10 самых страстных коллекционеров России

Если не брать в расчет царский двор и аристократию, то коллекционировать в России начали купцы. В советское время в номинации «коллекционер» альтернативы не имелось: первое и единственное место было отдано П.М. Третьякову, а остальных как бы не существовало. До 1990 года писать о коллекционерах не разрешалось, публике были известны имена Третьякова и Бахрушина, поскольку они сохранились в названиях музеев, иногда упоминался Морозов.

Предлагаю свой рейтинг собирателей в хронологическом порядке. По гамбургскому счету выбранные мной фигуры неоднозначны. Гениальный собиратель «искусства будущего» С.И. Щукин не идет ни в какое сравнение с П.И. Щукиным или Г.А Брокаром, покупавшими старину товарными партиями. Возможно, для чистоты подхода следовало бы исключить из списка петербуржца Шустера, тогда картина московского собирательства была бы законченной.

История московского собирательства, как когда-то заметил Абрам Эфрос, есть история художественных вкусов. Господство реализма создало П.М. Третьякова, импрессионизм и кубизм — С.И. Щукина. А между ними уместились все прочие оттенки московского коллекционерства.

Павел Михайлович Третьяков (1832–1898)

Константин Флавицкий. "Княжна Тараканова"

Михаил Нестеров. "Видение отроку Варфоломею"

Коллекция П. М. Третьякова. Произведения И.И. Соколова, М.П. Боткина, Филиппова, Макарова и др

Владелец костромской льняной мануфактуры. Искусство любил с юности, но сильно переживал из-за недостатка образования и потому постоянно читал книги, даже в экипаже. В 28 лет решил завещать свой капитал на создание галереи русского искусства. За 42 года истратил на картины более миллиона рублей, сделавшись, по сути, главным спонсором художников-передвижников. Подарил галерею Москве.

Замкнутый, трудолюбивый, скромный. Жил по плану: утром — контора, вечером — галерея. В праздничные дни, после обедни — мастерские и антикварные магазины. Перед выставкой объезжал всех художников, и, когда Передвижная выставка открывалась, все лучшее уже было у него. Всегда торговался и денег вперед никогда не платил. Из окна конторы наблюдал за входящими в галерею, интересуясь, что смотрят. Говорил, что собирал для народа и хочет знать его мнение. Народу же особенно нравились Перов, Верещагин, Шишкин, Маковский, ну и, конечно, Репин с Суриковым. Если бы не Третьяков, вряд ли критический реализм приобрел бы такой вес и масштабы в русской живописи. 

Генрих Афанасьевич Брокар (1836-1903)

Рембрандт. Христос, изгоняющий менял (торговцев) из храма

Главный зал ГУМа

Французский подданный и самый успешный российский парфюмер. Обладатель миллионного состояния и самой большой из собранных когда-либо частным лицом в России коллекций — более пяти тысяч предметов — начиная с картин и заканчивая стеклом, фарфором и веерами. Не стал тратиться на строительство специального особняка и, тем не менее, в 1891 году выставил свои несметные богатства на всеобщее обозрение. Ход был гениальный: показать коллекцию не где-нибудь, а в только что открывшихся суперсовременных Верхних торговых рядах, нынешнем ГУМе, заодно устроив рекламу бренду «Брокар». Этот прием спустя сто лет повторит владелец парфюмерной сети «Арбат-престиж» — повторит в точности, выставив коллекцию в своих магазинах. Фабрику Брокара национализируют и назовут «Новая заря», а «лабиринт старины и художественных редкостей» исчезнет бесследно. Лишь лучшие вещи окажутся в Пушкинском музее на Волхонке, включая редчайшего раннего Рембрандта. Владелец «Арбат-престижа» г-н Некрасов тоже лишится бизнеса и окажется под судом, но коллекцию сохранит.

