Недавно я перечитывал отрывок из старого номера журнала «Корея», описывающий взаимоотношения товарища Ким Чен Ира и простой работницы завода. Очень хороший и глубокий текст:

«В 60-х годах Любимый Руководитель Дорогой Товарищ Ким Чен Ир проходил производственную практику на заводе. Ему очень нравилось наблюдать за своей соседкой, юной станочницей. Дело у нее всегда спорилось. Однажды, во время профилактики, он подошел к ней с замасленной тряпкой в руке. Ее станок блестел, как стекло. Улыбаясь, Любимый Руководитель Ким Чен Ир осматривал агрегат. Он протер тряпкой те места, до которых трудно дотянуться рукой, и неожиданно поинтересовался: "Сколько у станка точек смазки?" — "Двадцать одна", — ответила девушка. "А почему вращение рукоятки затруднено?" – не унимался Дорогой Руководитель. "У нее нет точки смазки", — парировала станочница. Товарищ Ким Чен Ир улыбнулся и стал медленно нащупывать точку смазки. Достав скребок, он счистил жирный слой грязи, и девушка, увидев новую точку смазки, возбужденно захлопала в ладоши».

В связи с этим историческим отрывком я вспомнил один замечательный фильм, уже не корейского, а советского производства. Это короткометражка, которую снял в Алма-Ате в 1942 году кинорежиссер Абрам Роом. Кино называется «Тоня», а в главной роли снялась страстная актриса Валентина Караваева.

Сюжет вкратце таков. Идет война. Тоня работает телефонисткой в провинциальном городке. Ее любимый, артиллерист Вася, уходит на фронт. Тосик (так называет ее Вася) и Васик (так называет его Тоня) прощаются в парке перед телефонной станцией. Через некоторое время город эвакуируют, но Тоня потеряла сознание от взрывной волны, а когда очнулась, в город вошли немецкие танки и расположились в парке. Тоня одна, ей страшно.

Если порнографическую историю рассказывать грамотно, в ней обязательно должна быть прелюдия. Возьмем, к примеру, классический порносюжет: женщина вызвала сантехника, он чинит кран, после чего они трахаются. Где тут очевидный драматургический провал? В неправдоподобности. Сюжет должен развиваться мягко, каждый шаг должен быть мотивирован. Например, когда женщина пристает к сантехнику, он сначала бормочет про усталость, потому что после того, как отвинчивал контргайку на поджимающей муфте, ему как минимум надо прилечь отдохнуть, да и отмыться от ила и графитовой смазки. Вместо этого в большинстве фильмов он сразу начинает действовать как отбойный молоток. Зритель перестает обращать внимание на сюжет, концентрируясь лишь на сексе, а ведь надо, чтобы от произведения искусства оставалось послевкусие.

Все это прекрасно понимал режиссер Роом. И вот прелюдия (первая половина фильма) завершена, зритель подготовлен, пора переходить к активному действию. Тоня берет трубку — на том конце провода командир.

— Товарищ, дорогой товарищ, в городе немцы! — восклицает Тоня.

Командир передает трубку тому самому Васику.

— Тоня, это ты, Тоня? — кричит в трубку Вася.

— Васик ты мой, это ты! А я боялась, я думала, я одна.

И вот она дает Васику координаты. И Васик командует солдатам:

— По скоплению танков — дальнебойной гранатой! Взрыватель осколочный. Уровень 48-90. Прицел 472. Четыре снаряда первой!

И пока он это говорит, под величественное крещендо Сергея Прокофьева возбужденно приподнимаются дула пушек.

— Огонь! — командует Васик.

Залп! В парке разрываются снаряды.

— О, вот молодец! — шепчет Тоня, и мы понимаем, что ей уже хорошо. Она улыбается и восклицает:

— Так! Еще! Еще!..

— Тонечка, Тонечка, ты что замолчала? — встревоженно говорит Васик в телефонную трубку.

— Ты молодец, Васик, бей еще. В сквер. Можешь, Вася?

Вася смог, но, как это иногда бывает, промазал. Тоня утешает его:

— Хорошо, Вася. Только ты попал в кривую аллею. Исправишь?

И снова ракурсами снизу, неумолимыми фаллосами, вздымаются пушки. Враг почти истреблен. Правда, осталась одна вражеская пушка и немецкий офицер прямо на площади, рядом с телефонной станцией.

— Ложись на пол, — командует Васик.

Тосик ложится на пол. У Васика на лице выступает пот.

— Огонь! — командует он. Палят твердые длинные дула орудий. Бьются стекла, все рушится вокруг Тони. Оргазм. Занавес.

Когда я посмотрел этот фильм впервые, то решил, что тут такая же история, как и с журналом «Корея». Мол, люди, страдая острым сексуальным голоданием, быстро накропали сценарий, сняли фильм. А потом узнал, что Абрам Роом — врач-психиатр, ученик Бехтерева, фрейдист, один из пионеров эротического подтекста в кино и вряд ли мог сделать такое случайно. Он взял и гениально соединил пропаганду с эротикой. Действует этот метод убойно — зритель, сам того не понимая, приходит в полнейший экстаз и, не отделяя идеологическое от физиологического, переносит свое вожделение на объект пропаганды. Возможно, этот фильм помог бы нашим солдатам на фронтах укрепиться в мысли, что в тылу есть девушки, готовые пожертвовать собой, раствориться в любимых, отдать себя без остатка. Но фильм запретили. Причиной запрета было «наличие оттенка женственности, который был придан героине». Так стыдливо цензоры назвали то, что творилось на экране.

Отрывок из фильма «Тоня» (А. Роом, 1942)