Она его придумала, когда ей было за семьдесят. Долгожданный comeback из швейцарского заточения, куда она сама себя запрятала почти на 10 лет, обернулся вначале провалом, а потом триумфом, вошедшим во все учебники по истории моды. Ни у кого ни до, ни после такого не получалось. Чтобы после стольких лет забвения вернуться на длинную дистанцию haute couture, чтобы в одно касание раскидать молодых соперников, чтобы все встали строем и взяли под козырек: Шанель идет. И Шанель пришла. Со всеми своими иголками, коварными колкостями и острыми ножницами, которыми она так любила резать, кромсать, отсекать лишнее. Это была ее мания, ее страсть. Она так поступала со своим прошлым, со своими коллекциями, со своей собственной жизнью. Все в клочья — и опять все заново. Вот из этих экономных обрывков, из суровых ниток и нежного букле, из паутины тончайшей шерсти, она и соорудила свои черные латы с рукавами в три четверти – маленький черный пиджак.

Секрет успеха Шанель: она знала, как выстроить правильную защиту для беззащитной женственности. Как самой возвести линию обороны от жестоких ударов судьбы, от вероломства и посягательств мужчин, от любой зависимости и слабости, на которую настоящая женщина, по ее мнению, не имеет права. Скептически и даже брезгливо относясь к феминисткам, Шанель предложила миру самый что ни на есть феминистский образ современной красоты. Неслучайно, что его прообразом стал гусарский ментик, военная униформа, офицерский мундир, расшитый галунами, с множеством пуговиц и бобровым воротником в придачу. Наполеоновские офицеры, русские кавалергарды, австрийский эрцгерцог Рудольф в охотничьем домике в Майрлинге, Жан Марэ в «Двуглавом орле» Кокто — вот мужчины, которые ее возбуждали.

Вообще мужской гардероб Шанель находила гораздо более сексуальным, чем дамскую моду времен своей молодости. Как любая настоящая женщина, она любила время от времени нырнуть в свитер очередного возлюбленного, надеть его рубаху или набросить на плечи его пиджак. Из этого демонстративного жеста прирожденной собственницы, не слишком-то уверенной в своих правах, потом родились многие ее шедевры. Так же как из сиротского траура ее приютского наряда возник и навсегда вошел в моду непроницаемо-черный, антрацитовый цвет. The Black is Beautiful. Но чем чернее и безрадостнее было у нее на душе, тем ослепительнее становились ее коллекции. Тем неистовее звучал скрежет ее ножниц, сверкавших в предгрозовой духоте ателье на rue Cambon как молнии Апокалипсиса.

Сегодня этот маленький черный пиджак такая же абсолютная классика, как «Времена года» Вивальди или «Черный квадрат» Малевича. После него мало что можно еще изобрести. Замысел, доведенный до совершенства. Идея, материализовавшаяся в идеальную форму. Дальше могли быть только вариации. И они общеизвестны: розовый пиджак на Джеки Кеннеди 22 ноября 1963 года в Далласе, кремовый на Жанне Моро в «Опасных связях», белый с искрой на Роми Шнайдер в «Боккаччо-70». Пиджак менял цвет, менял своих владелиц, но по сути он оставался тем же — нежной, но надежной броней, способной спасти от неудачи, от сглаза и даже от случайной пули. В своем неприкосновенном величии и неизменных пропорциях он добрался и до наших дней, пока Карлу Лагерфельду не пришло в голову возвести в честь него небывалый памятник. Вместе со своей подругой, стилистом Карин Ройтфельд он нарядил в пиджаки Chanel 150 разнокалиберных знаменитостей международного jet-seta, причем не только женского, но и мужского пола, и снял их на фотокамеру.

Получилось что-то вроде галереи «1812 года» в Зимнем дворце: все на одинаковом бесцветном фоне, приблизительно в одной и той же униформе, с более или менее одним и тем же выражением лица. Впрочем, при ближайшем рассмотрении убеждаешься: нет, совсем не похожи. Все разные. Только пиджак Chanel один!

Первой по списку, конечно, идет сама Карин Ройтфельд. Мутноглазая тетя немалых лет в шляпе, сдвинутой на глаза, увешанная жемчугами, с ножницами, надетыми на указательный и средний палец. Как бы Шанель собственной персоной. Не думаю, что Мадемуазель была бы в восторге от этого имиджа. В жизни и на экране ей нравился совсем другой женский тип. Как известно, она сама мечтала, чтобы Одри Хэпберн сыграла ее когда-нибудь в кино: тонкие щиколотки, балетная осанка, испуганный взгляд олененка Бемби. Такой она себя хотела видеть, хотя на самом деле никогда сроду не была. А какой она была, мы теперь знаем по книгам Эдмонды Шарль-Ру, Пьера Морана, Жюстин Пикарди. Литература о Шанель не иссякает. И портрет Ройтфельд — лучшая иллюстрация для этих изысканий. Тут и темный след, ведущий прямиком в архивы немецкий разведки, и пожизненное пристрастие к морфию, и разные «опасные связи». Все в этом взгляде из-под полы шляпы и спутанной пряди, падающей на глаза.

