальности, благоразумно отринувшего вариант с жопой, явно разгорались костры амбиций. Хотя он только что на главном европейском фестивале 3D-анимации Imagina в Форуме Гримальди познакомился с каким-то там легендарным создателем городской архитектуры в «Пятом элементе», а выходил из Форума с принцем Монако Альбертом, запросто болтавшим с этой армией продуманно лохматых людей в черном.

Эрик упрямо продолжает самоистязание монте-карловскими яхтами, двухпалубными, трехпалубными, с ореховым корпусом, с бассейном, с русскими матросами в дизайнерской морской форме. «А я тоже один раз на яхте плавал», – вдруг невпопад говорит он. И чего ему эти яхты?! Ну да, страшно элегантные. Но при чем здесь человек, не имеющий не только яхты, но и машины, квартиры, дачи и что там еще полагается, а снимающий в Берлине, хоть и в модном районе, небольшую двухкомнатную квартирку?

А дома на берлинской улице Эрик смотрит куда-то вверх и очень нежно говорит: «Па-а-аша». Сверху со столбика ему улыбается его лучший друг Паша. Бородатый полковник Сандерс, лицо Kentucky Fried Chicken, был как две капли воды похож на Пашу, появившегося вечером в окошке скайпа. Паша – потомственный питерский интеллигент, сын художника Шапиро, племянник художника Шапиро, житель штата Калифорния, арт-директор американского рекламного агентства, принимающего заказы от Adidas и Reebok, человек семейный и основательный, Паша – не Эрик. Пашины шансы окружить себя хорошими калифорнийскими и прочими людьми были куда более высокими. Да он и так ими окружен. То его компания действует в одной связке с Бекхэмом, то со знаменитым бейсболистом Райаном Ховардом. Правда, потом Паше, нарисовавшему Ховарда, звонит ховардовская мама и говорит: «Хочу дать вам указания. Ваш персонаж не соответствует образу. Вы должны немедленно поправить». – «Что, простите?» – спрашивает Паша. – «У моего бэби, – говорит мать двухметрового чернокожего бейсболиста, – реснички подлиннее, а щечки пухлые».

При этом Паша по поводу мультипликации так с ума не сходил. «Если меня спросить, – сказал он, – в чем я нахожу самое большое удовольствие, так это в просмотре хорошо сделанных рекламных роликов. Реклама сегодня единственное место, где на реализацию творческих задумок дается столько же денег, сколько в Голливуде».

С Пашей все более или менее понятно. Паша и выражается как полковник: «Если бы не Масленников (в девяностых – арт-директор ленинградского Пятого телеканала. – Прим. ред.), который взял нас, молодых дизайнеров, под свое крыло, ничего бы у нас не получилось».

Все дело, утверждает Паша, в режиссере «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Игорь Масленников так действовал на Эрика, что кружил ему голову одним лишь видом своих носков. Эрик до сих пор рад поговорить о носках Масленникова: «Они были надеты в первый раз – видны были отутюженные стрелочки. Это были шелковые носки с изящным вензелем западного торгового дома, с тонкой линией, идущей от него вниз. Такого я еще не видел». Больше того, на фестивале в Нью-Йорке Эрик смотрел на носки Мартина Скорсезе, а вспоминались ему носки Масленникова. «Это опять были шелковые носки...» – даже написал он в Нижний папе, физику-оптику. Что уж говорить про фильм Масленникова! Фильм был разобран Эриком на мельчайшие детали, отложена в голове каждая цитата, обсосан каждый кадр.

Носил Эрик в душе масленниковского Холмса больше десяти лет, а выносил такое, от чего у Масленникова волосы на голове встанут. «Мы ему мультфильм не посылали. Паша говорит, что он его точно аллергически воспримет».

Еще бы! В фильме его учеников робот Холмс, дело рук доктора Ватсона, совершает убийство, чтобы стать человеком. «Есть такая теория, – сказал Эрик, – что человек стал человеком из-за своей непредсказуемости». В мультфильме диалог на эту тему следующий:

Холмс: Что именно сделало человека столь неуязвимым звеном эволюционной цепочки? Задумывались ли вы когда-нибудь об этом, дорогой Ватсон?

Ватсон: Способность к логическому мышлению?

Холмс: Какая логика поможет вам не оказаться в пасти животного, которое сильнее и быстрее вас? Логика делает поведение предсказуемым. Подумайте, за кем скорее погонится леопард? Он с большим успехом погонится за стадом антилоп, убегающих от него одним и тем же путем, чем решится иметь дело с непредсказуемым человеком.

