Юлия Козлова: Смертельная любовь
Дети и мужья
Вначале немного истории. Мари Трентиньян – дочь великого французского актера Жан-Луи Трентиньяна и режиссера Надин Трентиньян. Она сумела заявить о себе еще в юности. Ее начали снимать выдающиеся мастера: Клод Шаброль, Мишель Девиль, Ален Корно. Мари была нервной, тонкой и трогательной актрисой. У нее были все задатки большой звезды, но… упрочить яркий дебют она так и не сумела. Быстро сдалась. Пристрастилась к транквилизаторам, часто меняла партнеров и мужей. О ней ходили нехорошие слухи, режиссеры побаивались ее снимать, и карьера Мари дала резкий крен вниз. Свою прежнюю репутацию она непоправимо испортила, навсегда получив титул «актрисы второго плана».
Ее первым мужем был музыкант Ришар Колинка из поп-группы «Телефон», она родила от него сына Романа. Вторым – киноактер Франсуа Клюзе, они прожили три года и произвели на свет Поля. Третьим стал режиссер Самюэль Беншетри, от этого союза родились Леон и Жюль. Мари ушла от Самюэля, когда встретила рокера Канта, свое последнего возлюбленного.
Мужей Мари всегда бросала сама, когда чувствовала, что любовь закончилась. Уходила в никуда, забрав детей, поэтому ее отец Жан-Луи всегда держал наготове свободную комнату в прованском доме в Юзесе. И она знала, что у отца сумеет спрятаться и восстановить силы. Он никогда не осуждал дочь: «Моя Мари жила страстью, а когда она иссякала, спасалась бегством. Отношения Мари длились недолго, возможно, потому, что все ее мужчины по большому счету были ей не парой. Полная энергии, заводная, она почему-то привлекала к себе одних неудачников. Они всегда сами навязывались. Мари помогала им встать на ноги, возилась с ними, как с маленькими, была им кем-то вроде няньки. Ей не везло. Ей нужен был кто-то другой... Мы часто играли с ней в одну игру – представляли-гадали, каким он будет, этот главный герой ее жизни. Сильным, веселым, безумно влюбленным в жизнь? Несомненно. Рядом с таким человеком она, возможно, могла бы наконец-то обрести покой и счастье, почувствовать себя женщиной. И да, маленькой девочкой!»
Любовь в сорок лет
Мари познакомилась с Бертраном Канта, фронтменом группы Noir Désir, в сентябре 2002 года. Огромного роста, небритый, с грубоватыми повадками и пронзительными глазами, он буквально гипнотизировал окружающих. Любое его движение сопровождалось тихим позвякиванием многочисленных браслетов, колечек, подвесок, цепочек, которыми он был плотно обмотан. Об агрессивном поведении рокера писали в бульварных изданиях: драки на сцене и в клубах, странные, закодированные тексты песен, выброшенные в зал на пределе связок. На всех, кто видел его впервые, Канта производил впечатление типичного шизофреника с непредсказуемыми реакциями, самоуверенного самца, вечного борца за справедливость. Говорили, что Канта мог наброситься на незнакомого человека, если тот показался ему подозрительным. Но на женщин отрицательное обаяние Канта действовало безотказно.
Каким образом из всей толпы возбужденных поклонниц в тот памятный вечер первой встречи Канта смог выделить именно Мари? Поклонницы прорвались за кулисы с зажженными свечками и зажигалками, визжали, требовали автограф, толкались. Мари с подругой пришла сюда просто за компанию, как, собственно, и на концерт.
Их страсть вспыхнула мгновенно и была схожа с болезненной одержимостью. Им было по сорок лет, они давно не играли в нежные любовные игры, не тянули время. И они понимали, какую высокую цену им предстоит заплатить за право быть вместе.
Канта был женат, у него подрастал маленький сын, а жена Кристина была на последних месяцах беременности. Пара мечтала о девочке. Сама Мари совсем недавно вновь вышла замуж, возилась с двумя карапузами. Но никакие обстоятельства не остановили влюбленных. Они незамедлительно распрощались со своими семьями и поселились вместе. Близкие и друзья не понимали, как двое взрослых людей могли так безжалостно разорвать прежние связи, бросить детей, податься в бега и превратиться в изгоев.
