СМы довольно часто говорим о том, что в России плохое отношение к инвалидам. Как вы думаете, почему это происходит?

Мне не очень нравится, когда говорят «инвалиды». Для меня это люди с физическими ограничениями. При этом, как мне кажется, у всех людей на земле есть свои «ограничения». Кто-то не умеет открывать коробки, кто-то плавать, кто-то есть вилкой и ножом, у кого-то все время все рушится, ну а я вот не умею брать кружку двумя руками.

СНо вы же умели.

Умела. И, конечно, когда я осталась без руки, моим первым чувством был ужас и шок.

СКак это произошло?

Мы были на отдыхе в Таиланде. Поехали с подружками на экскурсию из Патайи в Бангкок. Водитель не справился с управлением на мокрой дороге, и автобус перевернулся. Естественно, сначала в той каше я не очень понимала, что происходит, потом увидела свою отсеченную руку. Ужас. Но я всегда отталкиваюсь от того, что происходит в данный момент, иначе голова может разорваться. Итак, вот у меня нет руки — что дальше? Лежать и умирать? Нет. Вставать и идти дальше. А потом? Решать проблемы по мере поступления.

СКакая реакция была у подруг, мамы?

Они переживали даже сильнее, чем я, порой мне приходилось их успокаивать. С другой стороны, я хорошо понимаю, что имею право оградить себя от чужой жалости, охов и ахов. Я в этом не нуждаюсь, что впоследствии доказывала родным и друзьям много раз. И они знают: если я не прошу о помощи, значит, она мне не нужна. Забавно, что сейчас многие из друзей на бытовом уровне вообще забывают о том, что у меня нет руки.

СА вы действительно не нуждаетесь в помощи?

Я не буду строить из себя суперсильную женщину. Конечно, нуждаюсь; конечно, мне приятна забота. Но это тонкий момент. Здорово, когда люди адекватно оценивают ситуацию, а потом что-то конкретное делают, без этих уточнений: «Олесь, тебе помочь или не надо?»

СВам сложно попросить о помощи?

Нет, очень легко.

СКак скоро вы решили продолжать заниматься спортом после аварии?

Почти тут же. Но моя история запутанная. Я ведь к моменту аварии бросила заниматься спортом.

СКак это произошло?

Когда мне было семь-восемь лет, меня привели в бассейн. Но я к тому времени уже занималась классическим балетом, училась в музыкальной школе и учила английский язык. То есть моя мама хотела, чтобы у меня было чисто классическое женское образование: музыка, танцы, язык. Так что, когда привели меня в бассейн, вначале я просто училась плавать.

Потом меня заметил тренер и предложил перейти к нему в более профессиональную группу, чтобы тренироваться больше. После этого первое, на что забили, был балет, потом музыка, потом в конце концов английский тоже закончился. В течение многих лет я только и делала, что плавала. И в какой-то момент я устала от этого.

Мне очень сложно давался норматив «Мастера спорта России» — постоянно не хватало то одной сотой, то двух сотых секунды. И психологически это очень трудно: ну вот раз не получается, два, ты начинаешь тренироваться все больше и больше, и все равно не получается. Появляется страх, мысли: зачем мне все это надо? И здесь самый легкий вариант — все бросить и пойти учиться в институт. Тем более что возраст подходил. Но мне удалось остаться, выполнить «мастера» и только потом сказать всем «спасибо, до свидания».

Я пошла учиться, начала работать и в один из отпусков поехала в Таиланд.

СПочему вы решили заняться плаванием вновь?

Мне показалось, что это логично и верно. И тем неожиданнее было, когда нам в Бангкок позвонил мой первый тренер, который занимался со мной маленькой, и сказал: «Олеся, приходи в бассейн, ты должна плавать». Но в тот момент я уже сама приняла такое решение. Мы с мамой, которая прилетела ко мне, обсуждали это чуть ли не через три дня после аварии.

СКак это возможно? В этот момент вы же испытывали адскую боль?

Да нет. Я была в совершенно прекрасном Королевском детском госпитале, где у меня была индивидуальная палата с кухней, с миллионом всяких суперсовременных аппаратов. И как только я чувствовала боль, я просто звала сестру. Это обычное медикаментозное лечение, которое очень нужно людям, пережившим ампутацию, чтобы впоследствии они не испытывали фантомных болей, когда руки нет, а она болит. Устранить фантомные боли можно только на начальном этапе лечения, и если этого вовремя не сделать, то боли могут мучить всю жизнь.

