Максим Валецкий. Boris. Saggitarius

«Я начисто лишен слуха, и для меня БГ — это прежде всего удивительные тексты. Стихи, где из кажущейся непоследовательной чехарды слов вдруг проявляется волшебный образ. Но несколько лет назад на концерте БГ в Лондоне я оказался рядом с незнакомым американцем. Мы немедленно зацепились языками. После концерта мы небольшой компанией отправились ужинать, и выяснилось, что веселый американец — это великий режиссер Терри Гиллиам. Терри, спросил я его, а ты что, знаешь русский? Нет, не знаю. А что ты тогда сюда ходишь? А вот цепляет, говорит Терри».

Вера Некрасова. Ужин с человеком дождя

«Этот пожилой чилиец, похожий на Дастина Хоффмана, довольно хорошо говорит и любит придумывать новые слова. А еще он любит одежду. На день рождения ему подарили много обновок. Пато примеряет каждую и выходит к гостям. И так до тех пор, пока не выносят торт со свечками. Их пять».

Ирина Неделяй. Они всегда будут смеяться

«Они все, всегда, будут ждать трамвая. Они всегда будут смеяться. И снег будет блестеть и падать на бобровый воротник и шапку моего отца и не будет таять, а время от времени папа будет сметать его рукой и говорить в сотый раз, что бобровый мех не намокает… И не только его бобровый воротник и шапка никогда не намокнут, но и смех не прекратится, и звонок трамвая будет вечным, и все они вместе будут навсегда мне ангелами, навевающими счастливый сон. Вопреки всему. Навсегда».

Наталия Белюшина: Торжество Абырвалга

«В течение нескольких лет я с ослабевающим интересом наблюдала за тем, как люди превращают русский язык в его жалкое подобие. Тенденции сохраняются: по-прежнему, например, слово “координальный” употребляется вместо “кардинальный”. А недавно тема координальности получила долгожданное развитие: появился горячо встреченный общественностью “серый координал”».

Алексей Цвелик. Так начинался фашизм

«В моей голове плохо укладывается, как такой человек, как д'Аннунцио, мог подружиться с фашизмом. И не только он, но и вообще итальянский народ. Нет на свете страны красивее Италии, нет на свете народа, который бы так чутко, так органически чувствовал красоту, был бы так инстинктивно элегантен и артистичен, обладал бы таким чувством стиля, как народ Италии. И нет и не было в Италии человека вульгарнее, чем Дуче, даже Берлускони ему в этом уступает».

Слава Цукерман: Ночь на размышление

«В тот год наш фильм был единственным, в котором снимался Иннокентий Смоктуновский. Журналисты буквально преследовали нас, интервьюируя Смоктуновского, меня, других членов съемочной группы. Но ни одно из интервью, ни одна из написанных журналистами статей, ни одна фотография, сделанная журналистами на нашей съемке, не появлялись в печати. Я с удивлением осознал степень централизации советской прессы. Все редакторы, включая даже редактора какого-то местного сибирского женского журнала, знали, что публикации о нашем фильме следует придержать до момента, когда в Главке будет принято решение, выпускать ли фильм на экран».

Юрий Лев. Гаргульи, химеры и монстрики

«Если гаргульи как мифические существа появились лишь в XII—XIII веках, то химеры существовали с незапамятных времен в греческой мифологии. Там это было чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы, хвостом в виде змеи. Со временем образ химеры стал воплощать все невозможное, не сочетаемое. Но вот парадокс: в готической архитектуре фигуры химер появились значительно позже, чем гаргульи. Например, в парижском соборе Нотр-Дам гаргульи сохранились с XIII века, а химеры появились только во второй половине XIX века при реставрации собора. Реставраторов вдохновил роман Виктора Гюго “Собор Парижской Богоматери”».

Алена Рева. Загадочная история одной картины

«Веласкес долго думал и создал это полотно. Все, что на нем написано, написано с одной целью: дать понять, что эта девочка, которую все считали хулиганкой и сумасбродкой, будет следующей королевой Испании, и в этом нет ничего страшного, совсем ничего. На картине зеркало излучает королевскую власть, в лучах ее (власти) отражения купается вся комната. Дочь короля в позе, призванной демонстрировать самообладание, принимает символы власти на глазах собрания, взирающего на все тихо, спокойно, счастливо. Даже собаку это переломное событие до того не волнует, что она заснула, а карлик игриво толкает ее ногой, пытаясь разбудить и заставить взглянуть».

Андрей Шухов. Цой жыв

«В лондонской конторе “Портобелло Пикчерз” пребывали в уверенности, что в далекой Азии идет подготовка к съемкам — она и шла, но весьма специфическим образом. Осветители пили с осветителями, общаясь на одним им ведомом языке жестов и символов, режиссеры — с режиссерами, мы с братом кочевали из павильона в павильон и пили со всеми, налаживая творческое взаимопонимание. Так прошла неделя. Потом другая. В начале третьей творческое взаимопонимание сторон достигло пика. Можно было приступать к установке декораций».

Татьяна Догилева. Танцы на льду

«Лицо Урманова ничего не выражало по-прежнему, и он молчал. Понял, что нам хана. Надо сказать, что одиночники и парники очень разные, у них центр тяжести в разных местах, одиночнику партнерша на фиг не нужна, она ему только мешает и раздражает до сумасшествия. Урманов отменил предмет моей гордости — поддержку-переворот, походя заметив: “Оба головы разобьем”».

