Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина! Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы…

Андрей Вознесенский. Бьет женщина

Сигнальное предупреждение: Нижеследующий текст содержит многочисленные упоминания изнасилования. Если в процессе чтения вы почувствуете душевный дискомфорт или расстройство, убедительно прошу продолжать с величайшей осторожностью или вообще прекратить чтение. Впрочем, я ни в коем случае не претендую на то, чтобы давать вам указания. Некоторые люди находят удовольствие в том, чтобы быть расстроенными.

Эмма Сулковиц

Фото: Kristy Leibowitz
Фото: Kristy Leibowitz

Эмма Сулковиц носила на себе матрас с самого начала своего последнего учебного года в Колумбийском университете и вплоть до его окончания. Всюду, где бы она ни появлялась в кампусе, матрас был с ней. Матрас был темно-синий, поролоновый. Он весил около 20 килограммов. Иногда она, согнувшись в три погибели, тащила его на спине. Чаще ей помогали друзья или просто студенты, встреченные по дороге из одного университетского здания в другое.

За пределы кампуса Эмма матрас не выносила. Ее выпускной курсовой проект предполагал, что она не будет передвигаться по территории университета без матраса до тех пор, пока администрация не отчислит ее однокурсника, который, по ее словам, изнасиловал ее за два года до этого. Или до тех пор, пока они оба не окончат университет. Проект назывался Carry That Weight («Неси эту тяжесть»).

Вскоре после появления Эммы в кампусе с матрасом в разделе художественной критики «Нью-Йорк Таймс» вышла статья, в которой Эмма названа «мессианистическим художником». В той же статье говорится, что Эммин перформанс отсылает к Крестному пути Иисуса. «Carry That Weight, — пишет штатный художественный критик газеты Роберта Смит, — можно назвать произведением искусства последнего средства, когда ничего больше не срабатывает. Это кульминация боли, унижения, душевных страданий и справедливого гнева, накопившихся за два года».

А случилось, по словам Эммы, вот что. В конце августа 2012 года после студенческой вечеринки она уединилась с другим студентом в своей комнате в общежитии. С этим парнем у нее уже дважды был секс, но, в общем и целом, их отношения можно было назвать скорее дружескими, нежели романтическими. Пара увлеченно предалась любви. Поначалу все было хорошо, но в какой-то момент Эммин партнер ударил ее по лицу и слегка придушил. Затем он инициировал анальный половой акт и довел его до конца, несмотря на то что Эмма несколько раз просила его прекратить. Когда все закончилось, он быстро оделся и вышел из комнаты.

Прошел осенний семестр. Прошли зимние каникулы. Все это время Эмма мучилась стыдом, страхом и бессилием, но ничего не предпринимала. Наконец в апреле, через неполных восемь месяцев, она обратилась с жалобой в университетский Офис по проблемам нарушений, связанных с половой принадлежностью и сексом (Office of Gender-Based and Sexual Misconduct).

Разбирательство длилось несколько месяцев. Пока оно длилось, Эмме было запрещено обсуждать свою историю с кем бы то ни было. Наконец осенью, больше чем через год после инцидента, предполагаемый Эммин насильник был оправдан. А зимой в университетском журнале «Голубое и белое» вышла статья, рассказывающая про Эмму и призывающая студентов к организованной борьбе против эпидемии безнаказанных изнасилований, захлестнувшей университеты. Весной (да, это очень длинная история) группы студентов с заклеенными красным скотчем ртами стали врываться на различные студенческие мероприятия и раздавать листовки, направленные против покрывающей насильников администрации.

Вскоре в кампус приехала Кристен Гиллибранд, сенатор от штата Нью-Йорк, и непосредственно с места происшествия выступила с призывом к федеральным властям увеличить ассигнования на повышение сексуальной безопасности студентов в кампусах. С тех пор сенатор несколько раз приглашала Эмму на различные государственные мероприятия, на которых та представляла жертв университетских изнасилований. В начале следующего учебного года Эмма появилась во дворе Колумбии с матрасом на спине. Такой она себе придумала выпускной проект.

Венедикт Ерофеев

Фото: Daily Progress
Фото: Daily Progress

Вторая загадка Сфинкса, загаданная Вене Ерофееву в поезде, идущем в Петушки, звучала так:

«Когда корабли седьмого американского флота пришвартовались к станции Петушки, партийных девиц там не было, но если комсомолок называть партийными, то каждая третья из них была блондинкой. По отбытии кораблей седьмого американского флота обнаружилось следующее: каждая третья комсомолка была изнасилована, каждая четвертая изнасилованная оказалась комсомолкой, каждая пятая изнасилованная комсомолка оказалась блондинкой, каждая девятая изнасилованная блондинка оказалась комсомолкой. Если всех девиц в Петушках 428 — определи, сколько среди них осталось нетронутых беспартийных брюнеток?»  