А дальше, конечно, надо объяснять, кто есть кто, иначе ничего не понятно. То есть можно разглядывать портреты как рекламные имиджи великого бренда. И надо сказать, они вполне для этого годятся. Но Лагерфельд выступает в данном случае не только как промоутер и не только как фотограф, но и как психолог и вдумчивый историк, как знаток мировой культуры. Поэтому тут важны и внутренние связи между персонажами, и их прошлое, их человеческая суть. Например, почему Клаудия Шиффер у него в кружевном передничке? Да потому, что по натуре она — типичная фрау (кирха, киндер и кухен). Почему Летиция Каста в черной траурной мантилье, делающей ее похожей на корсиканскую вдову? Ну, так она же и есть корсиканка! От одного ее взгляда холодеет кровь и начинает быстрее биться сердце. Или почему Ума Турман примеряет на себя облик Марлен Дитрих? Но как история про Chanel может обойтись без Марлен? Она же эти пиджаки носила до самой смерти. Похоже, Марлен и Мадемуазель не очень-то любили друг друга. Слишком похожие характеры. Пруссачки по натуре. Военная косточка. Но, как две сверхдержавы, старались сохранять нейтралитет. Только под конец Марлен жаловалась, что очень уставала от трескотни Шанель во время примерок. «Ей, как очень одиноким людям, все время надо было разговаривать».

Поехали дальше: беспрерывный перформанс Йоко Оно, странного существа в цилиндре без признаков пола. На ней в пол-лица черные очки, которые обычно носят слепцы или люди, которые хотят остаться неузнанными.

Две жены Сержа Гинзбура тоже здесь: Джейн Биркин и Самбу. И двое его детей — в очередной раз беременная Шарлотта и испуганный Лилу в тех же белых ботинках марки Repetto, которую так любил его папа.

Старая, седая Мишлин Шабан-Дельмас в своем собственном пиджаке Chanel (в подписи так и сказано: Her own). Никто уже не помнит, сколько кривотолков вызвал в свое время ее брак с премьер-министром Франции, героем Сопротивления, самым перспективным политиком деголлевского кабинета, красавцем Жаком Шабаном-Дельмасом. После гибели в автокатастрофе первой жены он какое-то время считался самым завидным женихом Европы. Но ненадолго! Строгая брюнетка Мишлин увела его из-под носа у парижских див 60-х годов. Президентом он так и не стал, впрочем, это не помешало ему прожить счастливую жизнь с женщиной, которую он любил. Сегодня она совсем старая, седая, с непреклонным лицом дюреровской крестьянки смотрит в объектив Лагерфельда.

Мари-Луиз де Клермон-Тоннер — бессменный PR дома Шанель. Одна из немногих, кто застал еще саму Мадемуазель. В одном доме и на одном месте больше 40 лет. Образцовая парижанка аристократических кровей. Из первого поколения It Girl. Сама мне рассказывала, как однажды пришла на работу в джинсах. Лагерфельд недовольно поморщился: «С вашими ногами носить брюки — преступление, мадам». С тех пор только юбки до середины колена и никаких брюк! Ее знаменитые ноги в лодочках с черными камелиями тоже запечатлены цепкой камерой Лагерфельда.

В сущности, про каждый из этих портретов можно рассказать свою историю. В каждом образе зашифровано тайное послание или секрет, понятный посвященным. Тем и хорош маленький черный пиджак Chanel, что он как грифельная доска, на которой пиши и рисуй что хочешь. Лагерфельд и Ройтфельд сочинили свою черно-белую сагу про людей моды и около моды. Про тех, у кого есть в гардеробе Сhanel, так и про тех, у кого ее нет, но кому бы она могла пойти. На самом деле таких людей гораздо больше, чем принято думать. Потому что Chanel идет всем. И молодым, и старым, и мужчинам, и женщинам, и детям. Всем!

А в самом финале на секунду возникнет иллюзия, что среди портретов мелькнула спина самой Мадемуазель в черном букле. Спина жены Лота перед тем, как бросить последний, прощальный взгляд на гибнущий Содом. Впрочем, это всего лишь наша фантазия. Выставку и книгу завершает портрет Анны Винтур, главного редактора американского Vogue, самой влиятельной женщины в мире моды, снятой со спины. Забавный ракурс обернулся неожиданным жестом, полным тайного значения и смысла. Этой финальной фотографией Карл Лагерфельд, похоже, сам хотел попрощаться с Мадемуазель. Но она, как всегда, от него ускользнула, не удостоив ни взглядом, ни словом. Лишь черный пиджак, небрежно наброшенный на плечи, остался в его объективе.