Один только Жан-Луи Трентиньян был на стороне Мари. Когда ему звонили родственники и просили «урезонить» дочь, он отвечал: «Зачем? Она наконец-то встретила своего мужчину!»
Канта выгодно отличался от прежних спутников Мари. Он не взывал к ее материнским инстинктам и любил ее такой, какой она была на самом деле, – маленькой странной женщиной в смешных старомодных дамских шляпках с блаженной улыбкой на губах. Ему нравилось по любому поводу хватать Мари на руки, переносить через лужи. В этих великанских руках она впервые почувствовала себя защищенной.
Сын полковника
Канта был сыном военного. Отец воспитывал его по-армейски, держал в страхе и сек за малейшее неповиновение. Когда парню было восемнадцать, издевательства отца толкнули его на самоубийство. Но Бертрана успели спасти. После больницы он не вернулся домой, решив, что уж коль скоро небеса и чудесный случай сохранили ему жизнь, то точно не для новых унижений.
Он давно разучился испытывать страх, на физическую боль ему было наплевать. Иногда он принимал тяжелые наркотики потому, что они делали его беспомощным, а это возвращало давно забытые ощущения юности. В такие часы ему можно было сделать по-настоящему больно. Его первую группу называли «Дорз» по-французски. На сцене Канта устраивал настоящий шаманский ритуал, его голос звучал гипнотически – зал впадал в транс. Тексты, написанные Канта, вертелись вокруг злободневных социальных проблем, индивидуального бунта и отчаянного одиночества мужчины в ледяном мире Зла и Жестокости. В прошлом у него было множество подруг. И ни одна из них не вспоминала его хорошо: женщины говорили о его невыносимой подозрительности, агрессивности, ревности. В понимании Бертрана жена должна была отречься от всех и вся, чтобы полностью посвятить себя ему. Однажды он встретил такую нереальную женщину – венгерскую переводчицу, интеллектуалку, искусствоведа Кристину Ради – и привез ее во Францию.
Они поселились в провинциальном городке Бордо, она вылечила его от алкоголя и наркотиков, родила сына, по воскресеньям за руку вела в церковь, а затем на прогулку в парк. «Кристине удалось сделать невозможное – она заставила моих демонов замолчать. Она принесла в мою жизнь тишину, гармонию, мир. Таких женщин нужно канонизировать!» – признавался Канта в своих интервью. Но темная сторона его натуры все же вырывалась наружу, и «черные желания» овладевали им безраздельно. Это отражалось и в его песнях: «Я прирожденный поджигатель, поджигаю все, к чему прикасаюсь…» Кристина тяжело переживала срывы Бертрана, но молчала. Молчала и любила. Своей матери она писала: «Если бы не я, Бертран давно бы сидел в тюрьме…» Когда он стал собирать вещи, чтобы уйти к Мари, беременная Кристина позволила себе заплакать и попросить остаться. Канта залепил ей пощечину.
Пытка счастьем
У Мари расставание с мужем проходило куда спокойнее. На прощание она расцеловала Самюэля, пообещав регулярно встречаться и проводить вместе время. Она, кстати, могла запросто без предупреждения заехать домой за забытым платьем. Посылала бывшему мужу SMS, чтобы пожелать спокойной ночи. И вообще вела себя так, будто ничего особенного между ними не произошло. Канта устраивал скандалы каждый раз, когда телефон Мари вибрировал от нового сообщения. Он отказывался понимать приятельские отношения между расставшимися супругами, их дружба казалась ему чем-то запредельным. Ведь он не смел даже подумать о том, чтобы позвонить своей беременной жене! Больше всего Бертран хотел отвезти Мари на край света, чтобы ее никто не смог у него отобрать, чтобы никто не мог до нее дозвониться. В мертвую зону, без доступа. Однажды он провел эксперимент – на пять часов запер Мари в комнате. Первый час она думала, что это шутка. Потом начала барабанить в дверь, на третий час у нее случилась истерика, четвертый она тихо проплакала, сидя на полу. Пятый час Мари провела в молчании. Только тогда Канта открыл дверь и выпустил любимую наружу. После этого случая мать актрисы Надин закатила Бертрану скандал: «Вам двоим не шестнадцать, у вас есть прошлое, которое надо уважать. Обязанности, от которых нельзя отказаться. У моей дочери много детей, которым нужны родные отцы. Мари не может лишить их общения только потому, что в очередной раз влюбилась!»
