Каждый из этих документов дается изрядным трудом, потому что все те, кто этими бумажками заведует — или, по крайней мере, подавляющее их большинство, — это люди крайне некомпетентные, едва ли способные к какому-либо производительному труду, зачастую чуть ли не слабоумные.

Они не в состоянии правильно определить дату в календаре. В письме они не могут без шаблона сформулировать даже самую элементарную мысль. Чтение дается им с нечеловеческим усилием. Отвечать за собственные поступки они не в состоянии, потому что не помнят того, что говорили позавчера. Они не могут провести прямую линию на бумаге — даже при помощи линейки. У многих из них нет фамилий. Они способны запереть самих себя в кабинете, сунуть ключ в карман и потом искать это ключ минут двадцать, заглядывая по сто раз во все ящики, углы и закоулки своих скудных владений.

В условиях любой, даже самой ничтожной конкуренции такие люди очень быстро померли бы от голода. У них прямо на лицах написано — то, что они сами очень хорошо об этом знают. Именно поэтому они такие непробиваемо высокомерные, привычно обидчивые и незатейливо циничные — каждый воображает себя чуть ли не Юпитером, как писал Достоевский. Им неизменно хочется помочь, как-то поучаствовать в их кафкианской судьбе. Всякое подобное желание они расценивают как слабость и пытаются этой слабостью воспользоваться.

И это еще лучшие из лучших, представители всех тех неисчислимых масс, которые вообще ничего не умеют, кроме как рождаться и умирать. Всем им нужны средства к существованию. И с каждым днем их становится все больше.

Из их среды возникают бесконечно деятельные проходимцы, гладкие, аккуратно подстриженные, одетые в одинаковые синие костюмы, похожие друг на друга, как гномы из сказки братьев Гримм. Они раньше всех остальных находят общий язык друг с другом, несмотря на самую разительную разницу культур. Они плодятся и множатся, проникают в самые укромные уголки повседневности, посылают своих представителей наблюдать, контролировать, учитывать, записывать, фиксировать и, самое главное, собирать дань. Система эта работает на редкость эффективно, и поэтому все меньше становится людей, которые могут делать что-то полезное, и все больше тех, кто хочет жить за их счет. Это замкнутый, порочный круг, который в последние годы приобретает все более глобальные, универсальные масштабы.

Так думал отец Порции, глядя на свое безмятежно спавшее чадо, — потому что он почти всегда в присутствии чиновников думал именно так. Свидетельством тому был его на редкость унылый вид. Еще лет восемнадцать, думал он, и сбудутся самые тягостные предсказания удивительного проницательного француза Алексиса де Токвилля, и демократия окончательно выродится в какой-нибудь жуткий социализм — в общество приблизительно равных, приблизительно одинаково бездарных посредственностей, представления не имеющих о том, что такое свобода.

Роберт Хайнлайн писал, что человек должен уметь поменять пеленки, спланировать вторжение, заколоть борова, вести корабль, спроектировать здание, написать сонет, сбалансировать бюджет, построить стену, вправить сустав, утешить умирающего, подчиниться приказу, отдать приказ, сотрудничать, действовать в одиночку, решать уравнения, анализировать новые проблемы, удобрить поле, запрограммировать компьютер, приготовить вкусную еду, эффективно драться, благородно умереть. Человек рождается с неизбывным интересом ко всем этим вещам, думали родители, глядя на свою дочь. Что станет со всем этими поклонниками Хайнлайна лет через двадцать? — думали они.

Чиновник, сидевший перед родителями за столом — на редкость симпатичный и предупредительный молодой человек в элегантных дорогих очках, — оторвался от компьютера и протянул матери Порции несколько заполненных бланков.

— Прежде чем вы подпишете эти документы, — сказал он мягко, — я должен вас предупредить о последствиях. Признавая вашего партнера отцом ребенка, вы налагаете определенные обязательства не только на отца, но и на самого ребенка. Согласно действующему законодательству, не только отец должен обеспечивать ребенка до определенного возраста, но и ребенок должен будет впоследствии обеспечивать своего отца. Иными словами, акт признания отцовства налагает на вашу дочь очень конкретные финансовые обязательства. Вы уверены, что вы согласны на это пойти?

Как всегда, стоило ей только заслышать, что разговор идет о ней, Порция тут же встрепенулась, потянулась, сказала свое любимое слово «гаргулья», открыла глаза и с интересом огляделась по сторонам.

— Как, Порция? — спросила мама, разглядывая формуляры. — Будешь обеспечивать своего папу материально?

Подумав, Порция недвусмысленно пукнула. Вопрос этот не случайно показался ей праздным. В отличие от Бритни Спирс, которая только с тринадцати лет начала содержать семью, Порция уже с трехнедельного возраста умела быть довольно успешным персонажем. С боровом она справляться еще не научилась, но вот утешить умирающего могла бы запросто.

Застенчиво переглянувшись с широко улыбавшимся чиновником и с преувеличенно безразличным отцом ребенка, мама лихо расписалась в соответствующей графе.

Отец заметно повеселел.