СИ как вы вернулись к тренировкам?

Когда я прилетела, я уже сама позвонила своему последнему тренеру Сергею Валентиновичу Жилкину и спросила: «Как вы смотрите на то, что я приду поплавать?» Он ответил, что сам хотел предложить то же самое, но боялся, что это будет не к месту, что мне не до того. Я сказала: «Мне до того» — и пришла.

СКак быстро вы поняли, что вернулись в большой спорт и победы не за горами?

Это невозможно знать заранее, в этом и заключается прелесть спорта.

СНо тренер видит талантливого ученика?

Нет-нет. Тем более в моей ситуации, когда мне все говорили: «Куда ты прешь? Успокойся, ты только с больничной койки. Какие олимпиады, какие соревнования? Подожди четыре года, поедешь в Лондон». Я постоянно уговаривала тренера, ездила в Паралимпийский комитет, звонила им, узнавала, куда меня отправят, какие есть классы паралимпийцев. Мама мне в этом очень помогала.

И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, почему мы в это вцепились: это была занятость мыслей, занятость физическая — мы решали глобальные проблемы, и никто вообще не думал об аварии в Таиланде. И только вечерами я грустила и вспоминала, но не руку, а свою подругу Сашку, которая погибла.

И всегда, когда мне что-то сложно сделать, я лучше подумаю не о том, что мне сложно, а о том, что Сашки нет, а я живу за двоих, и мне нельзя останавливаться, нельзя грустить, плакать, надо делать дела. И мне удалось пробиться: я съездила на соревнования за свой счет, и чехи дали мне международную классификацию.

СЧто значит «пробивалась», «доказывала»? Есть какое-то особое отношение к спортсменам в Паралимпийском комитете?

Там работают очень хорошие люди. И когда к ним пришла девочка через два месяца после аварии и сказала, что хочет через месяц поехать на соревнования, это прозвучало странно. Они здраво смотрели на ситуацию и предполагали, что для меня это невозможно. Они поддерживали меня в желании плавать, тренироваться, но, по их мнению, сроки, в которые я хотела все это сделать, были слишком маленькие, нереальные.

СКак вам кажется, насколько ваша история типична? Я имею в виду не золотые медали, а возвращение в спорт после аварии и обращение в Паралимпийский комитет.

Слава богу, я знала, что существуют паралимпийские виды спорта. Когда я плавала в Олимпийском бассейне, я видела ребят-паралимпийцев, которые там тренировались. Мы заканчивали тренировки, а они приходили. Мы не общались, просто «Привет!» — «Пока!» Но именно поэтому я еще в госпитале поняла, на что мне ориентироваться.

К сожалению, этот опыт не типичен. Вот почему важно это освещать, транслировать и популяризировать. Никто не знает, что с нами будет завтра, и нужно, чтобы люди понимали, куда им деваться в случае беды. Наши инвалиды не представляют, как им жить, где реализоваться, потому что они сами хотят работать, учиться, зарабатывать себе на жизнь, а в нынешнем российском обществе это невозможно.

Они хотят ездить на метро, на трамваях, гулять, встречаться с людьми, выходить на митинги, в конце концов. Почему все могут, а они нет? Кто так решил?

СКак вам кажется, меняется ли отношение к инвалидам, паралимпийским видам спорта в России?

Что касается спорта, действительно, сейчас очень много делается. Второе место в общекомандном зачете — это большой итог работы государства в этом вопросе. Мне сложно даже предположить, какие у меня были бы результаты в Лондоне, если бы не поддержка, государственная и региональная. И очень здорово, что я выиграла: люди, во-первых, поняли, что их помощь была не напрасной, а во-вторых, стало ясно, что, если к ним будут обращаться другие спортсмены, они пойдут навстречу.

Что же касается отношения к инвалидам в стране, то это особый вопрос. Но здесь тоже многое меняется. И я убеждена, что только время сыграет свою роль. Просто представьте, что в обществе много лет было укоренено в сознании, что инвалиды — это плохо, это бомжи, бичи и так далее. Несколько поколений выросло с таким ощущением.

Глупо воображать, что вдруг все эти люди в один прекрасный момент посмотрели на паралимпийцев, воскликнули: «О господи!» — и тут же город по мановению волшебной палочки облагородился: появились пандусы, особенные автобусы. Это невозможно. Все понемногу, потихоньку, но движется. Надо не бояться говорить об этом, не скрывать своих особенных детей и родителей, себя, в конце концов.