Последняя фраза больно резанула Канта по сердцу. В отношениях с Мари он никогда не воспринимал себя как временного партнера. Он пришел, чтобы остаться, пришел навсегда. Он собирается жениться на Мари, он безумно влюблен. Канта было очень неуютно в ее семье, где лишь отец не смотрел на него косо. Когда Мари впервые представила его матери, та спросила: «А чем вы занимаетесь?» Он ответил: «Пою». «Успешно?» – переспросила она. Канта не нашелся, что ответить…
На съемках в Вильнюсе
Когда Мари сообщила, что собирается уехать на несколько месяцев в Вильнюс, на съемки телефильма «Колетт» (который снимала ее мать Надин, доверившая дочери роль знаменитой писательницы), он тотчас же сказал, что поедет с ней. Отменил все концерты группы, не посчитавшись с финансовыми потерями коллег. Отменил репетиции, записи в студии – ничто не могло задержать его вдали от любимой женщины. Музыка была не так важна, как Мари.
Июнь 2003 года. Мари и Бертран поселились в центре Вильнюса, в отеле «Домина Плаза» в роскошных апартаментах под номером тридцать пять. В номере была кухня, так что влюбленные могли запросто никуда не выходить и вести обособленное хозяйство, отделившись от съемочной группы. И поначалу все было неплохо: она снималась, он ждал в отеле. Иногда Бертран навещал Мари на площадке, сидел в углу и не спускал с нее влюбленного взгляда. Едва работа заканчивалась, они бросались в объятия друг друга и уезжали прочь. Их друзья помнят такую сцену: в середине дня Мари надо было отъехать по делам. Личный шофер усадил ее в машину, тронулся с места. Она смотрела в окно, не сводя глаз с Бертрана. Он пошел следом за машиной. Шофер решил подыграть и, сбросив скорость, медленно доехал до конца улицы, а затем свернул на перекрестке и умчался. Бертран остановился. И простоял на месте расставания около получаса.
26 июля. Мари вернулась в отель раньше обычного, сообщила, что группа ждет их на прощальной вечеринке, сегодня был последний съемочный день… Вдруг ее телефон пискнул – пришло SMS. От кого? От Самюэля. Он тоже поздравляет. Взбешенный Бертран вырывает у Мари телефон, слова прыгают у него перед глазами: «…моя милая, совсем скоро увидимся дома, могли бы провести уик-энд с детьми».
– Ты не понимаешь! – кричит Мари.
– Не понимаю? Какой уик-энд, какой дом? Все закончилось. Для всех! И для меня тоже. Я бросил всех ради нас с тобой, я даже не видел свою новорожденную дочь! Я больше не пою! Я стал твоей тенью, твоим служкой. А что сделала ты? Я, я даже не знаю, что сейчас с моей женой!
– Ну так позвони, узнай! – ответила Мари.
У Бертрана перехватило дыхание. Невыносимая легкость бытия! Как же у нее все просто: взять трубку, позвонить, спросить, как дела. Ведь Мари так и делает, почему бы ему не попробовать?
Размахнувшись, он ударил ее по лицу. Затем еще и еще… Крики и шум разбудили постояльцев отеля. Кто-то позвонил администратору, и тот был вынужден постучаться в номер тридцать пять. Ему открыл спокойный Бертран и сказал: «Простите, больше не повторится».
Ночная сцена
Что же случилось на самом деле? После того как Бертран несколько раз ударил Мари по голове, она упала, ударилась затылком о батарею и потеряла сознание. Он поднял ее с пола, отнес в спальню, раздел и укрыл одеялом, решив, что она просто заснула. Потом вернулся в гостиную, поднял с пола телефон и набрал номер Самюэля: «Я убью тебя, если ты хоть раз еще позвонишь или напишешь ей!»
