У Facebook есть неприятная особенность: он сам решает, каких друзей показывать в ленте новостей, а каких тихо скрыть из виду. Раздражает, правда? Но со временем обнаруживаешь, что бездушная компьютерная программа неплохо угадывает, с кем ты желаешь общаться на самом деле, а кого зафрендил из вежливости. Gmail самовольно делит письма в личном почтовом ящике на «важные» и «неважные» — а откуда он, спрашивается, знает? Нам обидно, что робот грубо вмешивается в нашу эмоциональную жизнь, и вдвойне обидно, что вмешивается он с пользой.

Таких обид будет все больше и больше. Футуролог Рэй Курцвейл еще в 2005 году спрогнозировал, что к 2045-му наступит «технологическая сингулярность»: техника станет потусторонне сложной, и логику смартфона у себя в кармане не сможет объяснить никакой нобелевский лауреат. Инженеры-энциклопедисты, которые понимали одновременно принцип работы и моста, и паровоза, останутся в далеком прошлом.

Так что технике придется просто верить. Выбирает за нас друзей — значит знает, что делает. Это нужно и вовсе принять за аксиому, если доверять роботам вопросы жизни и смерти. В октябре 2013 года американские военные провели испытания нескольких роботов-пулеметчиков: все они бесполезны на поле боя, пока не будет строго доказано, что робот ни при каких обстоятельствах не станет стрелять по своим. Но есть и менее брутальные примеры, которые затрагивают интересы куда большего числа людей. В 2011-м Невада разрешила свободно разъезжать по дорогам штата беспилотным автомобилям — обычным машинам под полным управлением компьютера. В 2012-м похожий закон появился в Калифорнии. Но как заставить себя сесть в машину, которая сама решает, куда и как ехать?

Тут на помощь новым технологиям неожиданно приходят первобытные суеверия. Journal of Experimental Social Psychology напечатал в майском номере исследование с провокационным заголовком «Мысли машины: антропоморфизм усиливает доверие к автомобилю-беспилотнику». Антропоморфизм, говорят энциклопедии, это стремление человека наделять все неживое и животное человеческими чертами. Термин в ходу у антропологов, которые имеют дело с дикарями, поклоняющимися какому-нибудь духу пня. Если дикари назначают какую-нибудь капибару тотемом, предком и покровителем, это тоже классический антропоморфизм. Но при чем тут гугломобили?

Прежде всего, современные люди много что одушевляют, сами себе не отдавая в этом отчета. Психологи давно знают, что пара противоположностей «кто — что» плохо описывает реальность: разные сущности одушевлены неодинаково. Человек — больше собаки, собака — больше, чем компьютер, а у компьютера определенно «больше души», чем у камня в лесу. «Чертов ноутбук» способен «тормозить», «тупить» и «делать все назло».

Даже автомат по продаже билетов в метро — немного личность, в отличие от бордюра или дерева. А как насчет 7-недельного эмбриона в сантиметр длиной? У кого больше души — у взрослого в коме или у умного дрессированного спаниеля? У домашней собаки или у дикого шимпанзе? У робота или у лягушки? Из таких оппозиций авторы исследования 2007 года, описанного в журнале Science, составляли всевозможные пары (эмбрион — спаниель, лягушка — человек в коме) для анкеты с каверзными вопросами. В каждой паре нужно было выбрать того, кто в большей мере наделен каким-нибудь важным человеческим качеством. Кто острей переживает боль? Кто лучше понимает чужие эмоции? Кто вызывает больше симпатии? Всего набралось 18 параметров (голод, боль, страх, эмпатия и т. д.) для 13 персонажей (в компанию к эмбрионам и роботам попали Господь Бог и мертвая женщина), которых комбинировали так и сяк.

Опрос широко разрекламировали, и в итоге анкету на сайте заполнили две с лишним тысячи человек. Выяснилось, что практически все ответы — и, значит, представления об «одушевленности» — можно вывести из пары характеристик, которые мозг подсознательно присваивает персонажам. Это «самостоятельность» (agency) и «переживания» (experience). У Бога, к примеру, самостоятельности хоть отбавляй, а вот переживаний мало. Полная противоположность Бога — младенец: самостоятельность на нуле и масса переживаний.

Как ни странно, у мертвого больше agency, чем у человека в коме (никакой мистики, здесь сказываются идея «последней воли» и соображения в духе «покойный дедушка тобой бы гордился»). А experience несколько выше, чем у робота: ударить мертвого — более предосудительный поступок, чем пнуть ногой андроида Asimo.

Новый эксперимент, 2014 года, имел целью прозондировать отношение к одним только роботам, а именно гугломобилям. Сто подопытных усадили за симулятор вождения. Контрольной группе приходилось управлять виртуальной машиной самостоятельно, в двух других случаях, о которых чуть ниже, управление брал на себя робот. Автопилот оставляет пассажиру возможность вмешаться — повернуть руль, прибавить газу, — но, к примеру, сам держит дистанцию с соседними машинами. Тонкая разница между последними двумя ситуациями с включенным автопилотом и есть главное наблюдение экспериментаторов. Неантропоморфная машина-робот делает свою работу молча. А антропоморфная — не в смысле внешнего вида, но в смысле поведения — разговаривает с пассажиром всю дорогу женским голосом и даже представляется по имени (ее зовут Ирис).

Пассажиры не знают, что в сценарий виртуального вождения заложена неизбежная авария. Анкета, которая заполняется по итогам, предлагает найти виноватого. Нужно оценить степень вины конструкторов автомобиля, компании-производителя, самого водителя и, наконец, машины.

Хитрость в том, что говорящий и безъязыкий автопилот вели машину абсолютно одинаково. Но «одушевленную» Ирис намного реже называли виновницей аварии. Почему? Если робот ведет себя как человек и тем более наделен чертами личности, подытоживают авторы, мы воспринимаем его как более компетентного: agency на высоте. Косвенно это подтвердили и замеры пульса в ходе эксперимента: пассажиры Ирис чувствовали себя спокойней, и их сердце до самой аварии делало меньше ударов в минуту, чем у подопытных из других групп. Заметно отличалась (в большую сторону) и доля анкет, где, несмотря на аварию, машину оценивают как «надежную».

Вера в «надежность» даже в большей степени, чем активность изобретателей, диктует скорость прогресса. Технология приживется не раньше, чем на нее будут готовы положиться. Гугломобили этот тезис отлично иллюстрируют. Еще в 2005 году их разработчики получили премию DARPA за первую версию машины, а к августу 2012 года беспилотники Google наездили в общей сложности полмиллиона километров при минимальном участии человека и всего с одной аварией, да и то в машину под управлением робота въехали сзади на светофоре. Но прийти в автосалон и купить гугломобиль нельзя даже сейчас, в 2014 году: психологический барьер по-прежнему выше технологического.