Сергей Иванович Щукин (1854–1936)

Интерьер особняка С.Шукина в Б. Знаменском переулке, зал Пикассо

Интерьер особняка С.Шукина в Б. Знаменском переулке, зал Ренуара

Христиан Корнелиус. Портрет Сергея Щукина

Величайший коллекционер ХХ века. Возглавлял фирму, контролировавшую производство и сбыт текстиля. Начал собирать в 40 лет, увлекся и купил 256 полотен импрессионистов и постимпрессионистов, которые теперь оцениваются в три миллиарда долларов. В 1890-е покупал Моне и Ренуара, в 1900-е — Гогена и Матисса, в 1910-е — Дерена и Пикассо. С удовольствием показывал свою коллекцию, сам водя экскурсии по особняку на Знаменке. Современных русских художников не покупал, зато в особняк пускал охотно. Овеществленный результат щукинского просветительства — искусство первого русского авангарда. Ученики Школы живописи писали под Сезанна, «матиссничали», дробили форму а-ля Пикассо... Листаешь альбомы художников русского авангарда начала ХХ века и понимаешь, какая из картин запала в душу молодым Ларионову и Гончаровой, какая — Удальцовой и Кончаловскому. Можно с точностью установить, когда каждый из них впервые оказался в особняке на Знаменке и что и как после этого стал писать. 

В 1907 году Щукин завещал коллекцию Москве, а в 1926-м переписал завещание, и теперь наследники требуют вернуть картины. В 1918-м эмигрировал и умер в Париже, так и не вернувшись к собирательству.

Щукинские картины вывезли в 1928 году из особняка в Б. Знаменском переулке и «слили» с собранием И.А. Морозова в единый Музей нового западного искусства. В 1948-м ГМНЗИ ликвидировали, и коллекции поделили между собой Москва и Ленинград. Если бы можно было заново разделить коллекции и отдать Петербургу, скажем, Музей Щукина, а Москве — Морозова, то историческая справедливость хотя бы отчасти восторжествовала. Этого хотят и наследники.

Илья Семенович Остроухов (1858–1929)

Икона «Чудо о Флоре и Лавре»

Редкий образец художника-коллекционера. Из купцов. Собственного бизнеса не имел, служил у своего тестя — Боткина, главного русского торговца чаем и сахаром. Собирал с юности: сначала бабочек и птичьи яйца, потом рисунки. По профессии был художник, а по призванию — собиратель и музеестроитель. Четырнадцать лет руководил Галерей братьев Третьяковых, стараясь превратить ее в Национальный музей русской живописи. В своем же особняке в Трубниковском переулке создал «Музей личного вкуса». С невероятным темпераментом, азартом и подлинной страстью покупал французскую живопись и русскую графику, восточную бронзу и античное стекло, китайские лаки и русскую икону. Кстати, именно ему вменяют в заслугу открытие художественного феномена русской иконы, в которой до Остроухова ценились совсем иные, нежели собственно живописные, достоинства.

После революции стал директором Музея иконописи и живописи своего собственного имени, который после его смерти мгновенно ликвидировали, «распылив» по многочисленным музеям.

Иван Абрамович Морозов (1871–1921)

Картина Валентина Серова

Поль Сезанн "Берега Марны"

Особняк Ивана Морозова. 1930 г.

Коллекция И. Морозова. Зал Сезанна

Глава Товарищества Тверской мануфактуры, миллионер. На картины тратился с легкостью — в Париже его называли «русский, который не торгуется». Французская коллекция ему обошлась в 1 410 665 франков (за рубль в 1913 году давали 40 франков). В отличие от Щукина покупал еще и современную русскую живопись, причем в товарных количествах. Все это богатство было выставлено в его дворце на Пречистенке, куда посторонние не допускались. Морозов хотя и был дилетантом, но «планировал» свой музей как опытный куратор. Точно знал, какая работа ему нужна, и держал для таких картин свободное место на стенах. Прислушивался к чужому мнению, доверял художникам: из русских — Серову, из французов — Морису Дени, которого пригласил оформить Музыкальный зал в особняке. Морозов бежал из России и умер, не дожив до пятидесятилетия, в Карлсбаде, куда приехал на лечение. Русские картины попали в Третьяковку, но большая их часть исчезла; французские висят в Пушкинском и Эрмитаже, а дом на Пречистенке занимает Академия художеств и сам Зураб Церетели.