Сосчитать число изнасилованных американских студенток президенту страны оказалось легче, чем Веничке определить количество нетронутых беспартийных брюнеток. По словам вице-президента Байдена, повторенным вслед за ним его шефом, каждая пятая американская студентка до окончания университета становится жертвой или изнасилования, или попытки изнасилования. Тут не место разбирать методологию того удивительного социологического опроса, из которого администрация получила эту цифру. Достаточно сказать, что таким образом кампусы американских университетов оказались более опасным местом, чем, например, африканское Конго, где изнасилование используется как орудие войны.     

Да что там Конго. Приходится допустить, что молодая женщина, живущая на территории кампуса Колумбийского университета, подвергается несказанно большей опасности, чем ее сверстница в пограничном с кампусом Гарлеме и даже в соседнем Южном Бронксе.  Впрочем, то, что на первый взгляд кажется странным, на самом деле легко объяснимо. Дети главных доноров политических партий не живут ни в Бронксе, ни в Гарлеме. Они живут в кампусах лучших американских университетов. А медиашумиха, раздутая вокруг проблемы изнасилований в кампусах, достигла колоссальных размеров.

Достаточно вспомнить, сколько шума вызвала статья в журнале «Роллинг Стоун» о групповом изнасиловании в Вирджинском университете. Сцена изнасилования студентки семерыми членами студенческого братства описывалась в ней с такими леденящими душу подробностями, что местами это смахивает на перевод какого-то сорокинского текста на английский язык. Сразу после выхода статьи здание братства, в котором жили предполагаемые насильники, было разгромлено разъяренной студенческой толпой. Само братство было немедленно запрещено администрацией, а его члены бежали из кампуса.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что никакого изнасилования не было. Даже таких людей, которых описывала студентка-второкурсница, «жертва» изнасилования, не было. Она все выдумала от начала до конца. Журналистка, автор статьи, предпочла поверить ей на слово, а редакция одного из самых уважаемых в Америке журналов решила срочно выпустить сенсационный материал, не утруждая себя проверками. В общем, неприятный осадок после медиаскандала остался у всех, но все-таки у родителей студентов в особенности.

Родители не на шутку напуганы. Во взрослый мир, полный реальных и воображаемых угроз, вступает самое инфантильное поколение в истории человечества. До тринадцати лет этих детей нельзя было оставить одних ни на одну секунду. Вся их жизнь была расписана по минутам. Из школы в кружок, оттуда на спортивные занятия, оттуда к репетитору, потом на музыку. Утром опять в школу. Общество предпринимало максимальные усилия, чтобы изолировать их в их особом детском мире и чтобы максимально надолго продлить это их детское состояние.

Но и их детям, оказавшимся в кампусе, не сладко. Исходя из всего своего предыдущего опыта, они воспринимают университет как некий развлекательный парк, чья задача — доставить им максимальное количество удовольствия. Основная цель первых четырех лет обучения мутно формулируется двумя словами: «студенческий опыт». Цель университета совпадает с целью администрации парка: предоставить уникальный опыт, но при этом сделать его максимально безопасным.

Разумеется, физически взрослые, половозрелые студенты видят секс одной из главных составляющих своего студенческого опыта. Это что-то вроде американских горок — наиболее волнующий, захватывающий дух аттракцион в парке. Но если аттракцион вдруг оказался небезопасен, что это говорит об администрации парка? А секс никогда не безопасен. Секс непредсказуем. Он может быть неудачным, унизительным, болезненным, да каким угодно… И всегда кто-то в этом виноват. От университетов требуют принимать меры и наказывать виновных.

Изнасилование — страшное преступление. И всегда и всюду им занималась полиция и уголовный суд. Но в то же время это одно из самых труднодоказуемых преступлений. Зачастую жертвы боятся сообщать об изнасиловании, боятся стыда, общественного осуждения, боятся, что им не поверят. К сожалению, изнасилования случаются и в университетской среде. И, как и всюду, чересчур часто они сходят преступникам с рук. Особенно регулярно это происходит, когда в деле замешаны дети влиятельных родителей, университетские спортсмены и прочие мажоры. Эта публика во все времена, и не без основания, ощущала свою безнаказанность.

