Дизайнер Диана Балашова: Я могу годами долбиться в одну стенку, пока она не упадет

Как ни странно, это ценят не только ­представители шоу-бизнеса, но и государственные мужи. Наверное, потому, что игры с пространством и декором не мешают Диане Балашовой твердо помнить о том, куда в министерском кабинете по протоколу следует вешать портрет Путина, а куда – водружать трехцветный флаг.

Согласитесь, в ритуалах власти есть что-то от театра, а он для Дианы дом родной. Туда она пришла когда-то семнадцатилетней девочкой расписывать задники и занавесы. Параллельно училась на режиссера массовых зрелищ, ­украшала в фирме «Праздник для всех» уличные парады и шествия, а получив диплом модельера театрального костюма, оформила несколько спектаклей и один фильм. В девяностые подалась в манекенщицы, но Зайцев лично отчислил ее из своего театра моды за низкий рост («тогда была метр семьдесят семь, сейчас подросла до метра восьмидесяти, но уже поздно!»). Стала байером, тоннами закупала в Париже игрушки и наряжала к Новому году до ста пятидесяти елок по всей Москве и потом еще долго в ужасе вздрагивала от запаха хвои и мандаринов.

Тогда же, в девяностые, Балашова занялась интерьерами. За первый получила восемьсот долларов. Третий напечатали в журнале. Хотелось сделать ресторан – дали ресторан. Мечталось о доме – на голову свалился целый поселок, фитнес-клуб, бассейн и так далее… Считает себя везунчиком в профессии. От скучных заказов не страдает, поскольку, во-первых, в качестве отдушины спасает телевидение, во-вторых, клиенты ее ценят именно за смелость и приходят со словами: «Ну давайте, зажгите, мы же вас на то и наняли!»

Кстати, в собственной квартире Дианы на Кутузовском проспекте на первый взгляд никакими хулиганскими выходками и не пахнет. Что вы, что вы, ни-ни! Это семейный дом, муж и две дочери. Все тихо, спокойно – обои жуи с офранцузившимися китайцами, кровать с романтичными железными шишечками... Но это только на первый взгляд, а на второй подмечаешь, что в пасторальной спаленке на стене притаилась плетка, на подоконнике туфли с шипами, а над кухонным фронтом вместо шкафов повисли шанхайские курильщицы опиума.

СКакой спокойный интерьер. Не похож на тебя. Скажи честно, пришлось связывать себя по рукам и ногам?

Когда человек живет совсем один, он может резвиться сколько угодно, но к моим дочерям приходят друзья, и достаточно уже того, что в гостиной висят голые подростки с эрегированными членами. Это диптих Ильи Пиганова того периода, когда он еще был протестным художником, выкладывал кресты из порнокадров, снятых на «полароид», и выставлял их в Русском музее. Эта квартира и так очень густо населена. Здесь есть гипсовые кони, моржи, крестьянки из Северной Кореи, мои голые фотографии, снятые для журнала «Мезонин», и довольно много реальных жителей.

Вообще я формат всегда очень четко чувствую, это одна из моих сильных сторон. Знаю, как далеко можно зайти, и дозирую сумасшедшинку, глядя на человека. Поэтому заказчики не слишком боятся, что я переборщу. Я не голодная, у меня есть другие отдушины, мне не нужно, как молодым дизайнерам, обязательно что-то заказчику навязывать.

Но в официальных интерьерах все строже. Там линия, которую нельзя переступать, очень близко вокруг тебя очерчена. Я недавно проектировала стол в технике маркетри для переговорной в Министерстве энергетики. И подумала: хорошо бы его украсить российским гербом. Только чтобы это была не серьезная инкрустация с полутонами из ольхи, тополя и махагони, какие обычно вешают на стенах в кабинете больших начальников, а просто темный орел на светлом столе. Немного подплывший, похожий на штамп, когда его на марку криво шлепают. Но в министерстве посчитали, что это недостаточно уважительно по отношению к символу, хотя ведь есть много примеров того, как американские и итальянские дизайнеры свободно со своими флагами и гербами обращаются...