Было уже четыре утра. Бертран не мог успокоиться и позвонил брату Мари Венсану: парень всегда умел их помирить. Несмотря на поздний час, Венсан быстро приехал из соседнего отеля. До семи утра Канта жаловался ему на Мари, на их запутанные отношения, на свою ревность, с которой так трудно справляться.
Уходя, Венсан решил взглянуть, как там Мари, – Бертран сказал, что они поссорились, подрались, но теперь она спокойно спит. Открыв дверь в спальню, Венсан замер на пороге от ужаса. Вся постель сестры была залита кровью.
…Приехавшие через пятнадцать минут врачи скорой помощи констатировали кому:
– Как долго она находится в таком состоянии? – первое, что они спросили.
– Она… упала где-то в час ночи, – сбивчиво ответил Бертран.
Один из медиков тут же позвонил в университетский госпиталь:
– Немедленно готовьте операционную. У нас сорокалетняя пациентка. Она в коме уже семь часов.
Потом приехала полиция, Канта был арестован и в полицейском участке попытался покончить с собой. Но его откачали и отправили в камеру предварительного заключения тюрьмы Лукишкес.
В госпитале Мари поставили диагноз «кровоизлияние в мозг», срочно сделали сложную операцию, но безрезультатно. Врачи были уверены: окажись она здесь тремя часами ранее, ее можно было спасти. Затем Мари спешно переправили во Францию, где ей провели почти экспериментальную операцию «последнего шанса». Но спасти все равно не удалось. Она умерла от отека мозга. Читать дальше >>
Приговор
А потом началось следствие и долгий судебный процесс, во время которого была восстановлена вся картина убийства. И хотя единственный свидетель Бертран Канта пытался защищаться, упорно твердя, что он «всего лишь толкнул» Мари, а она неудачно упала, разбив голову о радиатор (поначалу он искренне не понимал, что содеял с любимой женщиной), факты говорили совсем другое.
Судебный следователь зачитал на процессе результаты вскрытия Мари. Прежде чем впасть в кому, женщина была избита с особой жестокостью. Прямые, точные, тяжелые удары кулаками по голове и лицу разбили ей нос, правый глаз, лоб и вызвали кровоизлияние в мозг. Она упала, ударилась о радиатор, но от этого удара осталась лишь небольшая и совсем безобидная шишка.
На ее теле, в особенности на руках, имелись многочисленные ссадины и кровоподтеки – свидетельства того, что она пыталась сопротивляться своему убийце, который не только значительно превосходил ее по силе и росту, но и имел на руках крупные перстни. Перстни эти создавали эффект кастета, металлической перчатки.
Причина смерти? Отек мозга. Коматозное состояние наступило после нескольких ударов по голове. Ударов чудовищной силы.
На суде выступала также жена осужденного Кристина Ради. Она заявила, что Канта никогда не поднимал на нее руку и все конфликты, которые у них были, решались мирным путем. Выступление жены произвело впечатление на суд, и, по словам журналистов, именно признания Кристины сократили убийце срок с двенадцати до восьми лет. Стало известно также, что Кристина, несмотря ни на что, отказалась оформлять с ним развод. Хотя по закону их могли бы развести очень быстро. Газетчикам, следившим за процессом, Кристина сказала: «Как я могу от него отказаться? Я должна спасти ему жизнь. А что будет со мной, об этом потом подумаю».