В результате, чтобы как-то поправить ситуацию, правительство решило переложить полицейскую работу на сами университеты. А поскольку доказывать такие вещи трудно, решили, что можно не утруждать себя нормальным бременем доказательств. В случае определения виновных в любого вида сексуальной агрессии, а определение сексуальной агрессии с каждым годом становится все более расплывчатым, администрация президента США предписывает университетам отказаться от обычной криминальной процедуры выявления вины. В уголовном деле человека осуждают, если существуют ясные и убедительные доказательства совершенного преступления. В делах об изнасиловании администрация рекомендует использовать принцип «преобладающего доказательства»: если некто обвиняется в сексуальной агрессии и существует хотя бы 51% вероятности того, что обвинение справедливо, следует признать обвиняемого виновным.

Пол Нангессер

Фото: Kiera Wood/Senior Staff Photographer
Фото: Kiera Wood/Senior Staff Photographer

Когда третьекурснику Колумбии Полу Нангессеру сообщили об обвинениях в изнасиловании, выдвинутых против него Эммой Сулковиц, он, по его собственным словам, подумал, что сходит с ума. С той злополучной ночи, которую он провел с Эммой, прошло больше восьми месяцев. Он отчетливо помнил, как они занимались сексом, в том числе и анальным, как вместе уснули и как, проснувшись раньше Эммы, он потихоньку собрал вещи и ушел в свою комнату.

С тех пор их отношения, как ему казалось, никоим образом не испортились. Они продолжали активно общаться через «Фейсбук». В его телефоне осталось множество сообщений от Эммы. Она писала ему кокетливые записки, говорила, что любит его и что им надо встретиться как можно скорей. Он отвечал, что скучает. Несколько раз они договаривались о встрече. Но со встречей все никак не складывалось. Наверное, дело было в том, что в этом учебном году они вращались в разных компаниях. К тому же он слышал, что у Эммы возникли какие-то новые серьезные отношения. Поэтому, когда Эмма не ответила на очередную его записку, приглашающую, наконец, встретиться, он даже не обратил на это особого внимания. Через месяц после этой записки ему позвонили из Офиса по проблемам нарушений, связанных с половой принадлежностью и сексом, и попросили прийти для разговора.

Официальное расследование еще не началось, но Полу сразу запретили посещать любые здания в кампусе, помимо его собственного общежития. Это означало, что он не мог продолжать свою студенческую работу аудиотехника. По условиям, поставленным ему следствием, он даже не имел права объяснить причину своего отсутствия на работе. Вскоре он почувствовал, как многие друзья и знакомые стали его избегать. Студенты, живущие с ним в одном здании, получили электронное письмо от администрации общежития, в котором сообщалось, что с ними проживает мужчина, обвиненный в изнасиловании, и что студентки не чувствуют себя безопасно в его присутствии.

Наконец перед самым окончанием учебного года ему сообщили, что на него поступили еще две жалобы: первая — от его бывшей девушки, роман с которой у него длился около года. Девушка жаловалась, что на протяжении их отношений он унижал ее эмоционально и сексуально. Унижения заключались в том, что Пол пытался ограничить их общение чисто сексуальными отношениями и не уделял достаточно внимания ее эмоциональной жизни. Сейчас студентка поняла, что на самом деле она, оказывается, весь год подвергалась изнасилованию.  Другая студентка сообщала, что год назад, во время студенческой вечеринки Пол вызвался помочь ей принести пиво с верхнего этажа и, оставшись наедине с ней и с пивом, попытался ее поцеловать. Как впоследствии выяснилось, Эмма Сулковиц разговаривала с обеими девушками незадолго до того, как они подали свои заявления.

После этих двух жалоб от Пола потребовали, чтобы он в течение одного дня освободил свою комнату в общежитии «в целях обеспечения безопасности всех заинтересованных сторон». По счастью, у Пола оказались небедные родители, которые наняли ему дорогого адвоката по уголовным делам. Он был полностью оправдан к середине следующего учебного года. После этого офис сенатора Гиллибранд выпустил специальный пресс-релиз по поводу проблемы сексуального насилия в кампусах. В нем цитировались слова Эммы Сулковиц: «Мой насильник — серийный насильник — все еще остается в кампусе, несмотря на то что три женщины, на которых он нападал, подавали жалобы».

Так в кампусе появился серийный насильник. Примерно в то же время начались студенческие демонстрации. В туалетах общежитий кто-то расклеил список серийных насильников, живущих в кампусе. Пол Нангессер занимал в этом списке первое место.  В «Тумблере» появился пост: «Имя насильника Эммы Сулковиц — Пол Нангессер. Не дадим ему оставаться в анонимной безопасности. Не оставим его в покое! Слишком это жирно для насильника!»

