Реклама обреченности
*
В конце января на лондонских билбордах появились изображения младенца с подписью: «Глаза – от папы. Нос – от мамы. Долг – от Гордона Брауна». Внизу мелким шрифтом сообщалось: «Каждый ребенок в Великобритании рождается с долгом семнадцать тысяч фунтов». То была реклама Консервативной партии, которая вызывала почти животный ужас, – реклама депрессии, отчаяния и обреченности. Одно дело – абстрактная некомпетентность правительства, и совсем другое – пожизненное клеймо на ребенке, которого угораздило родиться якобы не в той стране.
Неизвестно, как долго могли бы выносить лондонцы – и сам Гордон Браун – этот визуальный террор, если бы в городе не начался самый сильный за последние двадцать лет снегопад и внимание жителей не переключилось на мэра Бориса Джонсона и... Москву. Это был настоящий снег – такой, который наглухо залепляет рекламные щиты и ложится сугробами, а не тает прямо в воздухе. Всю ночь люди фотографировали его на телефоны и отсылали друзьям и родственникам по всему миру, малевали неприличные слова на окнах дорогих машин и даже разговаривали с незнакомцами: снегопад превратился в мини-карнавал, время, когда отменяются все табу.
Отменили, впрочем, не только табу: после того как было объявлено штормовое предупреждение, покорно встали все городские автобусы (кроме туристических с открытым верхом – ими управляют частные компании, которым не приходит в голову лишаться заработка из-за какого-то снега). И вот тут неожиданно сделался актуальным опыт тех наций, в чьих автомобилях всегда найдутся лопатка для очищения снега и скребок от наледи. Все, у кого хватило сил разлепить прихваченные морозцем губы, кинулись сравнивать беспомощный Лондон с исправно функционирующей Москвой, где в те дни было градусов на двадцать холоднее, чем в британской столице. Дескать, в России минус двадцать четыре градуса – и ничего, жизнь продолжается! А уж в Якутии при каких-то минус двух градусах сибиряки загорают и играют в пляжный волейбол, иронизировали журналисты. В ответ Борис Джонсон поехал на работу на своем велосипеде, а перед этим даже устроил пробежку в шортах и сделал заявление, что снегоуборочная техника городу вовсе не нужна.
**
Между тем колледжи и офисы опустели, аэропорты перестали принимать самолеты, закрылись практически все ветки метро «из соображений безопасности» (мол, рельсы стали слишком скользкие), а водители черных кэбов отмахивались от клиентов вежливым «приходите завтра». Ртуть в термометрах опустилась до такого уровня, что даже английским девушкам, которые, как известно, ходят летом и зимой в балетках на босую ногу, пришлось остаться дома – в балетках было слишком холодно, а другой обуви многие и не знают. А те менеджеры в Сити, которые умудрились добраться до работы, ходили по офису в носках, пока сохли их мокрые ботинки и кроссовки. К вечеру были подсчитаны и опубликованы убытки, нанесенные экономике страны «русской» погодой: три с половиной миллиарда фунтов. Разумеется, у каждой медали есть и оборотная сторона: руководство супермаркета Waitrose отрапортовало, что на шестьдесят процентов подскочили объемы продаж морковки. Британии срочно понадобились носы для снеговиков.
В то время как город заполонили снежные скульптуры с их подчеркнутым геометризмом форм и монолитностью, в покрытом наледью здании Tate Modern открылась выставка «Определяя конструктивизм» Александра Родченко и Любови Поповой – и тут же стала одним из самых успешных проектов музея за последнее время. Куратор Маргарита Тупицына пригнала в Англию трейлер, в котором было три с половиной сотни работ. Трейлер этот приехал в Лондон всего за несколько дней до открытия выставки – работы развешивали в последний момент и под личным руководством куратора. Еще за сутки до открытия двенадцать залов галереи, отведенные под экспозицию, выглядели абсолютно не готовыми. Но все успели – в зале номер одиннадцать даже был воссоздан рабочий эскиз клуба, спроектированный Родченко для парижской выставки 1925 года: с шахматами, столами для чтения, книжными полками и даже «уголком Ленина» (однако на стенах там висели вполне свежие выпуски газеты The Independent). По залам бродили архитекторы и дизайнеры; они замирали перед эскизом газетного киоска Родченко и спрашивали у всех, кто был более или менее похож на русского: «А такой есть в Москве?» Открывшаяся в это время Лондонская неделя моды их, кажется, совершенно не интересовала.
