Пригласил в гости один поэт, из хороших. Пришли с женой: стол, уют интеллигентской кухни в стиле 70-х, еще один поэт (концептуалист) плюс успешный беллетрист. Жена поэта постаралась, на столе все было вкусно по-домашнему, просилось в рот. Начали выпивать, закусывать, попутно, как и всегда, удовлетворяя гносеологическую жажду. Жена поэта между делом призналась, что уже год как служит в одном из московских загсов штатным фотографом, снимая свадьбы. Вполне стабильный заработок, работа интересная. И в качестве доказательства или приправы к столу продемонстрировала собравшимся альбом, собранный ей за год. В альбом вошли наиболее необычные на ее взгляд пары. Альбом пошел по нашим рукам. Просмотр сей брачной фотолетописи произвел на гостей сильное впечатление. Настолько сильное, что аппетит у всех как-то поубавился и нам пришлось слегка навалиться на алкоголь, дабы компенсировать потрясение от увиденного. Во время этого нервного выпивания слова «паноптикум», «вырождение» и «ужас» витали над столом...

И мне вспомнился выдающийся социолог Питирим Сорокин, уплывший из большевистской России на знаменитом «философском» корабле и написавший в 1922 году, что русский генофонд понес непоправимый урон. И это уже в 22-м! Еще не случилось голодомора, 1937-го, Второй мировой.

Вспомнилась и коллективная фотография 30-х: Сталин на съезде каких-то ударников чего-то. Лица, нет, морды этих ударников впечатляли: это был съезд неандертальцев.  выползших из пещер. Сталин среди них казался Homo Sapiensом.

Невольно вспомнился и Б.Л. Пастернак:

 

И каждый день приносит тупо,

Так что и вправду невтерпеж,

Фотографические группы

Одних свиноподобных рож.

 

Я был школьником, когда подруга моей бабушки, пожилая московская дама, приехав к нам в гости, в сердцах сказала, обращаясь к бабушке:

— Анечка, еду в метро: морды, морды, морды. Ни одного лица!

Большевикам мало что можно простить, но планомерное уничтожение российских элит — самое безумное и, вероятно, самое тяжкое их преступление. Осознанный геноцид элит. Своим красным бульдозером они сняли гумус, плодородный слой нации, обнажив глину и песок, на которых впоследствии пророс генетический трэш.

Максимилиан Волошин свидетельствовал о страшных расстрелах в захваченном красными Крыму: когда были уничтожены все бывшие по спискам, на улицах просто хватали людей с интеллигентными лицами и расстреливали.

Семьдесят лет выращивали в СССР нового человека. И в общем, надо признаться, вырастили. Он по-прежнему бодр, жизнелюбив, жизнестоек и благополучно воспроизводит себе подобных, что и доказал вышеупомянутый фотоальбом.

Новый человек оказался генетически устойчив. И этот человек у нас — в большинстве. У него вполне сложившееся представление о добре и зле, о человеческих и государственных ценностях, о будущем и о прошлом страны.

И с ним можно построить Великую Россию. За Великой Русской Стеной.

Вы, господа snobы, уверен, уже подметили за собой одну странность: сталкиваясь в других странах с соотечественниками, вы не очень-то торопитесь заговорить с ними, пообщаться, обменяться новостями об успешном строительстве ВРС. Даже наоборот — делаете все, чтобы соотечественники вас не узнали. А если узнают — вы испытываете что-то вроде стыдливой неловкости, словно вы когда-то с ними вместе отбывали срок или строили все ту же Стену, таскали кирпичи. Да и просто —  вам не очень хочется услышать в Париже или Вене такое:

— Блин, сто пудов, я эту шнягу больше не покупаю.

— Почему вы мне даете цвай?! Я же плачу за драй!

— Он у них типа гешефтсфюрер, серьезный такой дядечка...

— Здесь распродажка крутая, без чепешек, я в шоке!

— В этой Венеции грязно и воняет.

— Я че, буржуй, чтоб в урну бросать?!

Все эти фразы я услышал в свое время от наших соотечественников.

И право, смешными кажутся споры вокруг каких-то новоизданных словарей, каких-то новых грамматических правил, где «кофе» теперь среднего рода. А почему не женского? Пора, пора идти навстречу новому человеку:

— Пацан, у тебя, блин, кофе классная, сто пудов!