Не надо думать, что весной ученые занимаются исключительно веселой чепухой. На самом деле серьезные исследователи не делают больших различий между временами года. Иногда даже в самый соловьиный месяц они загружают научную общественность такой серьезной нуднятиной, что кажется, в их жизни царят вечные зимние сумерки, озаряемые лишь индикаторными огоньками на панели лабораторной центрифуги. Тем не менее две таких работы, как раз опубликованные в мае, стали сенсациями.

В первой исследователи из CERN уточнили массу бозона Хиггса до четвертого знака; во второй — расшифровали один заковыристый кусочек генома плодовой мушки. Что тут сенсационного, спросите вы? А вот что: обе работы, каждая в своей области, стали рекордсменами по числу соавторов. Биологов собралось больше тысячи, а физиков — аж пять с лишком тысяч (список авторов составляет 3/4 объема статьи). И если биологи еще считают нужным оправдываться — дескать, они привлекли к работе 900 студентов, дабы привить им вкус и т. п., — физики вообще считают совершенно нормальным ставить свое имя под статьей, даже если их личный вклад измеряется четвертым знаком после запятой. Интересно также подумать о том, что число людей, которым за всю последующую историю человечества понадобится знать массу Хиггса с такой ошеломляющей точностью, вряд ли превысит те самые 5000 человек. И весь этот ужас, повторяем, выплеснулся на страницы научных журналов именно в беззаботном мае.

Но мы-то не можем самоуверенно омрачать весеннее настроение читателя такими экзерсисами и потому для майского обзора выбрали темы легковесные и не утомительные для разума. Итак, пенье птиц, искренность улыбок, бескорыстный альтруизм и комариные укусы.

1. О языке джунглей

Эрик Грин из университета Монтаны не смог бы найти для своей статьи тысячу соавторов даже при большом желании. Это потому, что Эрик Грин занимается наукой в одиночку. В лесу. С чучелом страшной совы под мышкой и c магнитофоном на плече.

Эрик Грин изучает реакцию мелкой птичьей сволочи на появление хищника: насколько подробную информацию об опасности передает истеричное верещание гаичек и синичек, когда Эрик достает из мешка свое кошмарное пугало?

Выяснил он потрясающие вещи: во-первых, из птичьего крика можно вывести сведения не только о размере хищника, но и о конкретном виде угрожающей твари, притом что эти виды и орнитологи различают не без усилий. Но самое главное — это во-вторых. А во-вторых, оказалось, что щебет одного вида прекрасно понятен другим видам мелких птиц, и они повторяют информацию, переводя ее уже на свой язык. Этот сигнал передается по лесу, переходя от птицы к птице, и даже с участием белок, на значительные расстояния. Грин вычислил даже скорость его распространения — около 160 км/ч, скорость хорошего автомобиля на автостраде.

Я хочу повторить для тех, кто не понял: Эрик Грин открыл язык джунглей, некогда гипотетизированный Редьярдом Киплингом. Более того, с помощью своего магнитофона и акустического спектрографа профессор даже научился понимать некоторые слова. За это осуществление детской мечты миллионов фанатов Маугли он удостоился статьи в New York Times, что, конечно, немало, но главное: теперь о нем знаете и вы, уважаемые читатели нашей рубрики. 

2. Об улыбчивости некоторых этносов

Если вы, вернувшись из загранпоездки в США, хотите непременно рассказать друзьям что-то чудовищно банальное, рекомендую отметить, что американцы часто улыбаются (а мы, совки, напротив, угрюмы вплоть до суицидальности). Если кто-то не хочет показаться настолько нудным и предсказуемым, то и разговор на эту тему не заводит, но у нас-то нет выбора: тема улыбок у разных народов наконец-то получила строгое научное обоснование.

Пола Ниденталь тоже начала с банальности: переехав из Франции в Висконсин, она отметила, что люди там чаще улыбаются и вообще более открыто выражают эмоции. Возможно, подумала Пола, это оттого, что в Висконсине бок о бок живут эмигранты с совершенно разным культурным бэкграундом. Им изначально было непросто понимать друг друга, и они приспособились дополнять потоки информации сильным эмоциональным компонентом. Эмоции ведь играют в общении двоякую роль: в малых дозах помогают достичь взаимопонимания, а в чрезмерных способны разрушить всякое общение и довести до скандала. А потому в глухой французской деревне принято понимать друг друга с полкивка и не зубоскалить без нужды, а вот на исторических перекрестках наций не вредно и руками помахать, и погримасничать, дабы донести свои мысли и чувства до собеседника.

Дальше был эксперимент, благо Пола — профессор психологии в университете Мэдисона. Она выбрала девять стран и охарактеризовала каждую «параметром исторической гетерогенности»: грубо говоря, это число разных культурных вливаний, испытанных данным сообществом за последние несколько веков. У Канады этот параметр оказался больше шестидесяти, у Японии и Китая — около единицы.

