Нелегальный уголь Донбасса. Фоторепортаж
«А ты что, один, что ли, приехал? А где охрана?!» — встречает меня Лидия Сибиркина, последняя из активисток поселка Северный Снежнинского района Донецкой области. Сибиркиной 87 лет и, по ее словам, ей уже ничего не страшно. Несколько лет назад в нее стреляли через окно дома — когда она рассказывает об этом, ее ноздри раздуваются, а щеки гневно краснеют. Охрана в Донецкой области действительно нужна: за 20 лет когда-то процветающий шахтерский регион превратился в зону социальной катастрофы с закрывшимися производствами, гигантской безработицей, пытающимся выжить населением и криминально-милицейскими группировками, которые все это контролируют. Крепкий советский быт переродился в странный молчаливый постапокалипсис среди осыпающихся памятников Ленину. Наверное, такой была бы Россия без нефтяного бума.
Денис Казанский, краевед и блогер, детально изучавший проблему копанок, рассказывает: «Копанка — это нелегальная добыча угля без каких-то средств безопасности и механизации. Началось это еще лет пятнадцать назад, когда у нас шахтерам не выдавали зарплаты по году. Каждому шахтеру, в соответствии с горным законом, положено 6 тонн угля в год для отопления дома. Этого угля тоже не давали, поэтому люди просто начали сами потихоньку копать в тех местах, где пласты близко к поверхности находились. Ну а потом про это дело быстро узнали бандиты и просто пришли и сказали: работайте, как работали, только теперь будете получать зарплату, а все остальное будете отдавать нам. Никто даже не пытался протестовать...»
Дорога из райцентра Снежное в Северный в 20 километров занимает около часа: неремонтировавшийся с советских времен асфальт окончательно разбили грузовики с нелегальным углем. Из семи шахт в Снежном закрылось шесть, и за трудоустройство на последней оставшейся нужно платить взятку. Единственной альтернативой для трудоспособного населения остается работа на копанке — в месяц она приносит от 3 до 10 тысяч гривен наличными, что является неплохими, по меркам Украины, деньгами. Оборотной стороной такой работы становится отсутствие страховок и любых других мер социальной защиты. Каждый месяц, по словам Дениса Казанского, в Северном гибнет два-три человека в копанках. Большая часть случаев никогда не доходит до прессы. От тел погибших хозяева шахт избавляются, подкидывая их на трассу и, по договоренности с коррумпированными милиционерами, имитируя ДТП, либо же просто пряча труп в одной из заброшенных шахт. Последний подобный случай произошел две недели назад в жилмассиве «Шахта Лесная» и связан с именем предпринимателя Косадзе из Снежного — он имеет печальную известность в поселке тем, что «своих» погибших оформляет как пропавших без вести, не выплачивая родственникам никакой компенсации.
Лидия Степановна показывает огромную кипу бумаг с ответами госорганов на ее обращения — большинство из них как будто написаны под копирку: проведенная проверка выявила безосновательность обращения. Основания, однако, видны в поселке невооруженным глазом: по улицам течет жирная черная жижа — уголь с копанок обогащают, промывая раствором магния, который потом сливается на дорогу. Когда-то ухоженный городской парк перекопан норами нелегальных шахт, залит магнием и разбит камазами, вывозящими уголь. Свободного доступа туда нет — есть охрана, которая весьма агрессивно реагирует на чужаков. Приезжавшую два года назад снимать репортаж о нелегальных шахтах группу французского телевидения преследовали на нескольких машинах до самой ростовской трассы. Звонить в милицию телевизионщики тогда испугались: они были уверены, что правоохранители передадут их бандитам. Активизм в этом месте — дело опасное: осенью 2013-го были сожжены несколько домов зачинщиков протестного движения. Одна из них погибла во время пожара. Как говорит Денис, есть видеозапись, на которой авторитетные предприниматели, владеющие шахтами, угрожали женщине: «Закинем пару бутылок с зажигательной смесью — и сгоришь». Несмотря на то что так и случилось, милиция так и не проявила интереса к записи.