Алексей Викулович Морозов (1857–1934)

Дом Алексея Морозова

Интерьер особняка А. Морозова на Покровке

Интерьер особняка А. Морозова на Покровке

Кузен И.А. Морозова, холостяк и франт. Ничем другим, кроме коллекционирования, не интересовался и даже переуступил руководство текстильной фабрикой брату. Собирал фарфор, миниатюры, гравюры, лубок, иконы, стекло, хрусталь, серебро, табакерки, деревянные резные игрушки, ткани и вышивки. Самой ценной частью коллекции, размещавшейся в огромном особняке на Покровке, было собрание фарфора — без малого две с половиной тысячи предметов. Часть грандиозной коллекции погибла, когда в 1918-м дом захватили анархисты, другая разошлась по многочисленным музеям. Даже коллекция фарфора, благодаря которой создали в Москве Музей фарфора, потерялась в многотысячных фондах Музея керамики и усадьбы Кусково.

Петр Иванович Щукин (1853–1912)

Интерьер музея российских древностей П. Щукина на Большой Грузинской

Интерьер музея российских древностей П. Щукина на Большой Грузинской

Особняк Петра Щукина

Совладелец фирмы «Иван Щукин с сыновьями» и брат С.И. Щукина. Собрал Музей российских древностей, для которого выстроил целый комплекс домов в русском стиле на Большой Грузинской. Был безмерно скуп, но для коллекции денег не жалел и всю жизнь охотился за всевозможными диковинами: персидскими коврами, китайским фарфором, японскими ширмами, индийской бронзой, вышивками, тканями, оружием, ключами, самоварами, веерами, орденами, медалями, посудой и драгоценностями.

В 1905 году грандиозную коллекцию, насчитывавшую почти 40 тысяч предметов, завещал Историческому музею. После революции Щукинское собрание рассредоточилось по музеям: что-то забрал Музей искусств Востока, что-то Третьяковка, что-то Оружейная палата, а мелочи вроде серебра, собрания старинных пуговиц, серег и ювелирных украшений оставил себе Исторический. Сказочный терем в Грузинах достался Биологическому музею им. Тимирязева, пропагандисту «биологических и атеистических знаний».

Алексей Александрович Бахрушин (1865–1929)

Интерьер театрального музея Бахрушина

Интерьер театрального музея Бахрушина

Из семьи богатейших поставщиков кожи и суконщиков. Собирать начал «на спор»: сказал, что за месяц соберет коллекцию, и так увлекся, что собрал целый музей, включавший исключительно предметы, касающиеся театра. Над Бахрушиным смеялись, что он дрожит над пуговицей от брюк артиста Мочалова и сапогами Щепкина, а тот все собирал и собирал: афиши, программки, плакаты, гравюры, картины и фотографии. Из театральных реликвий родился первый в Европе Театральный музей, для которого он построил особняк, напоминавший английский коттедж времен Шекспира. В 1913-м подарил музей Академии наук. После революции работал в музее своего имени научным сотрудником.

