Есть мнение, что жить вечно, ну, или хотя бы подольше — главный интерес человечества на протяжении его сознательной истории. Это мнение — полная чушь, естественно.

Интерес к проблемам долголетия ненадолго захватывал умы людей исключительно в эпохи относительно благополучные, вялые, не обещающие скорых катаклизмов. Например, в самом начале ХХ века (общеизвестное «Мадам, я пересажу вам яичники обезьяны!» профессора Преображенского — дальний отголосок тех научных дерзаний). Еще один пик — конец 60-х, а последний взрыв интереса к продлению жизни приходится на конец 90-х, когда полубезумный фрик Обри де Грей заявил: «Первый человек, который доживет до тысячи лет, уже родился, и сейчас ему, должно быть, лет пятьдесят».

Напротив, бывают такие исторические эпохи, когда рассуждать о долголетии — значит обрести репутацию жизнерадостного идиота. Я не уверен, не живем ли мы сейчас в одну из них, не всегда ведь это заметно изнутри истории. Например, Иван Мечников в свое время ошибся: решил, что самое время продлить жизнь до ста лет с помощью особой мечниковской простокваши, но тут Лев Толстой, уже тогда «зеркало русской революции», высмеял его зло и ехидно, предчувствуя грядущие перемены.

Все же исполнимся благоволения и поговорим о долгой жизни, которой редакция «Сноба» желает всем читателям, пусть даже и вопреки научным прогнозам. Пара-тройка недавних научных исследований дают нам если не повод для оптимизма, то по крайней мере тему для разговора.

Еще недавно можно было слышать следующий аргумент, доказывающий неизбежность удлинения жизни, если не бессмертия. Вот смотрите. Сейчас каждые пять лет средняя продолжительность жизни человека на Земле увеличивается на два года (а лет сорок назад увеличивалась на один год за пятилетие). То есть ученые чуть поднапряглись, и продолжительность жизни стала расти быстрее.

А это значит, что если ученые постараются еще чуть-чуть, может получиться так, что каждое пятилетие средняя продолжительность жизни будет расти на пять лет.

То есть сейчас я статистически могу ожидать прожить еще лет тридцать, а спустя пять лет — опять тридцать, и так далее до бесконечности. А это значит что? Что люди «в среднем» станут бессмертными.

Наверное, даже и не надо объяснять, где здесь прячется крыса. Она в том, что на самом деле продолжительность жизни человека практически не меняется последнюю сотню тысяч лет. Вот, например, библейское «Дней лет наших 70 лет, а при большей крепости 80 лет» вполне актуально поныне (ну, может, сейчас в развитых странах чуть больше, но это совсем не тот ошеломительный темп роста, который кратковременно наблюдался во второй половине ХХ века).

В любопытном обзоре в Scientific American приводятся интересные данные о продолжительности жизни в первобытных сообществах (как древних, по результатам исследования мумий, так и сохранившихся доныне). Да, ожидаемая продолжительность жизни при рождении едва достигала тридцати лет, но если человек доживал до половой зрелости, у него в запасе было еще лет сорок. При этом восьмидесятилетние старики были совсем не редкостью. Ну и где ваш прогресс?

Этому наблюдению вообще-то уже лет тридцать, но статья идет чуть дальше, ставя вопрос: если более долгая жизнь человека по сравнению, скажем, с шимпанзе — результат единственной мутации, то что это за мутация, что за ген? Оказывается, есть уже и конкретные подозреваемые — например, ген APOE, влияющий, в частности, на интенсивность воспалительного ответа на инфекцию. Авторы приводят аргументы в пользу того, что ген этот был подвержен сильному давлению отбора, причем это связано с выходом предков человека из лесов в саванну и переходом к животной пище.

И вот тут у нас должен возникнуть вопрос, если мы хоть немного соображаем, а не просто так сидим перед монитором. Почему, собственно, ген продолжительности жизни у человека стал подвержен положительному отбору именно в связи с мясоедением? Здравый смысл подсказывает, что ген, приносящий особи даже пару лишних лет полноценной жизни, позволит оставить больше потомков, а потому должен поддерживаться отбором ВСЕГДА. Разве нет?

И почему тогда после миллиарда лет эволюции все живое по-прежнему стареет и умирает? Зачем жизни понадобилась смерть? Если какой-то безумный ученый надеется добыть для людей бессмертие, не зная ответа на этот вопрос, он и правда безумен. А ответа никто не знает, как назло.