Советского режиссера от такого точно передернет. А между тем история о том, как робот совершает непредсказуемый поступок ради того, чтобы стать человеком, настолько вовремя появилась, так хорошо вписалась в ощущение сегодняшнего времени, что на Нью-Йоркском кинофестивале ей хлопали не один раз, как это обычно бывает, после титров. А, не дождавшись титров, сразу после фильма, потом еще раз после титров, и еще до этого, когда усатый пружинистый атлет оказывается Ватсоном, а изможденный скрипач – Холмсом, и еще несколько раз во время показа фильма длиной всего-навсего пять с половиной минут. Люди в зале слишком часто сталкивались с роботами в своей жизни: роботами-приятелями, что делают только то, что делают их приятели и приятели приятелей, роботами-начальниками, шлепающими морхуна за морхуном, роботами-клерками, роботами–банковскими работниками, роботами-чиновниками, роботами-кассиршами. Если слишком много общаться с роботами, то и сам в конце концов можешь превратиться в робота.

Эрик, воспитанный в стране роботов, чувствовал это как никто другой, сопротивлялся, как мог, любому автоматизму. На Каннском фестивале один из закупщиков фильмов сказал Эрику: шансов у вас никаких. Потому что, авторитетно заявил байер, у вас в фильме нет ни одного из трех основных компонентов: ни животных, ни детей, ни социальных проблем. Роботы, пытались объяснить Эрику, реагируют только на определенные образы. Эрик послушал – плюнул, послал мультфильм в Нью-Йорк. В Европе, смекнул Эрик, роботов намного меньше, чем в Советском Союзе, но намного больше, чем в Америке.

А в Нью-Йорке «Непредсказуемому поведению» хлопали еще и из-за мельчайшей пыли, плавающей в солнечном луче, из-за особой, доставляющей какое-то животное удовольствие пружинистости движений, шершавости сюртука Ватсона, хруста утренней газеты и прочей приятной рукотворности.

«Паша, – сказал Эрик, – был на всех фестивальных просмотрах, а я убегал. Я просто не мог видеть всех ошибок, которые там есть. В одном пятнадцатисекундном кадре у Шерлока, например, не голубые зрачки, а просто черные». Эрик поднял руку: «Если человеческая рука в мультфильме не имеет подповерхностного просвечивания, что в переводе на обычный язык значит "не просвечивает на солнце", то она будет как гипсовая, а там в одном кадре не просвечивает. Этого никто не замечает, но мне неприятно. Но это такой объем работы технической». В Монако девушка, работающая в postproduction-компании, делающая сейчас фильм Гая Ричи про Шерлока Холмса, спросила: «Ну, я надеюсь, ты не один рисовал?» «Говорю: нет. Она: фу, а то ведь адова работа. Я говорю: мы вдвоем. Она: что?! ...Я где-то прочитал, что перфекционизм – это разновидность шизофрении».

Но Эрик не то что в Каннах, он и на Нью-Йоркском фестивале, где их уже со всеми познакомили, обласкали, сбегал время от времени в туалетные кабинки и там отсиживался. Вот в грузинском ресторане Берлина по-английски, с миллионом мультипликационных ужимок пересказать немцам «Героя нашего времени» – это про Эрика. «Как-то был день рождения Эрика, – рассказывал Паша, – и мы пошли пить пиво. Я что-то забеспокоился, как там жена – я недавно женился, – и Эрик стал показывать, как я прихожу домой, и жена меня скалкой. Было очень смешно, и вот тогда я понял, что он прирожденный мультипликатор. Эрик здорово умеет перевоплощаться».

И действительно, описанию ускользающая, пластилиновая внешность Эрика не поддается: то он типичная берлинская «творческая натура», весь в черном, в очках с толстой оправой, патлатый, то японский школьник с веревочными заплетающимися ногами, с челкой волосок к волоску, то вдруг английский слоуни, элегантный, как черт, а то вдруг моя бабушка.

«Мой креативный директор знает, что если меня попросить разработать, например, крупье в казино, который такой cool, то у меня не получится, потому что я сам не cool, – объясняет Эрик. – Зато если персонаж идиотский – вот это у меня получается. А мне потом все говорили, что я после морхунов и сам стал болотной куропаткой».

Ерунда. Эрик, худой, с модной прической, в модных очках, в Comme des Garcons и Yamamoto, при этом вовсе не выглядит худым, с модной прической, в модных очках, в Comme des Garcons и Yamamoto. Все это уходит каким-то образом на второй план. Эрик не стал болотной куропаткой – он на самом деле ею всю жизнь и был: упрямым, часто нелепым существом, лезущим на рожон, уворачивающимся от палящих по нему роботов, всеми силами рвущимся на следующий уровень (а для перехода на следующий уровень очень даже полезно держать перед глазами яхты).

А роботы как раз очень часто плохо кончают. В какой-то момент биржевая стоимость компании Phenomedia AG, изготовлявшей болотных куропаток, перевалила за миллиард евро. Искушение было велико, красивая жизнь казалась близкой, как никогда. Или пятиминутный мультфильм – или внутренняя торговля акциями, бегство в офшор, яхта, мохито на закате. Управляющий бохумской компанией Phenomedia AG за серию махинаций с заработанными на морхунах деньгами недавно был приговорен немецким судом к трем годам и десяти месяцам тюремного заключения, менеджер этой же компании – к трем годам. А Эрик сунул в уши айпод и поехал к Паше в Голливуд.С