Мальчик был невысокий для своих десяти лет, чернявенький, с очень бледной кожей и какой-то странно заторможенный и ограниченный в движениях, слегка похожий на робота. Звали его Марк.

— Что вас беспокоит? — спросила я, грустно предполагая что-то очень нехорошее.

— Вы знаете, ничего, — бодро ответила улыбающаяся мама. — Мы прочитали вашу книгу и просто на всякий случай…

Я облегченно выдохнула. Иногда приятно ошибаться.

— Угу, хорошо. А о чем же поговорим?

— Вы знаете, в последнее время Марк стал грызть ногти. Я объясняю ему, что это некрасиво и негигиенично, но понимаю, что это не просто так, и хотелось бы знать…

— Вы, безусловно, правы. Сейчас попробуем разобраться. Ваша семья состоит из…

— Я и Марк. Иногда приезжает моя мама и живет несколько месяцев. Когда мамы нет, у нас есть няня, почти родной для нас человек.

— Отец…

— Он с нами не живет и не жил, он много старше, у него другая семья. Встречается с Марком редко (много сложностей), но очень его любит, всегда интересуется, принимает участие в нашей жизни, в том числе в материальном плане, и вообще у нас отличные отношения.

— Ага. Какие-то отношения с неврологом были?

— Я принесла, вот! — женщина протянула мне толстую пластиковую папку, в каждый файлик-страницу которой были вложены результаты каких-то обследований и врачебных заключений.

Сердце у меня опять екнуло: ну конечно, первое впечатление меня не обмануло, у ребенка какое-то серьезное заболевание, просто мать не хотела при нем говорить вслух… Я быстро перелистнула страницы, пропуская анализы, зигзаги кардиограмм и ЭЭГ, фиксируясь на заключениях и диагнозах. Если не считать всяких функциональных отклонений, заключение эскулапов было единодушным: здоров.

— Но зачем же все это? — я удивленно подняла брови. — Если ребенок действительно здоров…

— Ну, вы знаете, всегда лучше отслеживать ситуацию…

— Ну ладно. Как у Марка дела в школе?

— Нормально. Я долго выбирала и для начального образования выбрала просто хорошую языковую школу, до нее всего полчаса пешком или десять минут на машине. Но потом мы, конечно, планируем либо тридцатку, либо ФТШ им. Ж. Алферова.

— Марк чем-нибудь занимается кроме школы?

— Конечно. Сейчас вы будете меня ругать, — мать улыбнулась с затаенной гордостью. — Но все это просто замечательно и совершенно не напряжно. Марк с двух лет ходит в бассейн (это нам рекомендовал ортопед). Кроме того, мы ходим в изостудию при Эрмитаже, вы, конечно, знаете, насколько это высокий уровень и как трудно туда поступить, к нам три года ходила на дом художница, готовила. Сейчас к нам два раза в неделю ходит преподавательница английского языка, вы понимаете, что без него сейчас вообще невозможно, и еще преподавательница музыки, ну и по субботам мы посещаем хор, Марк любит петь. Кроме того, теннис — ему же надо двигаться, и еще по воскресеньям — студия народного творчества, ее ведет замечательный, увлеченный профессионал, это просто чудо, что они там делают, и очень полезно для развития тонкой моторики, учительница говорит, что у Марка с этим некоторые проблемы…

Все время, пока мы разговаривали, Марк дисциплинированно сидел на стуле, играя собственными пальцами.

— Ты можешь посмотреть игрушки или вон тот большой магнит, если хочешь, — сказала я.

— Спасибо, я не хочу.

Я дала ему пригоршню четок, шишек и всяких «крутилок». Марк выбрал вложенные друг в друга железные колечки и стал их перебирать.

— Марк, что ты делаешь, когда тебе не надо никуда идти? Как ты отдыхаешь, играешь?

— Вы знаете, сейчас он уже не играет, — ответила за сына мама. — А вот раньше, до школы у нас была ежедневная обширная программа: мы собирали дома и машины из конструктора «Лего», ставили домашние спектакли, очень много занимались с развивающими пособиями…

— Марк, а какие передачи ты любишь в телевизоре? Какие компьютерные игры?

Молчание с оттенком недоумения.

