Вопрос о свободе воли — основной вопрос философии (собственно, это другая сторона вопроса «Неужели я умру?», который тоже основной вопрос философии, а уж вопрос о первичности материи либо сознания — так это вообще то же самое, только выраженное косноязычно).

Чтобы узнать больше о проблеме свободы воли, можно прочитать одну из длиннющих дискуссий Михаила Аркадьева, Алексея Цвелика и Алексея Бурова, мало не покажется. Я же тут лишь изложу очень кратко основную суть.

Мысль (например, «Какая погода хорошая» или «Пойду убью старушку топором») — это некое событие, происходящее в мозгу. Ничем не хуже и не лучше других событий в природе. События в природе связаны друг с другом как причины и следствия, и эта цепочка ведет к началу вселенной. В какой-то момент какие-то материальные причины вызывают цепочку химических реакций в мозгу, включаются нейроны, бац — и вы уже спешите с топором по лестнице вверх, прислушиваясь к шагам маляров.

Парадокс в том, что если эта некрасивая история закономерно следует из истории вселенной, то, выходит, это уже не ваше решение убить старушку, а просто так само получилось*.

На практике мы постоянно видим, что наличие материальных причин у какой-то мысли — достаточно надежный аргумент, что эта мысль неразумна. Вроде доказала вам женщина, как дважды два, что вы нечуткий козел... но тут вы говорите себе: «Ба! Да у нее же ПМС!» — физиологическая причина позволяет вам немедленно отбросить предложенную аргументацию как не заслуживающую вашего внимания**. Или, скажем, кто-то в интернете изящно аргументирует, что без Путина России конец, но тут выясняется, что это тролль на жаловании, ну и какой смысл вникать в ход его мыслей? Подобным же образом, если чей-то нравственный выбор был предопределен природой, значит, это был не нравственный выбор, а просто симптом. Тогда с этим не надо спорить, это не надо осуждать или наказывать — это надо лечить.

В юриспруденции до сих пор существовал странный компромисс: если преступник совсем чокнутый, его признают невменяемым и лечат (с целью вылечить и не допустить повторения свинства). А если он просто странный, его наказывают (с целью отомстить, ну и, конечно, чтобы неповадно было ему и другим, но все-таки идея справедливого возмездия на первом плане). Чтобы доказать невменяемость, данные экспертов (психиатров и нейрофизиологов) совершенно необходимы. А вот когда определяют наказание обычному преступнику, ссылки на особенности его головного мозга обычно не работают. Потому что мозг, он конечно у всех разный, и если начать ссылаться на особенность распространения возбуждения в вашем, прости Господи, дорзомедиальном стриатуме — того и гляди, вообще тюрьмы опустеют.

Нейрофизиологи (несмотря на то что сами же зачали и породили такую отрасль своей науки, как нейроэтика), никогда особо и не рассчитывали, что серьезные и не склонные к философствованию американские судьи станут всерьез выслушивать их невнятную аргументацию. Потому происходящее стало для них большим сюрпризом,

А произошло вот что. Начиная с 2006 года в мотивационной части решений американских судей начало возрастать число ссылок на нейрофизиологические обследования мозга подсудимых. К 2010 году оно возросло в три раза, в 2012-м чуть снизилось (но лишь потому, что снизилось число потенциальных смертных приговоров, в которых такие отсылки чаще всего содержатся).

Эти данные были доложены в этом году на ежегодной нейрологической конференции. Автор исследования — Нита Фарахани из Университета Дьюка. Ее аспиранты обработали больше полутора тысяч судебных решений (ограничившись лишь судебными рекомендациями к прошениям о помиловании — там найти нейроэтические эскапады проще всего).

Надо отметить, что в большей части приговоров, где помянут томограф, решение было принято не в пользу подсудимого. То есть заявление типа: «Вы должны меня пожалеть, потому что я от природы не такой, как все»***, было экспертами не поддержано, а опровергнуто — мозги как мозги, ничего особенного. Очевидно, что это лишь издержки состояния науки — по мере развития технологий возможностей найти в мозгах что-то особенное будет все больше и больше.

А среди тех осужденных, кто все же был помилован, заметную долю составляют совсем уж забавные случаи. В этих решениях судов сказано, что помиловать парня следует потому, что его адвокаты не использовали всех возможностей защиты — НЕ прибегли к нейрофизиологическим свидетельствам. Нита Фарахани с удивлением отмечает, что аргумент о пассивности защиты лучше всего работал в американских судах в трех случаях: 1) если адвокат на процессе заснул, 2) если адвокат во время процесса умер и 3) если адвокат не завалил присяжных слайдами со сканами головного мозга подсудимого.

Другими словами, есть от этого польза осужденным или нет, но вера в свободный нравственный выбор человека пошатнулась даже у американских судей (людей по большей части благочестивых, христианского вероисповедания). Это, знаете ли, симптом. Если так пойдет дальше — того и гляди в американской юстиции возобладает ленинская трактовка наказания как средства исправления преступника, а вовсе не возмездия за его преступления (какой смысл в возмездии, если все предопределено?)

Что сделала из этой идеи марксистско-ленинская юстиция, мы хорошо знаем — а что еще может получиться, если отбросить идею справедливости как антинаучную? Одна надежда на нейрофизиологов: может, за ближайший десяток лет они все же поймут, как работает эта самая свобода воли, как она совмещается с научным материализмом или хоть с чем-то осмысленным.

Ну и философы тоже должны постараться; хотя на них надежда маленькая. Сколько тысяч лет у них было?! И вот к чему мы пришли.

Примечания

* А если она следует не закономерно, а — с учетом квантовой механики — отчасти случайно, винить кого-то еще глупее. По непонятным причинам многим кажется, что если в сознательном выборе как-то участвует квантовая неопределенность, отсюда появляется лазейка для свободы. Да нет же, свободы нет в законах физики, сколько ни разбавляй их вероятностями — она есть только у Бога.

** Ну, не всегда. Например, мысль «Какая погода хорошая!» возникает от того, что вам на сетчатку глаза упал солнечный луч, но тут наличие материальной причины вовсе не обесценивает вывод — напротив, это значит, что ваша мысль о хорошей погоде правильно отражает реальный мир. Ученые надеются, что все их построения как-то отражают реальный мир именно на том основании, что, возможно, материальные причинно-следственные связи и рациональная логика способны действовать в унисон, как в этом примере с погодой (хотя этого нам никто не обещал, что и позволяет всяким епископам Беркли время от времени заявлять, что вне нашего сознания ничегошеньки нет). Но вот если вы, обдумывая убийство старушки, вдруг вспомните, что вчера выпили литр несвежего портвейна без закуски, — это серьезный повод поставить под сомнение всю эту цепочку аргументов: «Тварь ли я дрожащая или право имею?!»

*** Этот поворот мысли на самом деле довольно спорный. Допустим, вы докажете суду, что убили старушку только потому, что вы — жертва гормонов, плохого воспитания, нищеты и вообще биоробот, лишенный свободного выбора. Глупо потом жаловаться, что вас, биоробота, несправедливо посадили на электрический стул или в тюрьму на 30 лет. Понятия справедливости к биороботу неприложимы, его можно только исправить, если он испортился. А вы именно испорчены, раз старушку завалили, и в тюрьме вас как раз будут чинить (а на электрическом стуле — утилизировать).