Вот я жила-жила без инвалидности, и все было нормально, и знакомых инвалидов у меня не было, я никогда близко с ними не сталкивалась. А потом у меня не стало руки, и я стала называться инвалидом сама. Но друзья у меня остались те же, и для них я осталась прежней. И через меня они узнали о паралимпийском движении, они все смотрят Паралимпийские игры, болеют. Я своей активностью, своим желанием узнавать и рассказывать распространяю это знание. Люди передают его дальше по цепочке.

Сейчас, куда я ни приду, мне все говорят: «Мы за тебя очень болели!», а раньше они об этом ничего не знали! Возможно, у меня слишком позитивное мнение, и я сильно преуменьшаю плохое, но пока жизненная позиция, которая сложилась у меня после аварии, приносит мне много счастья.

СВам не приходится преодолевать ежедневные трудности?

Я воспринимаю их не как преодоление, а как часть своей жизни. Мне нравится ездить, ходить, встречаться с людьми. И я не ношу протез, несмотря на то что это кому-то может не понравиться. Не нравится — не смотрите.

СПри чем тут протез?

Ну, в России принято, оказывается, носить эти неудобные протезы, чтобы не пугать людей. Меня здесь постоянно спрашивают: «Почему ты без протеза?» Да потому что мне так удобно! Я и так преодолеваю свои комплексы, зачем мне думать о ваших?

СТо, что у вас нет руки, влияет на взаимоотношения с мужчинами?

Вообще нет. Более того — я сама смеюсь, — но после аварии, как ни странно, у меня гораздо больше поклонников и ухажеров. Моя личная жизнь стала много ярче. И никто никогда от меня отказывался из-за того, что у меня нет руки.

СКак Посол Сочи-2014 и как паралимпийская чемпионка, вы наверняка часто встречаетесь с детьми. Как вы им рассказываете о себе?

По-разному. В основном начинаю с того, что я была маленькой девочкой, очень боялась воды, и мои любимые мама и папа повели меня в бассейн, чтобы я избавилась от этого страха. Дальше я спрашиваю, чего они боятся, как они с этим справляются, какие виды спорта знают, чем бы хотели попробовать заниматься? Дети тут же начинают отвечать, перебивать друг друга. Мне очень интересно слушать детей, потому что они открывают новый взгляд на мир, на жизнь.

СКакие самые неожиданные вопросы они вам задают?

Какой мой любимый цвет? То есть вообще не связанные со спортом. И хотя меня им представляют как чемпиона, рассказывают про Паралимпиаду, Олимпиаду, детей интересует, что я люблю, что мне нравится. Они смотрят на меня как на обычного человека, а не как на чемпионку-спортсменку.

СЗамечают ли они вашу инвалидность?

Нет. Ее, скорее, взрослые видят. И именно они культивируют спортивные достижения, считают их наиболее значимым. Дети вообще не считают это важным. Им интересно, например, откуда у меня такой браслетик, что я люблю есть.

Эту разность восприятий хорошо иллюстрирует один случай. Когда было мероприятие «500 дней до игр в Сочи», я ездила в Балашиху в центр реабилитации для детей-инвалидов. Там я общалась с детьми, и меня потрясли их эмоции, чистые, без всяких примесей.

Но гораздо важнее для меня был разговор с их родителями, которые живут в мире страхов: они боятся выходить с детьми на улицу, боятся неадекватных реакций, они запрещают себе думать, что их детям комфортно в их новом теле. И поразительно, что «двигателем прогресса» являются именно дети, которые убеждают маму и папу, что не нужно на их особенности обращать внимание, что поехать в театр или поход нужно, потому что это страшно интересно. И я помню, как одна мама мне сказала: «Мой сын ломает барьеры в моем сознании. Не я его опекаю, а он меня».

Это самое интересное и важное, потому что это вопрос культуры, привитой нам с детства. Здоровые дети и дети-инвалиды должны расти вместе и вместе учиться, чтобы в обществе не воспринимали человека с ограничениями по здоровью как инвалида. Это такой же человек, просто у него есть свои потребности, свои интересы, свои нужды.

СВы дважды золотой призер Паралимпиады. Что дальше?

Сейчас я получаю второе высшее образование в Высшей школе культурной политики в гуманитарной сфере. Я бы очень хотела применить полученное образование к сегодняшней ситуации, чтобы максимально попытаться изменить что-то в дальнейшем. Я не из тех людей, которые хотят уехать за границу, я хочу жить здесь. У меня сейчас идет поиск и становление взглядов, добор знаний, которых не хватает.