Они обе были очень симпатичные и грустные — и девочка, и ее мама. Мама — стройная, со вкусом одета и оформлена, в том смысле со вкусом, когда человек уже совсем никому (в том числе и себе) ничего не доказывает и не показывает, а просто естественно и гармонично, как сама природа, сочетает цвета и формы. Такой результат обычно дает либо несколько поколений спокойного развития, либо долгий и часто драматичный личный путь.

Девочка была розовая. В самом прямом смысле — у нее все было розовое: платье, туфельки, сумочка, заколка в волосах. На этом розовом фоне ее треугольное симпатичное личико казалось сероватым.

Она села на детский стульчик, пристроила сумочку на аккуратно составленных коленях, раскрыла ее, достала оттуда двух крошечных пластмассовых лошадок (естественно, розовых), зажала их в кулачках и замерла в вежливом внимании.

— Нам посоветовали к вам, — негромко сказала мама. — Потому что у всех врачей мы уже, кажется, были.

— А что с вами случилось? — я употребила именно эту форму местоимения сознательно, потому что вполне допускала, что что-то действительно случилось вовсе не с девочкой, и происходящее сейчас с ребенком есть так называемый симптом семейной дисгармонии.

— Знаете, в девятнадцатом веке был такой народный околомедицинский термин: чахнет, — грустно улыбнулась женщина. — Сегодня это слово практически не употребляется, но тем не менее именно оно наиболее точно выражает внешнюю суть происходящего с Инной.

Фраза была выстроена столь литературно, что я решила сразу по случаю копнуть:

— Вы по образованию?..

— Филолог, да, — не убирая улыбки, лишь чуть-чуть (и очень точно) отмодулировав ее, кивнула женщина. — Факультет невест.

Я пролистала аккуратно упакованные в прозрачные файлики результаты исследований и спросила:

— Что происходит с Инной?

С Инной происходило действительно непонятное. Роды в срок и без патологий, мать соматически здорова, и ребенок родился здоровым — с полдюжины специалистов в этом были единодушны. Развивалась строго по возрасту: села, встала, заговорила, хоть по таблицам сверяй. Почти не капризничала, почти не устраивала истерик. Всегда была и остается послушной, но чуть-чуть рассеянной — может заиграться, не слышать обращенных к ней слов, потом извиняется: простите, мамочка, папочка, нянечка, я не услышала. До сих пор (Инне почти двенадцать лет, но на вид — девять-десять, никак не больше) охотно и много играет с игрушками, которых у нее просто огромное количество. В игрушках и прочем ей никогда не отказывали, материально семья может себе позволить, покупали по ее просьбе, что она хотела. Она же никогда не просила лишнего, все купленное у нее идет в дело, в игру. Любит читать, читает в основном авторские сказки или детское фэнтези. Мультфильмы про животных, про принцесс, про литлл-пони. Компьютером особо не увлекается (ее никто в этом не ограничивает), хотя есть любимые игры, опять же про принцесс и замки, еще читает в интернете про лошадей. Кроме того, Инна лет с пяти-шести сама руководит созданием интерьера в своей комнате. На полном серьезе, как заправский дизайнер, обсуждает все с родителями или даже с рабочими. Готова выслушать советы, но и настоять на своем тоже может.

— Хотите посмотреть? — чуть-чуть оживляется девочка.

Я киваю, и мама достает из сумки планшет. Я надеваю очки.

Боже мой! Розовая комната, комната маленькой принцессы — какая-то прямо дистиллированная девчачья мечта! Кровать с розовым балдахином с рюшечками. Розовые занавеси с воланами, бантами и золотыми бабочками. На розовом стеллаже — ряды розовых домиков для Барби и всяких аксессуаров. Все домики обжиты: вокруг в непринужденных позах расположились разодетые обитатели со своими чадами и домашними любимцами. Отдельная полка отведена лошадям — они всевозможные. На темно-розовой стене — картина в тяжелой золоченой раме: скачущая галопом белая лошадь, я почему-то сразу уверилась, что это репродукция (или подлинник?!) Сорокина, кажется… Был такой художник в XIX веке, который рисовал только лошадей… На розовом столике — тоже лошади, там для них выстроен загон, площадка для выездки…

— Вам нравится? — заглядывая мне в глаза, спросила Инна.