СА почему в этой квартире столько китайцев на стенах? Целая армия.

Понимаешь, я в своей жизни так много накупила унитазов, плитки и обоев, что уже определилась со своими вкусами. Период поисков прошел, я уже все нашла, поэтому в этой квартире нет спонтанных решений, только универсальные. Если стол, то круглый, если дверь, то белая, если обои, то бумажные, классического рисунка. Очень важно, чтобы интерьер был цельным, поэтому все шторы здесь белые. Все полы из ясеня – он простодушный, желтый, теплый. Обои в комнатах тоже одинаковые – шинуазри с китайцами и пагодами. Только в разном цвете: зеленые, голубые, белые, желтые.

Потом я на все это посмотрела и каждую стенку обвела по контуру черной линией. Прием классический, но, чтобы его применить, нужен опыт. Однажды я к такой обводке уже примерялась. Использовала для этого молдинг, получилось грубовато, а сейчас попробовала бархатную ленту, как на шеях у маркиз. Купила пятьдесят метров этой ­бархатной бейки, приклеила по всем углам и стыкам, и пространство сразу стало похоже на крепкий эскиз интерьера, графика как-то все собрала воедино.

СХорошо, пойдем от обратного. Если это нейтральная коробочка, тогда почему такая активная?

Ну, знаешь, тут у каждого своя мера. Я вон хожу в фиолетовой шубе, у меня много красных сумок и ни одной бежевой… Я еще со времен театрального училища привыкла к тому, что все глазеют, если люди не оборачиваются на улице – значит, со мной что-то не так, какой-то непорядок в одежде. Может, дело в природной застенчивости. Зайти в кулинарию за ромовой бабой для меня было в детстве мукой. И тогда мама мне рассказала, как один комик, ­чтобы преодолеть себя, ходил по бульвару, привязав к цилиндру шарик. Вот я так и хожу всю жизнь с метафизическим шариком. И лекции с ним читаю, и в «Квартирном вопросе» снимаюсь. Мне страшно, я стесняюсь, но испытываю огромный прилив адреналина, как в прорубь прыгаю.

СТы не обиделась, когда в пародии на «Квартирный вопрос» в «Большой разнице» тебя сыграл мужчина? Отличный из тебя получился трансвестит.

Я из тех людей, которые вечно лезут в телевизор, а у самих дефект дикции, и актер Александр Лобанов, который меня представлял, очень точно это подметил и мимику прекрасно передал. Не обиделась, а обрадовалась. Вокруг меня всегда геи, и я нигде и никогда не бываю окружена таким вниманием, как в гей-клубах, и это прикольно, ведь травести не абы каких, а только самых отборных женщин изображают, настоящих див.

А возвращаясь к квартире, могу сказать, что перестраиваю ее уже второй раз. Пятнадцать лет назад делала это для заказчика, за которого потом вышла замуж. Начинала ­проектировать для холостяка, заканчивала для себя и дочери, а потом родилась еще одна дочь. Конечно, какие-то вещи пришлось изменить. Изначально это была линейная профессорская квартира с комнаткой для домработницы. Во время прошлой переделки пали некоторые стены, и пространство стало открытым. Я же лишний раз убедилась: когда объединяешь помещения, вместо комфорта получаешь бардак. Люди элементарно мешают друг другу. Open space подходит только семьям, живущим в одном режиме, как в пионерлагере, хором подъем, хором отбой. Сейчас я снова все перекроила. И горжусь тем, что на шестидесяти метрах сумела организовать анфиладу из четырех полноценных комнат. При этом у каждого есть свой угол, плюс большая гардеробная.

СКак ты думаешь, можно ли сегодня всерьез говорить о каких-то правилах в дизайне интерьера?

Мне скучно смотреть на интерьеры хорошего среднего уровня, сделанные строго по правилам. Бесят расхожие приемы: «если у нас использованы такие-то цвета в мебели – значит, они должны прозвучать в картине, ковре». Никто никому ничего не должен. Нужно слушать себя, доверять интуиции и чувству композиции. Не надо относиться к интерьерным правилам как к Уголовному кодексу или церковным заповедям: не убей, не укради… не сочетай искусственные материалы с натуральными… А почему не сочетай?! Кто это сказал? Представления о хорошем вкусе постоянно меняются. Всего пару десятков лет назад нельзя было даже помыслить о том, чтобы комбинировать синий с коричневым. Ни в одежде, ни в интерьере. И кого это может сейчас напугать?

