Мария Семушкина: Мне говорят, что вкладываться нужно в оборону — сейчас не до музыки
СМожете ли вы рассказать, сколько раз за 11 лет существования вы были в плюсе, если говорить о бизнес-составляющей проекта «Усадьба Джаз»?
Это первый раз, когда мы основательно в плюсе, которого хватит на ближайшие полгода существования компании. Все остальные разы — либо в ноль, либо слегка в плюс. Был один только 2008 год, когда мы ушли на 300 тысяч долларов в минус, и хотелось послать все на хрен и не делать больше ничего и никогда.
СКак вышли из ситуации?
У нас сложились довольно дружеские отношения среди сотрудников, которые и дали возможность задержать выплаты и отсрочить выдачу гонораров. Дальше кредиты. Единственный способ отыграть минус фестиваля — сделать следующий, списав все долги на него.
Дело в том, что себестоимость такого проекта очень высока. А инфраструктура должна быть из года в год лучше и лучше — следовательно, дороже. То же верно в отношении артистов — проект должен расти.
В целом, у нас есть еще агентство Artmania, которое занимается организацией коммерческих мероприятий и какую-то прибыль приносит, но 70% времени отнимает «Усадьба». Работа строится так: подготовка идет ровно год. Буквально сразу после мероприятия, в середине июля начинаем встречаться со спонсорами, а в августе мы уже должны подать все заявки в иностранные посольства.
СМожете нарисовать коммерческую схему проекта: откуда берете деньги и куда они идут?
Попробуем. В первую очередь деньги дают посольства, которые также помогают привозить музыкантов. Их вклад — около 30% гонорара артистов, что в общей сложности где-то 10% от общей стоимости проекта. Дальше cпонсоры. Это самая важная финансовая составляющая, от них зависят возможности фестиваля.
Затем остальное: общепит платит нам за место на фестивале от 150 до 250 тысяч рублей за два дня. Продавцы, которые ставят столы или палатки с дизайнерскими вещами, отдают нам от 5 до 30 тысяч рублей. Продажу билетов в статью доходов я даже не включаю: в этом году людей приехало гораздо меньше, чем мы рассчитывали, раскуплены полностью были только Vip -билеты с парковкой.
СКак вырос бюджет фестиваля за 11 лет? И во сколько обошлась новая программа этого года?
Примерно в пять раз — с 200 тысяч долларов до миллиона с лишним. В эти цифры уложился нынешний фестиваль. Но это первый такой дорогой проект — мы привезли в Москву Новый Орлеан за полмиллиона долларов.
СМногие организаторы фестивалей говорили, что в связи с обострением отношений между странами пригласить хороших артистов стало делом практически нереальным. Как отреагировало американское посольство на ваш запрос в этом году?
Нам повезло, что сметы по Америке мы закрыли до введения санкций: деньги выделяли компании, которые впоследствии от этих санкций пострадали — одна организация вообще перестала существовать. Но в целом американское посольство хорошо реагирует на подобные запросы: они с готовностью продвигают здесь свою культуру и выделяют на это деньги. Новый Орлеан частично был их идеей, которую мы с большим энтузиазмом поддержали.
СА как у вас оказалась украинская группа «Директор Азовского моря»?
Тоже повезло. Ребята сами очень хотели, и их желание не пропало даже после всего, что произошло в их городе Луганске. Они с огромным трудом перебрались через границу и доехали до нас. Мы также вели переговоры с «Океан Эльзи», но они без энтузиазма восприняли наше предложение, дипломатично сославшись на свою занятость.
СВ этом году вы решили двинуться в регионы. Почему? Там легче организовать такие проекты?
В некотором роде — да. Там несложно найти спонсоров. К примеру, там нас поддерживает ВТБ и Volvo, которым, оказывается, работать на Москву невыгодно. Плюс в регионах хорошая публика, которая с большим интересом реагирует на все новое.
СОказывает ли вам поддержку государство? Джаз, кажется, более «легитимен», чем современное искусство.
Тут все сложно. Есть опыт других стран, в которых государство выделяет на подобные проекты довольно существенные деньги. В большинстве европейских стран 30–40% финансирования фестивалей идет от государства. Между прочим, это немаленькие деньги — в одной только Франции каждое лето проходит 80 джазовых фестивалей. В скандинавских странах государство полностью оплачивает все такие мероприятия, плюс ко всему в течение года платят музыкантам зарплату, пока они пишут альбомы.