Исаак Израилевич Бродский (1883–1939)

Александр Лактионов. «Портрет художника И.Бродского»

Исаак Бродский. Портрет Ильи Репина 1912 г

Исаак Бродский. "Ленин на фоне Смольного"

Борис Кустодиев "Иссак Бродский"

Художник, из семьи мелкого торговца. Начал карьеру живописца до революции и с успехом продолжил ее при советской власти, которой был обласкан. Собирать начал, учась в Академии художеств, когда его учитель Илья Репин, самый модный и дорогой художник России, подарил ему несколько набросков. Основную часть коллекции приобрел в 1920-х и 1930-х годах на гонорары от неиссякаемого потока госзаказов. Использовал служебное положение: будучи главой академии, знал, где и что можно купить, а что забрать просто так. Проживал в бывших графских апартаментах; в этой шикарной квартире уместилось 600 картин Сурикова, Левитана, Серова, Коровина, Кустодиева, Врубеля, Головина. В 1930-х нигде, кроме как у Бродского, нельзя было увидеть работы русских авангардистов. Тогда же оказался под следствием по делу о покупке антиквариата. Вынужден был написать завещание и отписать коллекцию государству. Ныне Музей-квартира И.И. Бродского на площади Искусств в Санкт-Петербурге — вторая по величине после коллекции Русского музея коллекция русской живописи — более двух тысяч единиц хранения.

Георгий Дионисьевич Костаки (1913–1990)

О. Розанова. Супрематизм. 1916

Работа Любови Поповой. Музей современного искусства в Салониках

Иван Клюн. Пробегающий пейзаж. 1915

Родился и жил в Москве, оставаясь греческим подданным. Работал сотрудником посольств Греции и Канады. В 1930-х стал покупать фарфор, русское серебро и голландскую живопись; в 1940-х — иконы. В 1946-м увидел картину никому не известной Ольги Розановой и увлекся русским авангардом. Менял «испачканную» красками фанеру Любови Поповой на чистый лист стройматериала. Первым скупал у наследников работы Родченко, Татлина, Лисицкого, Малевича, Лентулова, Ларионова, Гончаровой, Экстер и Древина. Выискивал холсты Шагала и Кандинского. Попутно с первым русским авангардом начала ХХ века покупал авангард второй — «другое искусство» Краснопевцева, Плавинского, Вейсберга; ценил Анатолия Зверева, сотня работ которого сгорела во время таинственного пожара на подмосковной даче Костаки.

Любил петь под гитару и показывать коллекцию, развешанную на стенах двух спаренных квартир в доме-новостройке на проспекте Вернадского, причем не только приезжавшим из-за рубежа знаменитостям. В разгар брежневского застоя не по своей воле отбыл на историческую родину. Перед отъездом разделил собрание, подарив большую часть картин СССР, с условием, что на этикетках напишут «Дар Костаки». За это ему позволили увезти с собой пятую часть знаменитой коллекции.

Соломон Абрамович Шустер (1934–1995)

Портрет. Н. Синезубов

Илья Машков. Автопортрет с портретом Петра Кончаловского. 1910

Работа И.Машкова

Кинорежиссер, потомственный собиратель. Принадлежал к реликтовому виду коллекционеров-знатоков. Обладал потрясающей эрудицией: искусствоведческое образование плюс уроки старых питерских собирателей. Как и москвич Костаки, собирал официально осужденную живопись, но Костаки собирал беспредметное искусство и иконы, а романтик Шустер тяготел к фигуративной живописи и любил Восток, а также портреты и вещи биографические или имеющие особый смысл для него одного. Ценил Альтмана, Фалька, Павла Кузнецова, Осмеркина, Льва Бруни, Чупятова, Лермонтову, Древина, Школьника и Синезубова — не за эффектность, а собственно за живопись. Доверял лишь собственному глазу, знаниям и поразительной памяти, часто повторяя ставшую крылатой фразу: «Несмотря на подпись, вещь подлинная». При советской власти собирателями двигало отнюдь не стремление вложить во что-то средства (которых тогда и не было). Главной движущей силой был азарт, подстегиваемый желанием хоть в чем-то проявить себя в условиях тотальной унификации и единообразия. Именно собирательство помогало ему преодолеть тоску застойных лет, когда редко удавалось снимать то кино, которое хотелось. Причем не только преодолеть, но и обеспечить себе право остаться в истории русского искусства ХХ века.