— Отдаю должное, — честно сказала я. — Но розовый — не мой цвет, а лошадей я не понимаю, а если уж быть совсем откровенной, так просто боюсь. Впрочем, игрушечный табун вызывает у меня только позитивные чувства.

— Ага, — кивнула девочка. — Спасибо. Обычно говорят: очень мило. Или вот так делают руками: потрясающе!

Где-то с семи лет, то есть с начала школьного времени, Инна болеет. Симптомы самые разнообразные. У нее на все аллергия, ее часто тошнит, от чего угодно в самый неожиданный момент может начаться понос или рвота. Впрочем, это в основном было раньше, сейчас на первый план вышли головокружения, головные боли, иногда боли в ногах или в груди. Несколько раз падала в обморок, один раз на уроке. Анализы тоже показывают разное: то лейкопения, то повышены эозинофилы, то вдруг, без всякой причины — РОЭ 25 единиц. Шумы в сердце, дискинезия там, где бывает. Проверяли почки, печень, делали томограмму и ЭЭГ… Врачей выбирали хороших, по рекомендации. Почти каждому врачу кажется, что он наконец-то нашел. Назначают лечение. От таблеток побочные эффекты — все, прямо по сопроводительной бумажке в коробочке.

— А что в школе? — спрашиваю я.

— Ну, мы, конечно, про муниципальную школу даже не думали, — призналась мама. — У нее же тогда поносы были, а там туалеты, вы понимаете, дети… Мы ходим в небольшую частную школу, там все нормально, учителя говорят, девочка, конечно, слабенькая, но старается, у нее в основном четверки, мы еще с репетиторами по русскому и математике занимаемся, а уж английским я с ней сама… Она школу не любит, но все делает как положено, как бы из вежливости. Но вообще настроение всегда ниже плинтуса, может заплакать, просто глядя в окно. Может два часа сидеть, просто переставляя фигурки пони на столе. Может лежать с закрытыми глазами.

— А подруги у тебя есть?

— Да, — отвечает Инна. — Я в школе со всеми девочками дружу (их у нас в классе четыре). И еще у меня во дворе есть подружка Ника. Она ко мне играть приходит.

— Ника — из многодетной семьи, — объяснила мама. — Она как к Инне в комнату входит, так у нее челюсть от восторга падает и не закрывается до конца. Дочери, мне кажется, лестно. Мы им в семью много лет вещи отдаем, обувь, Инна не снашивает совсем, игрушки…

— А кроме школы?

— Нам все запрещено. Но вы видели — лошади. Врач-невролог сказал: пускай, лишь бы не депрессировала, ведь это еще снижает иммунитет. Мы пошли в пони-клуб, выбрали, купили всякое дорогущее снаряжение, ей там такую смирную симпатичную лошадку дали. Сначала был сплошной восторг, а потом что-то пошло не так, причем я даже не поняла что. Она не говорит.

— Инна, что не так с пони-клубом?

— Я сама не знаю, честно.

— Все СЛИШКОМ розово? — я взглянула на мать.

— Я думала об этом, — кивнула она. — Но что же делать? Я же не могу выбросить всю эту мебель, бижутерию и прочее. Она сама это выбирала, мы можем себе позволить, почему я должна ей что-то навязывать? Чем это лучше?

— Ничем, — согласилась я.

— Вы можете нам помочь? Ей ведь плохо, а я просто уже не понимаю, куда…

— Не знаю. Но, конечно, попробую.

***

Есть такой метод — сказкотерапия. Когда-то я его очень любила.

— Инна, ты ведь много сочиняешь, правда?

— Да.

— А рассказываешь кому-нибудь?

— Иногда Нике. Ей нравится. А девочки из школы не слушают, им неинтересно.