Пока шло следствие, Кристина не покидала здание суда, а вечером и утром дежурила в приемной тюрьмы Лукишкес. Она приносила мужу передачи, его любимые книги, письма, в которых поддерживала, жалела, говорила о своем прощении, признавалась в любви. Красивая, стройная, печальная женщина с растрепанными волосами не смущалась, когда на нее смотрели с презрением. Никто не понимал, как эта женщина могла жалеть убийцу и, больше того, продолжать его любить. Когда судья дал Канта последнее слово, он долго плакал, просил прощения, а затем выдал следующий монолог:
«Мы с Мари были безумно влюблены друг в друга. Безумно. И эту любовь я до сих пор чувствую в сердце. Это все, что у меня останется от нее в наследство. Я буду любить ее всегда. Моя рука не имела права подняться на нее. Не имела. Когда Мари упала, я слышал, как она прошептала: “Обними меня!” Это были ее последние слова. Теперь, когда Мари больше нет, мне не имеет смысла жить».
Возвращение домой
Пока Канта сидел в вильнюсской тюрьме, его адвокаты собирали документы, чтобы перевести его во Францию. До журналистов доходили скудные слухи, что в застенках он почти не ест, не выходит на прогулку, все время лежит, плачет. Спасают любимые книги, которые приносит жена. В моменты просветления Канта перечитывал Маяковского, Лотреамона, Малларме, Бодлера, Рембо. А еще звонил в швейцарские банки, личным финансистам и секретарю, спешно раздавая деловые указания по поводу своих счетов, которыми не будет пользоваться длительное время. Он также звонил продюсерам, просил не разрывать подписанные прежде контракты. Любопытно, кстати, что еще в 1987 году, за шесть лет до встречи с Мари, Канта написал песню «Мария, танцующая над пламенем», в которой были такие строки:
Мария всего лишь заснула,
Притворившись, что умерла.
А маленькие голубые ангелы уже спустились
С небес, чтобы высосать ей глаза…
Вскоре Канта переправили на родину во Францию, отбывать срок в тюрьме Мюре города Тулузы. К тому времени Бертран заметно оправился от удара. (Во время трансфера из Вильнюса он, кстати, потребовал увеличить личную охрану – боялся, что его могут убить.) Стал усердно участвовать в общественной жизни исправительного заведения, получать поощрения и даже выпросил себе гитару. Время от времени он устраивал сокамерникам и надзирателям концерты, где исполнял не только песни собственного сочинения, принесшие ему славу, но и что-то из «Дорз». Говорили, к нему вернулся аппетит и нормальный сон. Он даже отказался от помощи тюремного психиатра. На Рождество 2007 года за отличное поведение Канта был отпущен… домой. И в журналах даже появились снимки, сделанные папарацци с улицы: Бертран с женой Кристиной сидят на кухне за праздничной индейкой. Улыбаются, украшают блюдо пряностями. Фотография произвела эффект разорвавшейся бомбы. В прессе развернулась дискуссия, к которой подключились все участники драмы. Например, бывший муж Мари Франсуа Клюзе, отводя сына в школу, был вынужден сделать огромный крюк, только бы не проходить мимо газетного киоска, в котором были выставлены журналы с фотографиями Канта за домашним праздником. В другой раз репортерам из французского журнала VSD удалось пробраться поближе к тюрьме Мюре и заснять Канта на прогулке. Фотограф сделал удачный кадр – Канта смеялся.
На свободе
Тем временем у широкой публики нарастал интерес к творчеству группы Noir Désir, диски коллектива активно раскупались, становясь золотыми и платиновыми. Сидя в тюрьме, Бертран Канта получал хорошие роялти, продюсеры предлагали ему огромные гонорары за написание нового альбома. Он отвечал, что не может писать стихи в тюрьме: «не то состояние души». Тем временем неизвестные подожгли дом Канта в местечке Ланд. В пожаре сгорели весь его фотоархив, золотые диски, призы, награды. К счастью, жена и дети не пострадали. Они были в отъезде. (Виновников, кстати, так и не нашли.) Кристина мужественно перенесла этот удар и тотчас же наняла строительную бригаду. Новый дом возвели быстро.
Кристина продолжала регулярно навещать Бертрана, носить передачи, поддерживать морально. Прошел слух, что якобы Канта в тюрьме все же задумал написать новый диск, уже сочиняет первые песни. И якобы его звукозаписывающая студия вот-вот подпишет с ним новый контракт. Но… вскоре музыканты Noir Désir объявили о распаде группы. Журналистам удалось выяснить: бывшие коллеги Канта были настолько потрясены случившимся, что не могли даже подумать, как будут снова выступать вместе.