И не их одних – организаторы сделали неделю гораздо компактнее, чем в прошлые годы; теперь это даже не неделя, а шесть дней. При рецессии многие дизайнеры больше не могут позволить себе устраивать показы, а те, кто может, один за другим переносят свои дефиле в Нью-Йорк. В Лондон в последние сезоны почти не ездят даже британские байеры, не говоря уж о зарубежных. «Лондонская неделя моды не особо выгодна с коммерческой точки зрения», – считает дизайнер Надя Соловьева, работающая в Лондоне. Ее коллекции, известные под именем Vassilisa, вот уже третий сезон продаются в Европе и США. Однако Соловьева отказалась от предложения участвовать в Лондонской неделе моды: неприбыльно. «Зачем отзывать коллекцию из Нью-Йорка, где она хорошо продается», – говорит дизайнер. Даже Сара Браун, жена премьер-министра Гордона Брауна, отказывается принимать приглашения на показы просто потому, что «не хочет, чтобы ее видели на Неделе моды». В этом смысле Лондонская неделя моды очень сильно напоминает российскую.
В контексте этой ползучей русификации даже самые заурядные события выглядят по-новому. Роман Абрамович, например, пожертвовал скромную, но жизненно необходимую сумму на создание в Ипсвиче памятника Александру Оболенскому. Монумент представляет собой бюст – обнаженный торс с рельефно выделенными мышцами (русский князь прославился выдающейся игрой за сборную Англии по регби). Очередная, не самая крупная (всего-то пять тысяч фунтов) инвестиция Абрамовича в русско-английские отношения акцентирует роль русских в английской культуре: так ли уж велики были шансы английской сборной, если бы в свалках за мяч не участвовал мускулистый русский князь?
***
Похожим образом выглядит и другой жест Абрамовича, со скандалом вытурившего из своего «Челси» тренера Фелипе Сколари и устроившего вместо него на временную работу Хиддинка. Ведь, может быть, это не циничный увод главного тренера у своей национальной сборной, а знак высокомерного отношения к англичанам – чуть ли не гуманитарная помощь. Еще раз выяснилось, что англичанам не следует слишком задирать нос: у русских есть нечто такое, чего нет у них. Скребки для очищения наледи, русский князь, Гус Хиддинк – и ведь это еще не конец, есть еще и самое главное...
Несмотря на катастрофические погодные условия – облачность и обледеневшую посадочную полосу, в лондонском аэропорту все же удалось приземлиться самолету, на борту которого находился Андрей Аршавин, новоиспеченный игрок лондонского «Арсенала». О его прилете много говорили по местному телевидению, и футболки с цифрой «23» неплохо расходятся, но пока трудно сказать, каковы шансы Аршавина на то, что в Англии появится его бюст. Однако уже сейчас очевидно, что со временем, как и всякому русскому в Лондоне, Аршавину придется заниматься приобретением недвижимости. И пока англичане скупают морковку, русские продолжают пользоваться ситуацией и скупают особняки конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века в Найтсбридже, Кенсингтоне, Белгравии, Мейфэре и Челси. Поскольку вместе с ценами на недвижимость падает и курс фунта, иностранные покупатели могут выиграть на этом до тридцати пяти процентов. Проблема в том, что если март в Лондоне окажется похожим на февраль, то еще через некоторое время те, кто пытается уехать из Москвы, чтобы жить вместе с гармоничными людьми, пользоваться удобными вещами и наслаждаться благоустроенным бытом, все равно в ней окажутся. «Социалистические мотивы», снеговики как национальное искусство, давки в метро, обвал курса национальной валюты, немодная Неделя моды, Аршавин, Гус Хиддинк, глаза от папы, нос от мамы... Забавная инверсия: главным русским проектом девяностых годов было сделать из Москвы Лондон. Из этого ничего не вышло – и вот теперь дела оборачиваются таким образом, что сам Лондон все больше напоминает Москву.С