Я действовала по той же логике и много лет подряд стучалась в Минкульт РФ. И вот в этом году они впервые дали денег: целых 800 тысяч рублей на Воронеж. А на Москву они денег не давали ни разу, аргументируя это так: «Посмотрите, что творится в стране, а вы тут со своими фестивалями».
К счастью, в нашей стране есть минкульт Московской области, с которым мы настоящие партнеры. Они выделяют на фестиваль порядка трех миллионов рублей, что является десятой частью фестиваля. Дело в том, что мы «совпали идейно и пространственно»: мы вместе работаем с русскими усадьбами, наполняя их содержанием, привлекая туда людей.
СКстати о содержании. «Усадьба Jazz» позиционируется как джазовый фестиваль, но джаза там всего треть. Как вы это объясните?
В Европе, если на афише написано джазовый фестиваль, это означает, что слушатель идет на музыкальный эксперимент. Там играют те, кого сложно классифицировать: Нора Джонс, африканские исполнители, такие как Юссу Н’Дур, Уильям Фарелл. Так, например, Принц в прошлом году в Монтре отыграл аж три концерта подряд в совершенно разных музыкальных стилях. Где еще это было бы уместно в его исполнении?
Когда 11 лет назад я задумывала фестиваль, то думала о том же: конечным продуктом должен был стать фестиваль самой разной «интересной музыки».
СЧем интересен Леонид Агутин или Сати Казанова с ее мантрами?
С Агутиным все просто: на фестивале обязательно нужна звезда, понятная и желанная для широкого круга людей. Агутин с этой ролью хорошо справляется. Плюс ко всему, он действительно хороший музыкант, который, казалось бы, работает в эстрадном жанре, но одновременно с большим уважением и интересом экспериментирует в области джаза. Да, он сильно упрощает себя для масс, но для нас он развернул максимально широкий спектр своих джазовых возможностей. Такого Агутина вы нигде больше и не увидите.
С Сати смешная история вышла. Я познакомилась с ней случайно на отдыхе, тогда же и услышала мантры, которые, на мой вкус, являются очень приличной этнической музыкой, достойной того, чтобы быть представленной на «Усадьбе».
Вообще организация фестиваля — это такая тонкая настройка: с одной стороны, ты работаешь со вкусом аудитории, с другой — ищешь новые имена, новых исполнителей. Мне каждый день приходят письма от талантливых музыкантов с просьбой дать им выступить; и их музыка действительно хороша, но я вижу, что их аудитория — максимум 50 человек по всей стране. Поэтому я выработала следующее правило: либо известный исполнитель (Нино Катамадзе, Евгений Маргулис, Евгений Федоров), либо уникальнейшая музыка, способная поразить слушателя. Поражает обычно вот что: кейджн — это такой музыкальный стиль, придуманный французами, которые увлекались этнической музыкой. Впоследствии эти самые французы перебрались в США, штат Луизиана. Еще публика очень любит зайдеко — такие креольские ритмы, фактически сплав всех течений. Это не джаз и не блюз, и не кантри — что-то общее между ними и одновременно особенное.
СА как много молодых джазовых исполнителей в России?
Список большой. Но для них не так много выходов и сцен, они «тыкаются», а им деть себя некуда. Одним выступлением на «Усадьбе» дело не исправить, им нужно постоянно заявлять о себе, искать свою аудиторию, свою площадку. А у нас все закрыто, никто не готов экспериментировать.
Я неоднократно обращалась к нашими властям с предложением сделать шоукейс — это когда приезжают тридцать инструкторов-промоутеров со всего мира, которые в течение трех дней слушают музыкантов и отбирают лучших, потом зовут их к себе на фестивали или устраивают им концерты. Я бы с удовольствием помогла организовать этот шоукейс, который вообще-то всем был бы на руку: иностранные промоутеры увидели бы Москву и российских музыкантов, мы начали бы налаживать международные отношения, российские музыканты перестали бы слышать вопрос: «Почему дальше России вы не выезжаете?» На это нужно около двух миллионов рублей — вот цена вопроса российского имиджа. Мне же отвечают, что вкладываться нужно в оборону, сейчас не до музыки. Вот так.С