— Мы будем сочинять с тобой вместе. Вот смотри: я это брошу, и оно упадет. Вниз, не вверх. Это закон всемирного тяготения. У сказок, как и у жизни, есть законы. Сейчас ты увидишь, поймешь. Вот начало сказки: «Это было ужасное место. Самая окраина города, недалеко от городской стены, тесная и темная. Туда никогда не заглядывало солнце. В развалинах, которые никто не восстанавливал, среди сгнивших бревен и обвалившейся штукатурки, жили крысы, мухи и пауки. В помойке копошились грязные нищие, но не находили там ничего съедобного и достойного внимания, ибо все люди вокруг были очень бедны и несчастны. И вот однажды там…»

— Однажды там родилась маленькая девочка с золотыми волосами, — тут же подхватила Инна. — Все удивлялись ей и думали, что она долго не проживет в этом ужасном месте. Но она все не умирала, а когда чуть-чуть подросла, любила играть в развалинах с крысятками, которые ее ничуть не боялись, и могла вырастить розу на помойке, на куче картофельных очистков…

***

— А мы будем сегодня сочинять сказку? — нетерпеливо спросила Инна.

— Разумеется. Но другую. Вот вводная: «Это была просторная квартира со свежим евроремонтом. В ней не было пыли, а полы всегда отлично вымыты, за этим тщательно следила уборщица. На стенах висели картины, а в огромном холодильнике на кухне всегда лежали свежие и дорогие продукты. Хозяева квартиры были банкирами, они ездили на работу на длинных красивых машинах и часто приглашали к себе гостей — таких же важных и богатых людей, всегда аккуратно и фирменно одетых, и от них всех пахло дорогим одеколоном и французскими духами. У банкиров, конечно, были дети, но все они учились в пансионах за границей и дома почти не бывали. И вот однажды…»

— И вот однажды, когда к ним пришли гости… — Инна задумалась, потом ее тонкие ноздри вдруг хищно раздулись, как будто она учуяла какой-то возбуждающий запах. — Все они вдруг услышали громкий стук и выстрелы и побежали туда, и долго бежали по длинному коридору с зеркалами и там… там увидели, как по чистому паркету из-под кровати расползается огромная лужа крови…

***

— Дочь пересказала мне сказки, которые вы с ней сочинили, — сказала мать Инны. — И отцу, и Нике, и няне, и даже, кажется, репетитору по математике — и каждый раз, по-моему, что-то туда добавляла, оттачивала сюжет. Она сейчас вообще на удивление живая, и голова меньше болит. Она не понимает, но я, конечно, все поняла про законы. Но что же нам делать? Я же не могу уехать с ней жить на лесную заимку, чтобы мы там рубили дрова и ходили на ручей за водой! Или… могу? Ради ребенка?..

— Нет, мне кажется, лесная заимка — это будет все-таки лишнее! — я с некоторым испугом помахала рукой перед ее носом, словно выводя из транса. — Но направление мыслей верное. Нужно что-нибудь не розовое и по теме — пусть будут лошади, но не элитный пони-клуб, у меня остались с давних пор знакомства, я дам вам телефон и адрес конюшни, записывайте, но учтите: мои знакомые грубоваты и ваша девочка будет там не столько развлекаться, сколько работать.

— Да-да. Я записываю.

***

Из двенадцатилетней Инны получилась отличная «лошадиная девочка» — это такая специальная прослойка, я их знаю с подростковости, хотя сама к ним никогда не относилась. Под руководством моей старинной приятельницы она научилась убирать навоз, чистить, седлать, кормить, поить и вываживать лошадей. Про головные боли и обмороки вспоминала только в школе, да и то много реже, чем раньше.

Я попыталась объяснить маме, что лошади — это симптоматическая терапия, а вообще-то Инна относится к классу «создателей миров» и об этом тоже надо думать, но она замахала на меня руками:

— Конечно-конечно, спасибо, но это потом, а сейчас пускай, пускай… Мы уже четыре месяца к врачу не обращались и нигде не обследовались… первый раз за много лет, я не хочу сейчас ничего менять, поймите…

Я пожала плечами. Что ж, есть законы сказок и законы жизни. Они свое слово еще скажут.