Канта регулярно подавал прошение о досрочном освобождении, и 15 октября 2007 года его выпустили за отменное поведение. Он отсидел половину срока – четыре года из восьми. Ему назначили наблюдение у психиатра и запретили любые публичные высказывания по поводу обстоятельств гибели Мари Трентиньян и последующего заключения под стражей. (Запрет ограничивался, правда, лишь одним годом.) 29 июня 2011 года вышло официальное постановление о том, что свою вину он полностью искупил. Оказавшись на свободе, Канта становится постоянным объектом домогательств бульварных СМИ. Репортеры караулят его, когда он отводит по утрам детей в школу, когда заходит в супермаркет. В прессу просачивалась скудная информация: Канта ведет уединенный образ жизни, вернулся в семью, восстановил отношения с Кристиной, воспитывает детей. Водит их на занятия в бассейн, ждет после уроков. В одном из своих интервью Жан-Луи Трентиньян признался: «Если бы я случайно столкнулся с ним на улице, молча перешел бы на другую сторону. Я давно исключил его из своей жизни. Я пытался жить без дочери, но это оказалось очень трудно. У меня не получилось. Нет, я не испытываю к нему ненависти, я просто ничего не испытываю. Не хочу слышать его, видеть его и знать о нем. Я думал, он покончит с собой в тюрьме».
Но вскоре стали появляться совсем другие новости: 2 октября 2010 года на музыкальном фестивале в Бегле Канта вышел на сцену как приглашенная звезда и спел три песни с группой Eiffel. Чуть позже он объявил, что заканчивает работу над альбомом и вместе с музыкантом Паскалем Юмбером собирает новую группу Detroit, которая, помимо свежих песен, будет обязательно исполнять и старые хиты Noir Désir. Затем он выпустил саундтрек к спектаклю «Женский цикл» по Софоклу, где ему доверили исполнить небольшую роль. Канта должен был приехать с труппой на традиционный фестиваль в Авиньон. Однако, узнав об этом, Жан-Луи Трентиньян, который также был заявлен участником театрального смотра, выступил с заявлением. Он предупредил организаторов, что ноги его не будет в Авиньоне, если туда приедет «этот человек». Канта пришлось отказаться от гастролей. Тем не менее в течение двух месяцев он все равно играл спектакль на провинциальной сцене в Сеноне, в Бордо.
Но, пожалуй, самым страшным жестом со стороны Канта стало его участие в съемках клипа популярного дуэта «Амаду и Мариам» на песню «О, Амаду…». Страшным потому, что клип крутили по ТВ, он попал в Сеть, и вся Франция, все родственники Мари Трентиньян впервые увидели Бертрана Канта на большом экране в новом качестве.
В этом клипе он много смеялся! Широко улыбался, показывая белоснежные зубы! Танцевал! Вальсировал с женщиной, напевая и щурясь от яркого света! Крутил руль машины, мчась по залитой солнцем дороге! Красивый, помолодевший, крепкий, с обручальным кольцом на пальце! Казалось, «этот человек» оставил далеко позади не только мрачные воспоминания, недолгие годы тюрьмы, но и саму память об убийстве. Слова исполняемой песни также звучали символично:
Бывают счастливые дни,
Бывают мучительные…
Случаются моменты радости,
Случаются и моменты боли…
И хотя никто не хочет страдать,
Избежать этого невозможно…
Самоубийство Кристины
Творческая жизнь вернувшегося из застенков убийцы продолжалась довольно успешно. Как вдруг… случилась новая трагедия. 10 января 2010 года его жена Кристина Ради повесилась.
Ее труп обнаружил сын, вернувшись из школы. Сам Канта в это время… спал в соседней комнате и ничего не слышал. Полиция нашла прощальное письмо Кристины, которое так и «не будет предано огласке из уважения к родственникам». Подозрение сразу пало на Канта. Он был арестован, но уже на следующий день освобожден: во время вскрытия эксперты не нашли на теле Кристины следов насильственной смерти и подтвердили версию самоубийства.