— Вы из тех мам, которые полагают, что компьютерные игры — это зло и по выходным полчаса показывают ребенку добрые советские мультфильмы? — догадалась я.

— Да, я такая, — энергичный кивок головой. — Я хочу, чтобы мой ребенок вырос в реальном мире. Чтобы он не болтался бессмысленно, как другие, а занимался интересным, важным для развития личности делом, чтобы ему было интересно жить, чтобы он встречался на своем пути с интересными, творческими людьми. Я знаю, как это важно…

Три раза «интересно» в одной фразе, при в общем-то правильной литературной речи.

— Вы пришли ко мне не с ногтями, — утвердительно сказала я. — Хотя это, безусловно, неврологический симптом.

— Там, в папке, на последней странице, я написала.

Я открыла последнюю страницу. Компьютерная распечатка, как все прочее. Крупными буквами.

«Он ничего не хочет. Когда есть свободное время, я его спрашиваю: что будем делать? Он всегда отвечает: не знаю. Ему ничего не интересно? Но как так может быть? Я в детстве была совершенно другой. Мне все было нужно и все интересно».

Не выпуская из пальцев железных колец, Марк лег навзничь на ковер и как будто отключился.

— Откуда вы? — спросила я.

— Из Краснодарского края. Маленький городок. Но мне повезло: у нас в школе был чудесный учитель математики, его прислали из Петербурга по распределению, он увлекал нас всех, и ставил спектакли, и водил в походы, у нас была такая интересная жизнь…

— Кто вы по специальности?

— Экономист.

— Вы хотели быть экономистом?

— Нет, я всегда хотела работать с маленькими детьми. Еще дома закончила училище по специальности «педагог дошкольного образования». Но вы же понимаете, сколько им платят? Уже в Питере я закончила институт…

— Вы любите свою работу?

— Нет, но она дает мне деньги для жизни, для того, чтобы нанять няню, для развития Марка. Но почему он?..

— Да он просто офонарел от вас. Когда то, что предназначалось многим (согласно специальности, вы должны были работать с группой детей), то, что вы, познавательно-активная девочка, не добрали у себя в Краснодарском крае, вывалилось на голову ему одному… Есть такое выражение «духовная пища». Так вот, человека нельзя кормить одним черствым духовным хлебом или полупереваренной кашицей, от этого он становится грубым и неразвитым. Но нельзя его кормить и только тщательно отобранными пирожными духа. Пирожное — это лакомство, достающееся после основного питания — черного хлеба. Только тогда оно ценится. Марка же от пирожных тошнит, и его здоровая нервная система уже начала реагировать…

— Что же нам теперь, бросить все занятия и посадить его к компьютеру, как делают другие родители?!

— Ну-у… почему же все…

Марк на ковре открыл глаза. В глазах блеснула надежда…

Мне было его жаль. Вокруг него действительно было много всего интересного, мать постаралась изо всех сил…

— Раз уж вы начали говорить про еду… Знаете притчу? Я хочу не кормить сына рыбой, я хочу дать ему удочку, показать все интересное, чтобы он потом мог выбрать…

— Вы не даете ему эту удочку, в том-то и дело. Вы сами в нее вцепились, бегаете вокруг ребенка и упоенно размахиваете ею, вылавливая из богатой питерской среды одну вкусную рыбку за другой. И никак не можете остановиться, осмотреться, внимательно взглянуть на самого ребенка…

— Так что же мне, по-вашему, делать?

— Отползти назад, частично обеднить среду, дать Марку осознать, что он — отдельный живой человек, а не функция развития, существующая в вашей голове, предоставить ему возможность научиться отличать пирожные от черного хлеба и ценить и то и другое…

— А на компьютере-то можно? Хоть час в день? — спросил Марк, приподнимаясь и заглядывая мне в глаза.

— Вот видите! — обвиняюще воскликнула мама. — Вы хотите, чтобы я разрешила ему тратить бесценное время на совершенно бессмысленные, отупляющие занятия? Не будет этого! Мы найдем другого психолога, он порекомендует что-то творческое, конструктивное…
Они ушли. Марк грустно улыбнулся мне на прощание. Кажется, он понял, что я, в сущности, была на его стороне. Просто у меня не получилось.