Или вспомним, как издевались над особняком Арсения Морозова на Воздвиженке сто лет назад. Он ведь был за ­гранью хорошего вкуса. Даже Толстой ругает его в «Воскресении». Матери Арсения, подарившей сыну этот кусок земли, даже приписывают фразу «Раньше одна я знала, что ты дурак, а теперь вся Москва будет знать!» А сегодня кто скажет, что этот неомавританский замок не хорош?! То же самое с домом Игумнова (французским посольством), которое ярославский архитектор Николай Поздеев по­наехал и понастроил и из-за которого потом покончил с собой. Так вот, я предлагаю не кончать с собой только потому, что над тобой кто-то смеется, а продолжать увивать фасады виноградными лозами или украшать ракушками, если вам это нравится. А время покажет, кто прав.

СЕсть какая-то разница между тем, чего хотели от тебя заказчики в девяностые, и тем, чего хотят сейчас?

Верхом дизайнерского изыска считалось в начале девяностых установить в обычной квартире лестницу до потолка, над ней закрепить зеркало, а на ступеньках хранить книжки. Тогдашние заказчики говорили: «Я не готов дорого платить за мебель, но я готов платить за идеи!» То есть за такую вот лестницу в небо. Еще было модно зонирование. Например, кухню от столовой отделяли сухим ручьем. Для этого в полу устраивали нишу, раскладывали там камушки и прикрывали все стеклом. Жуть! А штукатурка а-ля мазанка… Ее насаждали строители, поскольку считалось, что стены должны быть абсолютно ровными, и заказчики устраивали строителям тест. Сколько под железным правилом (по которому выравнивались стены) умещалось стодолларовых бумажек, на столько уменьшался гонорар строителей. А если делать мазанку, то правило к ней не прижмешь.

В следующий период стало важно, чтобы все было как в Европах. И, кстати, горячо любимый нашими людьми Прованс заказывают до сих пор, хотя что может быть глупее, чем Прованс в какой-нибудь донстроевской или капитал-групповской башне. В последнее время у всех в головах произошел какой-то значительный поворот. И люди из шоу-бизнеса, и люди из коридоров власти, не сговариваясь, предлагают: «Давай не будем париться!» Делать интерьеры, словно ты памятник хочешь после себя в истории оставить или попасть в антологию дизайна интерьера. Сейчас люди говорят: не нужно эксклюзивных материалов, не нужно никого поражать. Зачем мне в одном ограждении лестницы использовать металл, дерево и витраж? Это будет адское мероприятие по сведению вместе трех подрядчиков. Лучше обойтись простыми балясинами.

ССлушай, а какая у тебя профессиональная деформация? Я вот, например, хожу повсюду с рулеткой и все вокруг замеряю, могу на званом ужине начать мерить высоту стула, на котором удобно сидеть, пугаю тем самым хозяев. А ты что делаешь?..

Моя профессиональная деформация состоит в том, что я могу годами долбиться в одну стенку, пока она не упадет. Когда такое упорство на жизнь переходит, на человеческие отношения, получается глупо, а в работе без этого никак. Если же отступаю, потом жалею. Например, я делала фитнес-клуб (три тысячи метров на Чистых прудах) в японском стиле. Клиент был настолько велик, что видеть его не было возможности. Чашу бассейна предстояло выложить мозаикой. Я решила, пусть это будут волны с гравюр Хокусая, оттолкнулась от них, взяла оттуда несколько фрагментов и населила гигантское дно драконами и рыбами (на эскизах, конечно). Получилось очень красиво. Но в «Русском алюминии», для которого этот заказ выполнялся, сказали: «А не придется ли нам продать компанию «Русский алюминий» для того, чтобы реализовать этот проект?» Я отступила. И что же? В этом году знаменитый голландец Марсель Вандерс взял те же самые гравюры Хокусая и реализовал эту затею с мозаикой Bisazza. И все СМИ стонали, что еще не было такого грандиозного проекта с мозаикой. Кстати, Дерипаска, а именно он был заказчиком, за время проектирования фитнеса японской темой уже успел ­переболеть, в техзадании стали появляться слова «современный» и «минимализм». И от Японии в конце концов осталось только одно ограждение над бассейном да альбом с презентацией. Зато я успела полюбить Тарантино как родного и разобрать его «Килл Билла» на стоп-кадры, потому что, разумеется, именно на этом фильме базировался наш проект.