А затем доктор Ниденталь опросила испытуемых из этих стран. Вот, например, вы идете по улице и вам хорошо — уместно ли улыбнуться встречному? Жители культурно-гетерогенных стран массово выступили за то, чтобы не стесняться выражать эмоции. Выдержали они и обратный тест. «Что может означать улыбка человека? — спросила Пола — Человек счастлив? Или он заискивает перед вами? Или надеется вам что-то продать?» Жители стран с богатой традицией иммиграции опять выступили за то, чтобы принимать улыбку за искреннее выражение чувств. В гомогенных странах люди гораздо чаще были склонны видеть в улыбках двойное дно: страх, лицемерие, коварный план и т. п.

Россия в выборке стран не присутствовала, но хочется думать, что у нас просто не очень хорошо с исторической гетерогенностью, поэтому мы и ходим как буки. А не потому, что мы совки позорные и все вот это обидное. Не надо обижать русских, они и так обиженные ходят — лучше их обнадежить добрым словом, может, кто и улыбнется.

3. О бескорыстии

Зоологи из Чикаго уже давно получают извращенное удовольствие от того, чтобы ставить крыс перед сложным нравственным выбором. Пару лет назад они заперли крысу в ловушку и предложили другим крысам помочь бедняге. Для этого нужно было открыть довольно сложную защелку, и крысы действительно посвящали много своего личного времени тому, чтобы бескорыстно спасать товарищей из застенка.

Однако бескорыстие здесь еще надо доказать: у лабораторной крысяки в жизни не слишком много развлечений, и возможно, что она просто рада занять себя хоть чем-нибудь, а в награду получить нового товарища для игр. В этот раз зоологи поставили опыт по-другому: крыса-жертва была обречена тонуть в кювете с водой, и ее единственный шанс на спасение состоял в том, что другая крыса откроет ей выход на сушу. Но у другой крысы был интересный выбор: помогать попавшему в беду товарищу или пойти лакомиться вкусным шоколадом. Что вы думаете? Благородные крысаки, как правило, отвергали шоколад.

Но, может быть, бескорыстная любовь к ближнему тут и ни при чем, а мы имеем дело с тупым инстинктом? Ученые меняли крыс местами, и те, кто выступил в роли жертвы, в следующем туре имели возможность попробовать себя в качестве спасителя. Оказалось, что крысы, испытавшие прелести утопления на собственной шкуре, гораздо чаще отвергали шоколад ради доброго дела, чем те, кто сам ничего не знал об опасности купаний. Это значит, сказали исследователи, что тут имеет место не глупый автоматизм рефлексов, а настоящая эмпатия. То есть бескорыстная любовь действительно существует даже у грызунов, не говоря уже о нас с вами, уважаемые читатели. Остается только найти в себе внутренний источник добра и не соблазняться шоколадками.

4. О вкусных и невкусных людях

«Кому майка полосатая, а кому — дуля волосатая», — так или примерно так мой друг и главред GQ-Россия Ким Белов выражал ту же мысль об экзистенциальной несправедливости бытия, которую автор Библии облек в притчу о праведном Иове, а Лев Толстой — в пленительный образ Сони из романа «Война и мир». Иначе говоря, одним людям в жизни достаются калачи да пышки, другим — тумаки да шишки, что, в общем, тоже не более чем одна из множества метафор. А здесь мы разберем чисто прикладной аспект: почему на веселой шашлычной пьянке июньским вечером на даче непременно найдется человек, которого комары не кусают, а другого, напротив, закусают почти до смерти? Откуда такая несправедливость?

Ответ на этот вопрос попытался найти профессор Джеймс Логан из Лондонской школы тропической медицины. Вместе с коллегами он поставил простой опыт:  брал пару испытуемых и выпускал на них комаров. Кого больше покусают? Действительно, то одному, то другому из пары доставалось заметно больше укусов. Тогда ученые предложили комарам однояйцевых близнецов. И что бы вы думали: в таких парах предпочтения комаров (комарих, давайте уж будем точными) распределились гораздо равномернее. То есть различать близнецов комарам никак не удавалось.

Ага, сказали исследователи. Наверняка комары различают некие химические маркеры человеческого аромата. И, похоже, эти маркеры определяются не настроением и не повадками жертвы (почему-то часто считают, например, что пристрастие к алкоголю делает людей менее вкусными), а генетикой. Потому и близнецы, генетически идентичные, оказываются равно привлекательными для племени кровососов.

Таким образом, в приложении к данным условиям эксперимента метафизический вопрос о несправедливости получил ясный ответ: мы просто разные генетически, потому и мера страданий каждому ниспослана своя. Если вас это почему-то не утешает, добавим, что ученые не намерены ограничиться таким выводом и собираются выяснить, что именно делает некоторых людей невкусными для комара. А выяснив, придумают репеллент невиданной эффективности, который и защитит от комаров не кое-кого, а абсолютно всех представителей рода людского. Это будет аргументом в пользу еще одного решения проблемы мировой несправедливости — тому, что предложено Карлом Марксом в статье «Тезисы о Фейербахе». Die Philosophen haben die Welt nur verschieden interpretiert, es kommt aber darauf an, sie zu verandern. То есть умничать каждый может, а вы лучше сделайте что-нибудь полезное для людей. Ну хоть бы средство от комаров, если кишка тонка, чтобы решить все проблемы радикально.