Однако через два года журналисты Стефан Буше и Фредерик Везар опубликовали попавший к ним в руки сенсационный материал – семь минут тридцать три секунды телефонного послания, оставленного Кристиной на автоответчике родителей за шесть месяцев до самоубийства. Текст ее монолога попал на радио, ТВ, в интернет. Вот несколько цитат из того самого послания Кристины:
«Простите, что я так долго не звонила, но… если б вы знали, что тут творится…
…Когда он выходит из себя, с ним невозможно разговаривать. В такие минуты я даже дышать боюсь… Бертран безумен! Вчера он ударил меня и чуть не выбил зуб. И локоть сильно распух, наверное, он сломал мне руку. Мы постоянно спорим. Его ничто не останавливает, он орет на меня даже при детях, кидается чем ни попадя, ломает все, что подвернется под руку…
…Все вокруг смотрят на него как на звезду. Думают, он оправился, вернулся к нормальной жизни. А он приходит домой и делает со мной ужасные вещи прямо на глазах у детей. Он все время шантажирует меня своим самоубийством, а я так этого боюсь. Не оставлять же детей сиротами!
…Он больной…
… У нас дома произошло много ужасного, похуже того, что было с ним до тюрьмы…
…Я хотела бы сбежать, спрятаться в какой-нибудь другой стране. Взять с собой дочь. Если сил хватит, сбегу. Исчезну.
Если со мной что-то случится – вы будете знать правду, поймете, что это не было случайностью. Причина вам ясна…»
Однако эта запись никак не повлияла на следствие – дело о самоубийстве Кристины Ради не было пересмотрено.
Ангел Опустошения
Тем временем Бертран Канта записал и выпустил три сольных альбома, отправился в турне по Франции и с полным аншлагом выступил в парижском концертном зале La Cigale. Музыкальный критик журнала Le Figaro высоко оценил новый альбом «Горизонт», хотя и добавил: «Все же это неудобный диск».
23 октября 2013 года музыкальному журналу Les Inrockuptibles удается взять эксклюзивное трехчасовое интервью у Канта, которое он дал исключительно в целях самозащиты. Вот цитаты:
«Я любил Мари. Но об этом никто не хочет говорить. Я полностью осознаю тот факт, что совершил непоправимое. Я никогда не убегал от наказания. Я пытался самого себя наказать. Хотел покончить с собой, чтобы воссоединиться с ней. Не получилось. Почему из меня делают хладнокровного убийцу? Истребителя женщин?»
На своем последнем диске Канта решил перепеть классическую французскую песню Avec le temps («Со временем»), написанную Лео Ферре. Трагическую композицию, в которой поется о том, что:
«…со временем все уходит в небытие: любимые люди, наши чувства к ним и наши смешные страхи за них. Расставаясь ненадолго, мы говорим им: “Только не простудись, накинь что-то теплое. И слишком поздно не возвращайся”. Со временем уходят все воспоминания, забываются лица, голоса тех, кто был нам так дорог. Уходит все…»
Когда такую песню исполняет убийца, она приобретает совершенно иной смысл. Если раньше у Канта был высокий задорный юношеский голос, то теперь его тембр изменился. Голос напоминает отныне что-то среднее между пронзительным уличным ором охрипшего пьяницы и женским вокалом попрошайки на церковной паперти. Французские журналисты пытаются бороться с Канта своими способами. Перед каждым клипом в интернете они дают письменное предупреждение – не смотреть его, не следить за творчеством преступника. Но публика игнорирует эти призывы и предупреждения. Диски Канта раскупаются быстро, концерты и туры проходят с аншлагами, просмотры клипов растут ежеминутно. Недавно в интернет попали снимки папарацци, на которых он заснят на свидании с молодой брюнеткой. Девушка сидит, поджав колени, на берегу реки, Канта лежит на песке у ее ног.