Ник Лейн в своей прекрасной книжке Life Ascending приводит любопытный факт. У всех животных, с которыми сейчас работают генетики, от червя C. elegans до мышей и мух, довольно легко получить мутации, заметно удлиняющие жизнь. Мутации, укорачивающие жизнь (не считая некоторых тяжелых генетических заболеваний, сильно снижающих приспособленность), практически неизвестны. Такое впечатление, что природа все время отказывалась от возможностей долгой жизни для своих созданий, по умолчанию устанавливая таймер на минимум. Как этот механизм поддерживается отбором, совершенно непонятно. Но, видимо, поддерживается, или уж тогда Бог нас наказал за что-то.

Очень похожая картина, кстати, наблюдается и с сексом. С точки зрения отбора секс — это такое свойство организмов, когда для продолжения рода нужен не один, а двое. То есть эффективность передачи генов потомкам ровно вдвое ниже, чем при непорочном зачатии. И все же непорочное зачатие — невиданное чудо. И хуже того: почти все виды организмов, которые к этому способны (как, например, одуванчик), очень эволюционно молоды. А это значит, что вид без секса, похоже, долго не живет. Вымирает по причинам, которые пока не вполне понятны.

Может быть, и со смертью та же история. А это значит, что человечество — очень молодой вид, миллион лет назад получивший по воле судьбы заветную мутацию долголетия, — тоже обречено. По непонятной пока причине. И разобраться с этим, наверное, даже важнее, чем продлить нашу жизнь еще на пару сотен лет, не говоря уж о вечности.

Таким образом, ученые даже еще не определились, живем ли мы слишком мало или слишком много для нашего собственного блага — чего уж тут от них ждать.

Об одной из попыток разобраться в этом вопросе сообщил недавно журнал Nature. Но вместо того, чтобы внести ясность в вопрос «Зачем нужна смерть?», статья датских биологов только все еще сильнее запутала. Эти въедливые парни попытались выяснить, как у разных видов смертность меняется с возрастом и как это зависит от продолжительности репродуктивного периода.

Ответ: никак не зависит. У людей в развитых странах, например, вероятность смерти начинает очень медленно расти вскоре после рождения, а потом, через десятилетия после того, как у вас родятся последние детишки, резко взмывает вверх. Этот подъем, собственно, мы и называем «смертью от старости», а геронтологи — «J-образной кривой».

Но у большинства видов живых существ ничего подобного нет. Например, у рака-отшельника вероятность смерти вообще не зависит от возраста. А у синиц и некоторых ящериц — слегка растет с возрастом, но без всякого намека на этот резкий подъем в конце, который, собственно, и составляет такую мучительную экзистенциальную проблему для разумного человека.

Хуже того: у черепах и дубов вероятность смерти с возрастом и вовсе понижается. Иначе говоря, чем дольше живешь, тем дольше можешь рассчитывать еще прожить. Если боитесь остаться вдовой, девушки, выходите замуж за господина Долгих, девяностолетнего члена СФ РФ от Москвы: есть большая вероятность, что он даже и Путина переживет, не говоря уж о нас с вами. То есть это не по-всамделишному, а если бы он был дубом или черепахой.

Разумеется, это все нисколечко не отменяет пессимистических рассуждений из книжки Ника Лейна: возможно, природа не заморачивается с особым «механизмом смерти» в тех случаях, когда представители вида и так достаточно эффективно мрут от случайных причин. Вопрос о том, почему естественный отбор не поддерживает постоянного, из поколения в поколение, увеличения долголетия у всех своих творений, так и остался безответным.

И еще один миф о старости пошатнулся в результате недавнего исследования. Американские нейрофизиологи решили проверить, действительно ли с возрастом человеческий мозг так ужасно и необратимо портится, что продлевать этот балаган было бы попросту негуманно. И оказалось, что он нисколько не портится, а даже улучшается.

Исследовали они функциональные связи между разными отделами мозга. И нашли, что они и впрямь меняются с возрастом, но меняются не просто «к худшему», а весьма изощренно и целенаправленно, с заметным усложнением некоторых сетей. Чтобы не утомлять читателя умными названиями разных частей мозга, скажем лишь, что результатом таких изменений могло бы стать ускорение обработки информации и увеличение «удовлетворенности жизнью» (психологи давно заметили, что старики, парадоксальным образом, несмотря на близость смерти и вероятность болезней, редко парятся по пустякам, а теперь становится ясно, что этот процесс запрограммирован в развитии мозговых структур).

Таким образом, с возрастом мы становимся лучше, а потом для чего-то умираем. И у нас к ученым такой вопрос: «А это точно зачем-то нужно?» Но ученые пока не могут дать на него отрицательный ответ, которого мы от них так сильно ждем, что иногда он нам даже мерещится на пустом месте.

Потому что, похоже, все-таки нужно. Впрочем, будем следить за дальнейшим развитием сюжета — пока живы, разумеется.