...Например, пара геев, спорящих о чем-то в зале кухонной утвари магазина «Икея». В руках у одного из них довольно объемная кастрюля, второй рассматривает ее без особого восторга.

— Куда тебе больше? — недовольно спрашивает первый, демонстрируя достоинства кастрюли так и эдак. — Она и так огромная, зачем еще больше!

— Я советская женщина! — строго говорит второй. — Советской женщине полагается иметь в хозяйстве выварку!

***

...Например, немолодой человек в куцем пальтишке, которые непонятно даже где сегодня и берут. Посмотришь на это пальтишко — и хочется сказать: «Кацавейка», хотя откуда здесь кацавейка? Мужчина этот приходит вечером одного буднего дня на детскую площадку, расположенную прямо около высокого забора значительного тюремного заведения, часто фигурирующего в печати: здесь сидят враги народа и прочая деловая интеллигенция, не желавшая делиться акциями с властью. Немолодой человек представителем деловой интеллигенции не выглядит, зато рядом с ним присутствует очень интеллигентного вида собачка — такие бывают у московских стариков: коротколапые, одышливые, пегие, с пузиком, чуть ли не трущимся об асфальт. Мужчина с собачкой приходят на детскую площадку перед тюрьмой поздно вечером, в неплотной темноте, и приносят с собой большую черную сумку, какими в кино пользуются для рабочих нужд террористы. Мужчина ставит собачку на спину сильно обшарпанного коня-качалки, а сумку размещает на крыльце серой неприветливой избушки с выломанной дверью. Некоторое время мужчина изучает окна тюрьмы, а потом принимается доставать из сумки петарды и втыкать их в размокшую землю центральной клумбы. Закончив работу, он берет собачку под мышку и забирается вместе с ней в избушку. Не без труда высунувшись по пояс из маленького грязного окна, человек запускает всю заготовленную пиротехнику. Пока в небе рядом с тюрьмой грохочут и вспыхивают фейерверки, человек с собачкой курит, сидя на корточках у окна детской избушки, и поглядывает на освещенные окна тюрьмы. Собачка, сидящая у него на коленях, вздрагивает от каждого взрыва, но ведет себя на удивление тихо.

***

...Например, представитель питерской-московской-еврейской интеллигенции, видный либеральный журналист сорока с небольшим лет, демократ, правозащитник, активный участник движения за права человека, звонит около двух часов ночи своему старшему брату в панике и тоске.

— Сеня! — говорит он. — Моя пятнадцатилетняя дочь впервые уехала отдыхать одна. Она поехала во Францию учить французский в международном юношеском лагере, на месяц. Сеня! Я вдруг понял, что, если она познакомится с немцем и выйдет за него замуж, и уедет в Германию, и родит там детей, и они начнут говорить, и я приеду к ним в гости, и мои внуки бросятся мне навстречу и радостно закричат на немецком, меня вырвет. Сеня! Мне кажется, я больше не интернационалист.

***

...Например, тихий и улыбчивый узбекский юноша, взвешивающий покупателям фрукты в очень пафосном супермаркете, с изумлением смотрит на пятисотрублевый ценник, приклеенный к сухобокому гранату, и недоуменно говорит сам себе:

— Почему такое дорогое оно? Я по такое дома ногами хожу! Бедные вы люди...