Война

К серой панельной девятиэтажке подъезжает «десятка» ДПС, останавливается. Из нее выходит майор – полный невысокий мужчина лет сорока пяти. Дэпээсник идет к подъезду, набирает код домофона, заходит. Из беседки выскакивают три парня в черных кофтах с капюшонами, в масках на лицах, бросают в машину «коктейли Молотова». Одна бутылка, разбив стекло, взрывается внутри машины, остальные разбиваются о капот и переднюю дверь. Парни бегут через двор.

Майор выскакивает из подъезда, делает несколько шагов к горящей машине, отбегает назад.

*

«Областная трибуна», 15 октября 2012 года

Рубрика: Происшествия

Заголовок: Боевые потери ДПС

Автор: Виктор Сухов

Через две с лишним недели после того, как под покровом ночи неизвестные злоумышленники забросали бутылками с зажигательной смесью автостоянку ОВД «Ближний», в городе совершено еще одно подобное преступление — в этот раз средь бела дня. С помощью все тех же бутылок с зажигательной смесью был уничтожен автомобиль ДПС ВАЗ-2110.

Майор ДПС К. приехал домой на обед и припарковал машину у своего дома по улице Красноармейской. Едва он успел войти в подъезд, как в «десятку» полетели бутылки с зажигательной смесью. Выбежавший из подъезда майор потушить пожар своими силами не смог и вызвал пожарный расчет. К тому моменту, как пожарные приехали, автомобиль уже основательно выгорел и восстановлению не подлежит. В инциденте никто не пострадал.

Как и в прошлый раз, ответственность взяла на себя таинственная группировка «Вена-1975», разославшая сразу же после инцидента заявление на электронные адреса городских СМИ.

«Сегодняшняя атака на автомобиль ДПС была тщательно подготовлена, и мы осуществили ее, только убедившись, что рядом не находятся никакие посторонние лица, которые могли бы пострадать, — говорится в заявлении. — Цель атаки — показать уязвимость полиции. Мы не выделяем ДПС из всей репрессивно-коррумпированной структуры. Количество людей, ежегодно гибнущих на российских дорогах, сравнимо с показателями стран третьего мира, а сотрудники ДПС занимаются лишь выкачиванием взяток из водителей и набиванием собственных карманов».

«На сегодня мы ограничиваемся предупредительными акциями, в которых не страдают люди, — говорится в конце заявления. — Но если ментовский террор не прекратится, мы приступим к более реальным и жестким действиям».

Как и в прошлый раз, полиция ограничилась дежурными заявлениями о том, что «расследование идет» и «никакой информации для прессы пока нет». Однако подобные инциденты вызывают тревогу граждан. Прохожие, опрошенные нами на проспекте Ленина, не склонны недооценивать серьезность ситуации.

«Меня это все очень пугает, — говорит Елена, женщина тридцати с небольшим лет. — Я мать двоих детей, и меня очень беспокоит криминальная обстановка в городе. И если наша доблестная милиция не может защитить саму себя, это не может не вызывать тревоги».

«Это не дело, — соглашается пенсионерка Ирина Львовна. — Один раз грохнуло — и никого не нашли, сейчас еще раз… Вдруг следующий раз грохнет уже в нашем дворе?»

Но находятся и люди, которые видят ситуацию по-другому. «Это все политика, — заявил мужчина сорока с лишним лет, назвавшийся Николаем. — У мэра скоро истекает срок полномочий, и кому-то выгодно показать, что он не контролирует ситуацию в городе. Кому? Если бы я знал, я бы вам сказал».

«Областная трибуна», 16 октября 2012

Рубрика: От редакции

Заголовок: Честь офицера

[…] Все это начинает уже порядком утомлять. Если люди не справляются со своими обязанностями, они должны уйти. Может быть, и генералу Завьялову пора освободить свое место, передав его кому-то, кто сможет навести порядок в городе? А то получается, что «моя полиция меня бережет», но не может уберечь саму себя от атак какой-то маргинальной экстремистской организации. В царской армии офицер считал бы делом чести уйти в отставку после такого, а нашим, получается, хоть бы хны.

*

Кабинет Завьялова. Перед генералом — стакан чая в позолоченном подстаканнике. Звонок. Завьялов нажимает кнопку на мини-АТС. Голос секретарши:

— Майор Воронько.

— Пусть заходит.

Дверь открывается, входит Воронько, идет к столу, останавливается, прикладывает руку к фуражке.

— Здравия желаю, товарищ…

Генерал резким взмахом руки обрывает его.

— Игорь, у меня к тебе один вопрос, — говорит Завьялов. — Что это за херня?

— Ну, товарищ генерал…

— Я еще раз спрашиваю: что это за херня? У тебя было достаточно времени. Где результаты?

— Этого времени недостаточно. Хотите, чтобы я взял «стрелочника»? Пожалуйста, хоть сегодня. Только чтό вы скажете, когда будут новые нападения?

Генерал берет стакан чая, отпивает, ставит чай на стол.

— Скажи мне, чтό у тебя есть на сегодня. Какие зацепки, версии?

— Если честно, никаких. По ОВД «Ближний». На месте преступления — ничего. Даже переговоров по мобильному никаких не зарегистрировано. По машине ДПС — все то же самое. Видеокамер там нет…

—Что ты мне про видеокамеры? — Генерал бьет ладонью по столу. Чай расплескивается. — Какие еще б...ские видеокамеры? Это на глазах у всего дома было. Опросить всех пенсионеров, на хер. Они целый день сидят у окна, должны были видеть все.