Его старые поклонники не отвернулись от него и даже рьяно продолжают защищать его у себя в блогах: он имеет право жить дальше, работать. Считается, что он искупил свою вину…
Послесловие
…Мы проговорили с Надин Трентиньян больше пяти часов. Это было самое мучительное интервью, которое мне довелось взять в своей жизни. В моем присутствии мать как будто снова и снова прокручивала неснятый фильм о гибели своей дочери. Она то пыталась оправдаться, то признавала свою вину, то спешила предъявить новые улики и доказательства.
– Помню, я спросила ее перед отъездом в Вильнюс: «Далеко поедем. Ты готова?» Она мне: «Поедем!» А потом тихо добавила: «Как было бы хорошо вот взять да и уехать в никуда. Раствориться. Спрятаться от всего мира на два месяца. Спрятаться от Бертрана. У меня появилось бы время для себя. Все бы обдумала. Многое стало бы яснее». Такое загадочное признание, но я не придавала ему значения… Монтируя наш фильм уже после ее смерти, я вдруг заметила, как изменился взгляд дочери, какими погасшими стали ее глаза. Даже моя монтажер отметила: «Что-то Мари на себя не похожа!» Да и гримерша Аньес жаловалась, что ей стало трудно работать с лицом Мари. Ненавижу себя за то, что не сумела тогда отреагировать на эти «мелочи». Например, была такая странная история. Мне вдруг позвонила художница по костюмам и сказала, что Мари наотрез отказалась надевать игровой костюм, открытую блузку на тоненьких бретельках. И затребовала глухую рубашку с длинными рукавами и пуговицами, которые хотела застегнуть до самого подбородка. Тогда я подумала, что это каприз, но сейчас знаю: она хотела скрыть синяки и ссадины. Следы побоев я увидела на ее теле уже в морге. Так же как и подтеки на шее, такие, какие бывают у тех, кого пытались душить. Мари оставила мне еще одно послание, но я прочла его только после ее смерти. Вот как это случилось. Мы с ней постоянно обменивались SMS, всякими пустяками: «как дела, до завтра». После того как Мари не стало, я вообще перестала прикасаться к своему телефону. Уже в Париже оператор сотовой связи прислал мне просьбу очистить переполненный почтовый ящик, который не пропускает новые послания. Я села стирать сообщения, бегло их просматривая. И вдруг мне попало на глаза одно не прочтенное сообщение от Мари. Дата: 14 июля в 21.07 – за две недели до убийства. Мари прислала мне строки из Расина: «Образумься, о моя боль! Уймись!» И подписалась: «Твоя побитая дочурка». Что побудило ее выбрать именно эти строки? Что означало «побитая»? Если бы тогда в Вильнюсе я прочла это послание, то сразу бы все поняла.
– Что сказал Канта на процессе, когда ему дали последнее слово?
– Заплакал. Попросил прощения у меня и детей Мари, которых в зале представлял Роман, самый старший из четырех.
– Что стало с вашими внуками?
– Их разобрали отцы по своим семьям.
– Они знают, как погибла их мать?
– Они знают все. Они прекрасно понимали, что молодая мама ничем не болела и не попадала в катастрофу. Она исчезла внезапно, и все газеты написали, что ее убили. На семейном совете мы приняли решение сказать им правду. То, что произошло на самом деле, они в состоянии будут понять и осознать лишь спустя годы. Какую форму примет полученная ими травма, покажет только время. Я успокаивала себя тем, что хотя бы одному мальчику из четырех повезло больше всех – самому маленькому. Жюль был совсем крохой, когда все это случилось. Сейчас он уже большой.
– Вы верите в существование высшей справедливости?
– Нет. Согласно статистике, каждый месяц только во Франции от побоев супругов умирают пять женщин. В Испании – уже пятнадцать. У нас во Франции за подобное преступление дают восемь лет, но адвокаты подают на обжалование, уменьшая срок до четырех. Когда мне позвонил наш бывший президент Жак Ширак и спросил, что может для меня сделать, я ответила: «Нужен новый закон – тридцать лет тюрьмы за такое преступление. Без права обжалования». Это не месть, поймите. Молодой человек выйдет из тюрьмы уже шестидесятилетним, пожилым, развалиной. Может, страх получить такой срок остановит чью-то руку.С