Лгать плохо. Так учат родители, школа и хорошие книжки. Но на практике у бытовой лжи репутация вредной привычки, одной из многих, с существованием которой надо смириться. Кто-то ест сладкое на ночь, а кто-то привирает по мелочам. Что поделать, мир несовершенен.

Профессор-антрополог из Оксфорда Робин Данбар считает иначе: ложь в мягкой форме полезна для общества. Причем вовсе не потому, что сглаживает углы и понижает градус конфликта по сравнению с воображаемой вселенной, где бескомпромиссные максималисты круглые сутки режут правду-матку, с ненавистью глядя в ясные глаза друг другу.

Дело в другом. Вранье, согласно Данбару, улучшает структуру нашей сети социальных связей. И это не наблюдение психолога, а математический факт.

Данбар — признанный классик науки: в 90-е, сравнивая сообщества людей и приматов, он вывел число Данбара — максимальное количество знакомств (около 150), которое человеческий мозг в состоянии переварить. С появлением Facebook и Twitter его гипотеза подтвердилась, а Данбар стал еще активней интересоваться социальными сетями реального мира.

Разобраться с сетевой математикой вранья профессору помогали двое физиков, которые профессионально моделируют сети и связи другого сорта — между узлами в твердотельных кристаллических решетках. Основа метода — компьютерная симуляция: задаем случайным образом связи и вводим законы, по которым они рвутся и возникают заново, а дальше остается только наблюдать, как сеть эволюционирует.

Что может быть общего у сетей в мире людей и в мире атомов? Ну, допустим, эффект кластеризации. Его легко объяснить на примере. Вот самый популярный сервер онлайн-петиций Change.org (это там собирают подписи и против сноса Шуховской башни, и за лишение Макаревича всех орденов и званий) рекламирует свой принцип работы понятной формулой «1 — 100 — 10 000». Вы — один — подписали петицию. Ее увидели 100 ваших подписчиков в Facebook. Если каждый из них приведет за собой еще сотню своих друзей, получится целых 10 000 подписей.

Правдоподобная математика? Не совсем. Она работает только в предположении, что все эти сотни разные. Среди 100 друзей вашего приятеля Пети не должно быть никого, кто дружил бы с вами или с друзьями вашего приятеля Васи. Иначе, если сотни пересекаются, 10 000 в сумме никак не наберется. А в предельном случае формула и вовсе превращается в «1 — 100 — 100». Представьте себе сто курсантов из закрытого военного училища, которые общаются только между собой и больше ни с кем.

Такую группу, где много внутренних связей и (почти) нет внешних, и называют кластером. Десантники купаются в фонтане с другими десатниками. Журналисты переписываются в твиттере с журналистами. Молодые бетонщики читают журнал «Молодой бетонщик».

В сети, поделенной на кластеры, принцип «шести рукопожатий» больше не работает. Внутри — свои, которым можно жать руки, а вокруг мир чужих. И проблемы этих «чужих» волнуют только в той степени, в которой затрагивают интересы «наших».

И тут на помощь приходят лжецы: они оказываются мостами между кластерами. В таких критически важных точках сети логичней было бы видеть честных людей, но авторы с изумлением обнаружили, что в виртуальном обществе компьютерной модели время расставляет всех по своим местам именно так и никак иначе.

Никакого авторского произвола в этом нет. Даже если бы исследователи мечтали превратить свою работу в гимн правде, у них ничего бы не вышло. В начальный момент времени и виртуальные лжецы, и виртуальные честные люди находятся в одинаковых условиях. А потом беспристрастная система раунд за раундом имитирует обмен мнениями, разрывая социальные связи, когда эти мнения слишком расходятся, и наоборот. Скажем, если в вашем двоюродном дяде внезапно проснулся ортодоксальный «Крымнаш», теплые отношения с большой вероятностью сойдут на нет.

Данбар даже не делает попытки интерпретировать результаты в духе «лжецы необходимы потому-то и потому-то» в терминах обмена мнениями один на один. Во взаимодействиях двух или трех человек такой эффект увидеть невозможно, он вытекает из свойств сети в целом, и это, слегка упрощая, можно назвать еще одним примером порядка из хаоса. Как шестиугольные узоры на сковородке с кипящим маслом, куда насыпали достаточно много разных металлических опилок. Ключевые слова — «достаточно много», и в действие вступают неочевидные законы больших чисел. Тот случай, когда социология не сводится к психологии отдельных людей.

Вывод такой: для возникновения мостов между кластерами необходим существенный процент тех, кто лжет «просоциально». Расписывается, допустим, в журнале посещаемости за одногруппника, который прогулял лекцию. Распространенный вариант такой лжи — «чтобы не вышло скандала»: поддакнуть дедушке, когда он на семейном ужине поднимает тост за разгром американских агрессоров.

Есть оптимальная доля лжецов. С одной стороны, они не позволяют обществу распасться на изолированные кланы, не доверяющие друг другу. С другой — не дают кластерам раствориться и исчезнуть. Коллектив правдорубов в компьютерной модели эволюционирует именно в такую аморфную и однородную сеть, где нет никакого разнообразия мнений. Вроде советских народных масс образца 1950-го, где все друг другу формально товарищи, но никакие объединения, сообщества и коллективы за рамками официальной «общественной жизни» не поощряются.

Но модель моделью, а как обстоят дела в реальности? В 2010 году социологи из Мичиганского университета опросили тысячу человек, сравнили с архивными данными и выяснили: каждый респондент в среднем лжет 1,65 раза в сутки (при общении один на один; широковещательная ложь, адресованная абстрактной аудитории, как в телепропаганде или рекламе, исследователей не интересовала в принципе).

Любопытно, что распределение ответов вышло очень неравномерным, как, скажем, распределение богатства. 23 процента эпизодов вранья приходятся на 1 процент населения, а 5 процентов человечества в ответе за половину всей лжи в мире. То есть производство лжи — занятие специализированное, как производство пшеницы или нефти. И, похоже, такое же востребованное.