— Опросили всех, кого смогли. Никто не видел ничего конкретного. Да, в беседке постоянно сидят какие-то ребята. Причем не только из этого дома. Лиц никто не запомнил, да и далеко, и плохо видно из-за деревьев. Видели только, что кто-то сидит. В тот день тоже сидели ребята, никто их не рассмотрел и не запомнил. Те, кто бросали бутылки, были в черных джинсах, в черных балахонах, в масках. Это всё…

— Что всё? Ты мне скажи, что всё? Я что, должен тебе объяснять, как делать твою работу? Чтобы мне через неделю были подозреваемые! Понял?

*

Проходная комната в малогабаритной квартире. Работает телевизор — фильм «Такси-3».

На диване сидят родители Ивана. Отец — лысеющий, немного за сорок, в майке Reebok, с бутылкой пива в руке. Мать — миниатюрная, насупленная, с морщинами на лбу. В кресле младшая сестра — лет двенадцать — играет в игру на мобильнике.

В прихожей щелкает замок, открывается дверь, слышатся шаги. В комнату заглядывает Иван, снимает с плеча гитару в чехле, ставит на пол.

— Где ты ходишь? — спрашивает отец.

— На репетиции был.

Отец хмыкает.

— Ваня, я тебе совершенно откровенно говорил и еще раз говорю — я не вижу в этом никакой перспективы.

— При чем тут перспектива, папа? Я хочу это делать, и я это делаю.

— А о будущем думать не надо? Эта твоя музыка только отвлекает от учебы.

Сестра поднимает глаза от экрана мобильника, снова возвращается к игре. Мать, не отрываясь, смотрит в телевизор.

Отец делает глоток пива.

— Ты пойми, я без наезда. Я просто говорю, что думаю. У тебя есть реальные шансы как-то проявиться. Мое поколение — оно пролетело мимо всего. Нас, как написал Пелевин, готовили к жизни в одной системе, а жить пришлось совершенно в другой. И мы не смогли толком адаптироваться. А у тебя есть реальные шансы…

— Какие шансы? Стать офисным планктоном и просиживать штаны в надежде на повышение, на прибавку к зарплате?

— Почему ты так презрительно об этом говоришь? Что в этом плохого? Или ты хочешь работать продавцом, как я?

— Не хочу.

Иван поднимает гитару, проходит через комнату к двери в смежную, открывает ее, заходит.

*

«Форд» серебристого цвета едет по индустриальной зоне — мимо заборов, складов, индустриальных корпусов. За рулем — Воронько.

Машина останавливается у бетонного забора. За забором виден ангар. Рядом припаркован заляпанный грязью «мерседес». Воронько делает знак водителю. Водитель — смуглый парень в черной кепке-бейсболке — выходит, открывает дверь «форда», садится рядом с Воронько.

— Привет, Шама, — говорит майор.

Парень молча кивает, достает из кармана пакетик с «травой», протягивает Воронько. Майор забирает его, кивает. Парень выходит из машины, садится в «мерседес», уезжает.

Воронько, покопавшись в бардачке, находит мятую пачку «Беломора».

Воронько сидит в машине, курит «косяк». Над серым бетонным забором — вывеска «Шиномонтаж. Сход-развал». К забору прилеплены полуоборванные объявления «Купим волосы», «Металлопрокат», «Продаем арматуру». У забора валяются раздавленные пивные жестянки, упаковки от чипсов. Воронько делает последнюю затяжку, выбрасывает «косяк», заводит машину.

Воронько останавливает машину у подъезда типовой девятиэтажки, выходит. В руке — чекушка водки. Он присасывается к бутылке, допивает. Бросает пустую бутылку в урну. Не попадает. Бутылка падает рядом с урной, не разбивается. Майор набирает код домофона.

Майор заходит в квартиру. Из кухни выглядывает ярко накрашенная рыжеволосая тетка с сигаретой, говорит:

— Какие люди в Голливуде!

— Привет, Сергеевна. Как жизнь?

— Лучше всех.

Майор хмыкает. Делает шаг вперед по коридору.

— Ты куда, начальник? — говорит Сергеевна. — А разуться?

Воронько стаскивает ботинки, не развязывая шнурков, идет по коридору. Слева — кирпичная нештукатуреная стена с дверями: это — переделанная квартира с проходными комнатами. Впереди — дверь. Майор открывает ее, оказывается в предбаннике с ведрами, швабрами и веником, натыкается на ведро, отфутболивает. Открывает следующую дверь.

В комнате — кровать, туалетный столик с зеркалом, на столике разбросана косметика, бутылочки с лаком, кисточки. На кровати лежит поверх покрывала блондинка в черном коротком платье, читает книгу в потертой мягкой обложке.

— Привет, Лариса, — говорит Воронько.

— Здравствуйте, — отвечает девушка.

Она находит в книге закладку, кладет между страниц, закрывает и откладывает книгу. Майор жестом показывает на окно. Девушка подходит к подоконнику, опирается на него руками, отставляет задницу. Воронько подходит, задирает платье. Трусов на ней нет. Он начинает расстегивать брюки. Батарея под подоконником покрашена в бледно-зеленый цвет. В нескольких местах краска отслоилась. На подоконнике валяются рекламные флаеры такси, косметический карандаш, газета с кроссвордами. Один кроссворд наполовину разгадан.

Лариса лежит на кровати, накрывшись покрывалом.

Воронько курит, глядя в окно. Он поворачивается, смотрит на девушку.

— Какой-то вы невеселый, — говорит девушка.

— А что, я бываю веселым?

— Ну, не то чтобы совсем, но веселей, чем сегодня. Что, на работе проблемы?

— Ну да, начальство еб*т… Вот я понимаю, за что еб*т тебя…

— Зачем вы так грубо говорите?

—…и ты сама это знаешь. За деньги. А вот за что еб*т меня — это вопрос. Эт-то вопрос. Большой и толстый…