В школе этого никогда не расскажут, потому что тем самым напрочь отобьют охоту учиться: IQ — вещь врожденная на 80 процентов (по поводу точной цифры, разумеется, еще спорят).

Оставшиеся 20 процентов вроде бы зависят от книг, родителей и преподавателей, но и они — слабое утешение: это никак не «одна пятая всего интеллекта», потому что расчеты ведут в единицах отклонения от нормы. Грубо говоря, если «врожденный IQ» — 110 (а норма всегда 100), то IQ взрослого будет зажат в узком коридоре между 108 и 112. Словом, как ни старайся, ты либо умник с рождения, либо обречен всю жизнь таскать мешки с картошкой.

Новую волну бунта против этого взгляда на вещи, где все слишком уж безысходно, подняли четверо ученых из университета Амстердама. Команда профессора-психолога Хана ван дер Маас нашла у господствующей теории слабое место: IQ-тесты, на результатах которых она строится. К тестам давно предъявляют претензию, что те «перегружены культурой». Другими словами, результат старательного туповатого зубрилы, который просто заучил много фактов, будет лучше, чем у сообразительного дикаря. Пусть даже вопросов про «значение числа пи до десятого знака» или «расстояние от Москвы до Парижа» в IQ-тесте не будет, итог все равно может опосредованно зависеть от математической грамотности или умения читать карту.

Идея была такая: очистим тесты от гнета культуры — и выясним, как передается интеллект в чистом виде. Это самое «в чистом виде» имеет строгое название и железную теоретическую базу под собой. Когнитивисты с 1970-х говорят и пишут про «жидкий» интеллект — в противовес «кристаллизованному», опирающемуся на эрудицию.

В поисках «жидкого» интеллекта аспиранты ван дер Мааса сели перекапывать старые данные 23 исследований на близнецах (подопытных было 7852). Почему близнецы? Потому что у них совпадают все гены до единого. Все различия в интеллекте, которые выявляют тесты, ни на какую наследственность не спишешь — она у близнецов одинаковая.

Самым ценным источником информации оказалось Миннесотское исследование разделенных близнецов, начатое в 1979 году. Задачей было найти не просто близнецов, а таких, которые выросли в разных семьях: допустим, родители развелись или сирот усыновили разные люди. Таких нашлось 126 пар. (По сети бродит реальная история про двух его участников — братьев Джима и Джима, разлученных в детстве и познакомившихся в возрасте 39 лет. Ничего не зная друг о друге, они оба женились на девушках по имени Линда, назвали старших сыновей Джеймсами и давали одинаковые клички собакам. Но для ученых, озабоченных интеллектом, было важней другое совпадение: оба в школе получали двойки по английскому и пятерки по математике, а также полюбили столярничать.)

В Миннесоте подопытных мучили вопросами самых разных типов: там были и игра «найди 10 отличий», и вращение раскрашенных фигур в уме, и головоломки на складывание фигур из бумаги. Авторы других поднятых из архива исследований на близнецах были не такими изощренными, но и их вопросы голландцы легко разбили на группы в порядке убывания культурной нагрузки: «словарные», «информационные», «на понимание», «дополнение картинок», «сортировка картинок» и еще несколько пунктов.

Тут-то и поджидал сюрприз: выяснилось, что в тестах с высокой «культурной нагрузкой» близнецы стабильно показывают самые похожие результаты. Парадоксально, но дети, выросшие в качественно разных семьях (на полках стояло разное число книг, и в школе их учили по-разному), отвечали на вопросы так, как будто знания достались им прямо в материнской утробе.

Эта идея отдает если не мистикой, то теорией эволюции Ламарка: в отличие от Дарвина, классик верил, что наследуются приобретенные признаки. Например, знания: осилил отец книжку — и у сына в голове (даже если тот отца не видел в глаза) что-нибудь да отложится. Но генетика вроде бы давно поставила на этой идее жирный крест, потому что в ДНК негде записывать хронику удач, поражений и прочитанной литературы.

Объяснение без мистики: то, что можно грубо описать как «тягу к знаниям», — врожденное свойство мозга, закодированное в генах. Оно и наследуется. И если не держать человека в глухой изоляции, то он, при правильной наследственности, извлечет из самого скупого потока информации достаточно сведений о мире. Тут можно вспомнить историю Софьи Ковалевской, которая училась математике, разглядывая формулы на обоях у себя в детской, или будущего академика Израиля Гельфанда, который в 15 лет в деревне под Тирасполем раздобыл первый учебник по анализу, а в 19 поступил в аспирантуру МГУ. То есть потенциальный Ломоносов не пропадет даже в сельской школе в Бразилии. Но и самая прекрасная развивающая гимназия мало что к его таланту добавит.