31 октября в Москве стартует в третий раз театральный фестиваль для детей «Большая перемена». Куратор фестиваля — Эдуард Бояков, руководитель театра «Практика». Фестиваль проходит ежегодно в дни осенних школьных каникул. На этом, в принципе, можно было бы поставить точку, потому что наверняка вы уже заскучали. Связка «театр — дети — школа — каникулы» навевает тоску. Вспоминается Островский в Малом, пьяные зайчики 1 января в местном ДК, душные помещения, измученные детские лица, и главный вопрос: зачем это бессмысленное и беспощадное насилие?

Почему мы говорим «детский театр» — и слышим «унылое барахло»? Почему у нас вместо восхитительного театрального действа — «тюзятина», беспомощная иллюстрация школьной программы? Почему в Голландии амстердамские пожарные платят деньги театральному режиссеру, чтобы тот сделал спектакль о том, как себя вести, чтобы не случился пожар, и получается фантастическая феерия с видеопроекциями, аквариумом, живыми актерами, куклами — нечто поражающее воображение, как диснеевский аттракцион; а мы вместо этого «лечим» их скучными спектаклями?

Как все исправить? И вообще, нужен ли современным детям театр?

Эдуард Бояков решил ответить на эти вопросы так: собрать все лучшее, что есть в драматургической школе для детей, в один фестиваль и показать детям и родителям. «Театр — это хороший жизненный урок для ребенка, — говорит Бояков, — попытка переосмысления мира».

Спектакли, которые показывает Бояков на фестивале, нельзя назвать простыми, «детскими», примитивными. Многие апеллируют к высокому самосознанию и больше похожи не на сказки-притчи, рассказанные доброй бабушкой, а на жесткие разговоры о содержании мира, о совести, об отношениях между людьми. На вопрос, не рано ли детям такое показывать, Эдуард Бояков отвечает просто: «Чего вы стесняетесь? Сказать слово "секс"? А писать смски в туалете любовнице, когда жена легла в постель, не стесняетесь? Нужно отдавать себе отчет, что дети растут, развиваются и воспитываются постоянно. А не тогда, когда вы решили почитать им перед сном или поговорить об отметках в школе. Вы готовите еду своему мужу, малыш крутится в этот момент у вас под ногами и все впитывает. Те эмоции и чувства, с которыми вы бросаете в кипящий бульон картошку, морковку, для него и есть воспитание. Если вы посылаете любовные импульсы, созидательные, ребенок вырастет и перенесет это в свою жизнь».

«Часто, — продолжает свою мысль Бояков, — мне задают вопрос: почему в России так все плохо с детским театром? — Потому что у нас в тюрьме сидит Ходорковский, отвечаю я. — Нет, это все понятно, но вот скажите, может быть, потому что занавесочки синие, а фон красный, и детям от этого некомфортно, настаивают журналисты. — Потому что в нашей стране сидит в тюрьме Ходорковский. — Ага, ага, про Ходорковского понятно, но давайте все же о театре, о детях поговорим. Может быть, актеры не стараются для маленьких зрителей? — Да, елки-палки, потому что в наших головах пустоты. Что можно дать детям, если ежедневно мы идем на сделку со своей совестью? Если вместо того, чтобы пообщаться с ребенком, отец глушит вину в стакане. Что мы можем дать, кроме собственной пустоты? Общество не готово к нравственным инвестициям в будущее, потому что будущего нет. Мы не готовы и не можем дать детям ничего хорошего, и именно потому детский театр в России — это так некрасиво и убого».

Бояков рассказывает о том, как в Швеции Сюзан Остин делает спектакли для детей восьмимесячного возраста:

 

Ксения Чудинова