СТебе приходилось когда-нибудь отказываться от работы?

Однажды мне позвонил в воскресенье в восемь утра человек (как потом оказалось, он в это время только ложится) и сказал, что у него достраивается дом три тысячи метров, где он собирается жить с женой и грудным ребенком. И сказал, что у него проблема с масштабом мебели, что камин уже возведен и ширина топки там пять метров. Я спросонья покивала, а потом приехала на объект и вижу – действительно пять метров шестьдесят сантиметров. И высота метр семьдесят, то есть, если пригнуться, можно войти внутрь. Комнат меньше шестидесяти метров нет в принципе, даже если это комната для грудничка. Я думаю, этот размер был продиктован его ростом.

СОчень большим?

Нет, очень маленьким...

Я назвала сумму, пропорциональную камину, чтобы деликатно уйти. Но вообще, когда у тебя такой дом людо­еда, нужно соответствовать этому масштабу. Тебе уже не подойдут нормальные шторы, нужны будут какие-то занавеси из рыси, стелющиеся по полу. А спальня там была круглая с куполом, как в этой комнате уснуть?

Кстати, о шторах. Я в последнее время стараюсь минимизировать количество слоев. Потому что если делать их по всем правилам, заказчик каждый раз падает в обморок, видя финальный ценник. И почему-то это всегда стоит столько же, сколько его машина. И он решительно не понимает, как так, она же немецкая и ездит, а тут какие-то тряпки. И ведь дизайнер не виноват. Наш гонорар составляет примерно пять-десять процентов сметы. Просто у нас все очень дорого, начиная с пересечения границы и заканчивая арендой площадей. И ничего в этом смысле не меняется. У нас как не было, так и нет местных плотников, которые придут и сделают тебе простую без затей кухню из местной сосны (как пишут про шале), вместо него придет мастер из «Мистер Дорс» и соберет тебе конструктор из местной ДСП.

СТы любишь работать со звездами?

После того как я оформила в «Квартирном вопросе» ­кабинет для Пугачевой (а уж сколько лет прошло), мне до сих пор в «Икее» покупатели прохода не дают – спрашивают, куда им лучше холодильник поставить. Это что касается большой сцены, а что касается большого спорта, то я, физически совершенно неразвитой человек, к нему только однажды прикоснулась, когда моя заказчица, гимнастка Ляйсан Утяшева горкой высыпала на стол свои сто двадцать четыре медали. Они лежали и сверкали, а я узнала, что такое командный дух, потому что мне предстояло сделать из этих медалей большое панно.

ССлышала, ты пошла учиться на сценарные курсы во ВГИК. Что нас ждет, большой фильм?

Про фильм не знаю, но иногда я чувствую себя шопинг-консультантом, специалистом в области «как потратить деньги». Мы занимаемся исключительно формой, вот я и пошла во ВГИК, чтобы немного подумать о содержании.

Сейчас почему-то вспомнила самую непосредственную похвалу работы декоратора, слышанную мною в жизни. Я выросла в деревянном доме, похожем на барак. И папа однажды решил там сделать ремонт. Он купил много белых упругих листов ватмана, оклеил ими дощатый потолок, а потом задул из пылесоса нежными пастельными цветами. На следующий день ко мне в гости пришла по­дружка, задрав голову, она долго разглядывала разноцветные квадраты, а потом, вздохнув, прошептала: «Как у вас красиво, как в цирке!»С