Татьяна Мэй. Мертвое кино для мертвых людей 

«— ...А как вы относитесь к Платонову? — неожиданно для себя спросила я.

Дима опять помрачнел. Откинулся на спинку стула. Долго молчал. Наконец оперся обеими руками о стол, приподнялся, приблизил ко мне лицо, обдав сложной смесью алкогольных запахов, и свистящим шепотом медленно сказал:

— Охуительный.»

Эрик Лерой. Хаос, невежество и правда. Как я нашел себя в России

«Москва казалась местом, где по улицам снуют черные воронки и, резко тормозя, хватают диссидентов, скручивают их, бросают на заднее сиденье и увозят туда, откуда о них уже больше никто не услышит. Воображение рисовало шпионов с зонтиками, острые кончики которых намазаны ядом, чтобы исподтишка вонзать их во врагов народа. И еще мы слышали, что если у кого-то из “профессиональных” советских спортсменов хватит дерзости не выиграть олимпийскую золотую медаль, его пожизненно сошлют в Сибирь, на лесоповал. Не шучу».

Александр Снегирев. Пришлось пристрелить

«—Какие новости? — спросила блондинка про выборы. — Этому накинули?

— Видать, накинули, — буркнул я.

— А этому урезали?

— Похоже, урезали, — вздохнул я. Наш утренний разговор происходил в атмосфере предопределенности.

— Какие цифры? — уточнила блондинка. Назвал цифры.

— Как я и говорила, — убедилась в собственной правоте блондинка».

Илья Мильштейн. Смерть на взлете

«Понимаете, дело ведь не в Путине, бог с ним совсем. Главная беда в том, что жизнь одна и проживаешь ты ее в первый раз, и если ты родился при Ленине, а умер при Сталине, то и ничего. А если дожил до хрущевской оттепели, до прижизненной, представьте себе, реабилитации, а потом тебе опять сапогом сдавили горло, то довольно тяжело. Если дожил до свободы, а потом пришли эти, из кооператива “Озеро”, пожирающие глухаря, то очень тяжело. А еще бывает так, что ты начал мыслить и соображать при Путине, ладно, произнесем это имя, и вышел на площадь при Путине, страшно радуясь, что таких, как ты, десятки тысяч и все норовят поставить лайки, а дело обернулось тюрьмой и законом об оскорблении чувств списком Магнитского, то уж совсем невыносимо».

Александр Янов. Распад СССР: несчастье или благо?

«Зацепила меня фраза царя (в 1863 году): “Поляки требуют независимости, но ведь это означает РАСПАД РОССИИ”. Вас не зацепила бы? Не показалось бы странным, что независимость ПОЛЬШИ означает распад РОССИИ? Ясно, что разница между страной и империей была полностью стерта в его уме и в умах его подданных. До такой степени, что в искренней ярости от наглости поляков, посягнувших на святое, на единство отечества, принялись они уничтожать Польшу, включая само даже имя ее (отныне именовалась она Привислинскими губерниями). Россия без Польши? Непредставимо!»

Лиля Калаус. Позор

«Потом она меня побила (нечувствительно, так как зеленое драповое пальто не пропускало из внешнего мира ни одного сенсорного сигнала), а я плакала и все время спрашивала “за что?”. Этот вопрос преследовал меня долго. Я носила с собой эту историю целую жизнь, пока в один прекрасный день она не раскрылась у меня на ладони, как дряхлая шкатулочка с жалким ржавым секретом».

Алиса Мясищева. 10 секретов столичной штучки

«Оглядываясь назад, я вижу, как много совершила ошибок в своей отчаянной решимости мимикрировать под московскую элиту. Оглядываясь вокруг, я вижу людей, вновь и вновь совершающих те же ошибки. А ведь быть москвичом совсем несложно. Ну, может быть, чуточку в тягость, но немногим тяжелее, чем любой королевской особе жить с бременем неограниченной монархической власти. Вот несколько усвоенных мною правил».

Юра Окамото. Умирать в одиночку

«Раз на десятый сын здорово свалился со скейтборда. А на двадцатый каким-то чудом сумел проехать все двадцать метров и плавно съехать вниз. Я прокричал ему что-то восторженное и с некоторым опасением взглянул на толстого приятеля, ожидая увидеть в его глазах зависть. А тот прямо светился улыбкой, словно это он и был героем. Я почувствовал гордость за сына, что у него есть такие друзья. А заодно и за Японию, что в ней есть такие дети. Дети, которым не придется умирать в одиночку».

Дима Финги. Американские корочки

«С некоторых пор я не верю в высшее образование. Во всяком случае, его современная версия уж точно абсолютно бесполезная трата времени и денег. Приличная библиотека, усердие и один-два ментора сделают намного больше, чем пять лет университетской рутины».

Иван Козлов. «Я по больницам не хожу, я в кино хожу»

«В пермском киноцентре “Премьер” на показы киноклуба “Ретро” дважды в неделю собираются пенсионеры и ветераны, помнящие те времена, когда поход в кино был событием торжественным. Они смотрят фильмы своей юности и подпевают героям индийских картин, они отмечают здесь свои дни рождения, угощая друг друга и сотрудников домашней выпечкой и конфетами. Сюда они приходят, когда на душе неспокойно. И не только ради фильмов, а чтобы просто побыть вместе».