Дети в погонах. 8 историй будущих военных

Алимед Ганиев, 17 лет: «Когда мне было 12 лет, у меня отец погиб при исполнении. Я решил пойти по его стопам и тоже стать военным. Для меня быть военным — значит чувствовать гордость за себя и быть готовым отдать долг родине. Россия меня растила, кормила. А я что? Должен ей отдать долг, защитить, если будет война. Я из Белгорода — это граница с Украиной, сейчас весь город оцеплен. Моя мама — старший прапорщик, она работает на таможне на границе с Украиной и регистрирует беженцев. Я не боюсь войны, не боюсь там умереть или получить ранение. Что такое жизнь? Из чего она состоит? Я даже не знаю. Может, потому что еще очень молодой и жизни не видел. А может, я просто сейчас чувствую себя таким смелым и крутым. Война придет, там и посмотрим. Пока я уверен в себе».   

Дарья Куден, 18 лет: «В военной службе мне нравится дисциплина, строгость и порядок. Это помогает держать внутренний стержень. Сначала мне было трудно привыкнуть к строгому распорядку дня. Но когда я приезжаю в свою старую школу во Владивосток и сравниваю себя с бывшими одноклассниками, я вижу, как выросла, и понимаю, что я здесь не зря.

В детстве я хотела стать певицей, актрисой, парикмахером. Сейчас мечтаю поступить в Военный университет Минобороны на переводческий факультет и выучить там китайский язык. Моя профессия будет востребована в будущем. Сейчас Россия с Китаем в союзе против европейского блока и США. Китай на нас нападать не будет. Китайцы, которые хотят жить в России, и так переезжают на Дальний Восток».

Егор Марковнин, 18 лет: «Здесь вся жизнь в коллективе: спать, есть, мыться — все вместе. Я к такому не привык, хоть у меня в семье воспитывались трое детей и я был самым младшим. Дома со мной все нянчились, только дед — военный пожарный — строил меня с ранних лет. Мама ему говорила: “Убери руки от ребенка!” А он отвечал: “Он не ребенок, он будущий военный!” Дедушка приучил меня к тому, что человек должен быть всегда красив и опрятен, особенно военный. “Красив в строю — силен в бою”. У нас в деревне была забава: дед надевал на меня свой китель и кирзовые сапоги, которые мне тогда были по пояс, и я во всем этом танцевал, а он играл на гармони. Все соседи собирались на это посмотреть. Так сложилось, что дедушка не дожил и не увидел меня в форме. Но я уверен, он горд за меня. 

У меня в семье все военные,  и когда маме в военкомат пришла разнарядка на поступление в Москву, в Суворовское училище, я сразу согласился попробовать. Приехал, сдал, понял, что написал не очень хорошо, и на поступление не надеялся. Поехал отдыхать в деревню со старшим братом, который  уже учился в военном училище. А нам мама звонит: “Я на сайте училища посмотрела списки поступивших, ты там есть!” Брат меня сразу за шкирку взял, дал в руки тряпку и сказал: “Ну все! Пойдем тренироваться, сейчас полы будешь мыть!”».  

Яна Танцюра, 17 лет: «Мои родители военные: папа — полковник, мама — старший прапорщик. Я всегда гордилась папой — он ветеран второй чеченской. Ушел на войну, когда мне исполнилось три года, а вернулся — мне было почти семь. В детстве я знала, что папа служит, что папа уехал, но больше ничего. Ближе к шести годам стала понимать, где он находится, начала интересоваться историей, читать про чеченский конфликт, про то, что там делали с русскими офицерами… Только Бога надо благодарить, что он выжил. Папа меня сильно баловал, когда вернулся. Про ужасы войны он мне не рассказывал. Я только помню, как была счастлива, когда он вернулся. Глубокой ночью, когда мы с мамой уже спали и не знали, что он должен приехать, раздался звонок в дверь. Мы удивились, кто это может быть. Я даже не сразу встала с постели. Выбежала в коридор и увидела, как он обнял маму и кружит, потом подскочила сама. Я была в шоке: четыре года не видеть отца! Родители — самые дорогие люди для меня, хоть я и редко видела их последние пять лет, пока училась в военном пансионе. Папа сказал: сейчас важнее образование, а вместе побудем потом».

Екатерина Фроловичева, 17 лет: «Сейчас в Суворовском училище всего десять девочек. Мальчики сначала на нас косились и говорили: “Девчонки здесь не нужны!” Со временем мы сдружились с ними и стали относиться к ним как к братьям. С влюбленностями в училище строго. Романов заводить не разрешают, говорят: “У вас есть увольнения, идите за территорию и там гуляйте!” Но мы все равно телефонами обмениваемся, эсэмэски пишем… В будущем я хочу выйти замуж за военного».

Александр Обуховской, 17 лет: «Я хочу поступить в Военный университет на гуманитарный факультет, где готовят военных психологов. Я буду морально поддерживать военнослужащих и помогать им адаптироваться в коллективе. Солдаты должны понимать, что, несмотря на то что они находятся в армии, они люди. У военного жизнь расписана по минутам и на годы вперед. Если у гражданского спросить: “Когда ты придешь?” Он скажет: “Через полчаса или час”. А военный знает точно: “Через семь минут уже я буду, где нужно”».  

Яна Поликарпова, 17 лет: «Мне военная структура не нравится из-за постоянных переездов из города в город, поэтому я хочу поступать в МВД и стать полиционером… Ой, полицейским! (Смеется.) Пойду по целевому направлению от ОВД города Пушкин, который рядом с Питером, поэтому я уже сегодня знаю, где буду жить и работать, когда закончу вуз. Я не придаю значения тому, что в обществе принято считать полицейских коррупционерами. Я пойду не по тому направлению, где можно брать взятки. Хочу стать следователем — сложная профессия, но я прорвусь». 

Алена Вологдина, 17 лет: «До седьмого класса я училась в Армении в русской школе, там служил мой отец. Русских в Армении не сильно любят. В Москве не любят мигрантов, там то же самое. Я постоянно это чувствовала, прожила там восемь лет и мечтала вернуться на родину, в Россию. Поступление в военный пансион было для меня единственной возможностью получить достойное образование, в Армении с этим плохо.

Сейчас мне 17 лет, и у меня нет парня, он даже не наклевывается! В пансионе некогда думать о мальчиках! Я думаю только о том, как сходить в школу, как после нее успеть потанцевать, почитать книгу, сделать уроки, позвонить родителям и обеспечить себе благополучное будущее. Гражданские дети об этом вообще почему-то не думают. Я пересекаюсь со сверстниками только на ЕГЭ и олимпиадах, и когда я разговариваю с ними, понимаю, что они совсем другие — мы думаем по-разному и о разном. Это меня сильно пугает. Завтра выпускной, мы больше не вернемся в военный пансион, и нам надо идти туда к ним, к гражданским. Придется как-то приспосабливаться, потому что ты другой».