Провожая мужа показывать уже не действующие копанки, Лидия Степановна инструктирует о мерах безопасности: «Как поедете мимо дома Эдика, пригнись, чтобы тебя не видели. И назад возвращайтесь другой дорогой. А у вас номера не украинские, что ли? Это плохо, надо как-то их грязью замазать». Улица Козлова практически полностью опустела после того, как углекопатели захватили дом умершей сестры Лидии Степановны. Начав копать пласт, они сделали подкоп под дом, и он обрушился. Та же судьба постигла и многие другие дома в поселке — те, что не разрушились, пошли трещинами, и люди были вынуждены оттуда уехать.
Валентин Петрович, сам шахтер с 50-летним стажем, говорит: «Вот здесь был когда-то заповедный лес — сейчас он весь изрыт норами. Они тут прямо все и кидают, как заканчивают. Вот здесь, например, целая эстакада была, сюда камазы подъезжали и грузились». Он показывает копанку с обрушившимся сводом. «Они же копают целяки — это верхний пласт угля, который легальным шахтам трогать запрещено, чтобы не уходила грунтовая вода и т. д. А сейчас, из-за того что они целяки выбирают, уходит вода из колодцев, грунтовые воды затопляют нижние горизонты шахт».
Первая Северная школа — одна из новых школ района — была закрыта под предлогом сокращения количества учеников после того, как прямо под ней начали копать уголь, и здание пошло трещинами. Сейчас там находится склад нелегального угля и охрана. Лидия Степановна, 12 лет проработавшая депутатом, до последнего пыталась сопротивляться: «Я держала нашу больницу все это время, но в конце концов ее все равно закрыли. Врачей не хватает, все уезжают в Донецк». Больница особенно нужна сейчас, когда постоянно происходят несчастные случаи по вине экономящих на технике безопасности хозяев. Последнее из таких ЧП произошло неделю назад: 34-х летний Александр Третяк оказался завален в копанке и стал инвалидом. Семья Третяка, однако, как и другие жители Северного, отказывается общаться с журналистом: хозяин пока оплачивает лечение Александра, да и судьба сожженной активистки до сих пор свежа в памяти.
На условиях анонимности жители поселка сообщают, что управляет гигантским оборотом нелегального угля сын Януковича, а местные бандиты — это всего лишь десятники-распорядители. Их слова косвенно подтверждает Денис Казанский: «Легальные шахты закрываются под предлогом нерентабельности, и на их место приходят копанки, где не нужно тратиться на взносы в пенсионные и страховые фонды, налоги, обеспечение безопасности и сохранности окружающей среды. Нелегальный уголь скупается ООО, которые мешают его с легальным по документам и затем передают дальше по цепочке, в частности, в компании "Мако Трейдинг" и "Донбасский расчетно-финансовый центр", которые принадлежат Александру Януковичу и занимаются экспортом этого угля».
На прощание Лидия Степановна говорит: «Ты позвони, как до Донецка доберешься, что все нормально». Вечером в воскресенье в поселке кромешная тьма — на огрызках столбов уличного освещения не сохранилось даже патронов для ламп, — которую разрывают лишь фары грузовиков, непрерывно едущих из бывшего городского парка. Машины лавируют по всей дороге, чтобы обогнуть самые опасные ямы. В неровном свете фар видны медленно пробирающиеся по обочинам люди — кто-то из них возвращается со смены в копанке. Всего лишь три часа дороги отделяют этот край земли от залитого электрическим светом Донецка. Среди его торговых центров, кофеен и фуд-кортов кажется, что поселок Северный с магниевыми реками, купленными ментами и спрятанными в лаве трупами остался где-то далеко, в бескрайней заснеженной степи — до тех пор, пока взгляд не упадет на случайный камаз с углем, перепачканный знакомой черной жижей.