В официальных документах и в большинстве газетных статей, рассказывающих обо всех этих событиях, Эмму Сулковиц и двух других пострадавших девушек называли survivors (выжившие). Обычно этот термин используется по отношению к тем немногим, кому удалось выжить в фашистских концлагерях, Освенциме, Дахау и т. д. После летних каникул Эмма Сулковиц вышла из своей комнаты в общежитии с матрасом на спине.

Лора Кипнис

Фото: Сhicago Tribune
Фото: Сhicago Tribune

В конце февраля этого года в специальном журнале «Хроники высшего образования» была напечатана статья профессора Северо-Западного университеты Лоры Кипнис под красноречивым названием «Сексуальная паранойя охватила академию». Поводом для ее написания послужила специальная директива университетской администрации. Директива называлась по-солдатски просто: «Взаимно согласованные романтические или сексуальные отношения между преподавателями, сотрудниками и студентами». (Взаимно согласованные романтические или сексуальные отношения означают романтические и/или сексуальные отношения, в которые стороны вступили по обоюдному согласию.)

На четырех страницах всякие отношения такого рода категорически запрещались. Исключения не делалось даже в том случае, если преподаватель и студент принадлежат разным факультетам и в процессе обучения или работы никак не сталкиваются.

Лора Кипнис ностальгически и несколько кокетливо вспоминает старые добрые времена, «когда секс, даже и не слишком удачный, даже оскорбляющий чьи-то чувства, подпадал под категорию жизненного опыта… Студентов от преподавателей не разделял ров, заполненный акулами. Мы вместе тусовались, вместе напивались, вместе торчали, спали друг с другом. Преподаватели, может, и были старше и заслуженней нас, но нам не казалось, что из-за этого они нас как-то используют. Да и как, в конце концов?»

«Мне отвратительна, — пишет Кипнис, — эта окруженная мутной аурой феминистской правоты выдумка о всемогущем профессоре. Если это феминизм, то феминизм, взятый в заложники мелодрамой… Согласно новым правилам, студенты — пластилин в руках всемогущих профессоров-хищников… Результат? Чувство уязвимости у студентов взлетело до небес».

Тезис Кипнис о чувстве уязвимости студентов подтвердился через несколько дней после выхода статьи. Под окнами офиса президента университета прошла многочисленная демонстрация. В подражании Эмме Сулковиц, студенты тащили на спинах матрасы. Они требовали немедленного официального осуждения статьи Кипнис, вышедшей в журнале, не имеющем никакого отношения к университету.    

Демонстрацией дело не закончилось. Через несколько дней Кипнис получила уведомление от университетского координатора Раздела IX. Здесь придется сделать небольшое отступление, чтобы объяснить, что такое этот самый Раздел IX. Речь идет о законе, принятом Конгрессом в 1972 году. Закон касался дискриминации по полу в высших учебных заведениях. Изначальная его цель состояла в том, чтобы ликвидировать вопиющую разницу в финансировании мужских и женских спортивных программ в университетах.  При примерно равном количестве женщин и мужчин на развитие мужского спорта выделялось гораздо больше денег, и это было несправедливо. Со временем любая форма сексуальной агрессии также стала квалифицироваться как половая дискриминация и подпадать под Раздел IX .

В 2011 году министерство образования потребовало от университетов предпринять немедленные шаги для прекращения сексуальной агрессии во всех ее проявлениях в кампусах. Университетские штаты, отвечающие за реализацию Раздела IX, стали разбухать в геометрической прогрессии. Разросшаяся бюрократия выпускает все новые и новые абсурдные инструкции, регламентирующие половую жизнь преподавателей и студентов.

Недавно нанятые бюрократы пытаются разобраться в мутных пьяных сексуальных разборках, в интимных ситуациях, участники которых утверждают прямо противоположные вещи, в зашедших в тупик любовных отношениях. Одновременно с этим количество жалоб на половую дискриминацию растет экспоненциально. В настоящее время федеральные власти ведут расследование в отношении более 100 университетов, которые подозреваются в нарушениях по Разделу IX.

Итак, двое студентов пожаловались на то, что статья Лоры Кипнис является формой сексуальной дискриминации, поскольку эта статья может оказать неблагоприятное воздействие на потенциальных жертв сексуальной агрессии и поколебать их решимость в борьбе с насильниками. Для расследования обвинений университет нанял адвокатскую фирму, расположенную почему-то в другом штате. На встречу с обвинителями и с обвиняемой адвокаты прилетали на самолете. На расследование были потрачены десятки тысяч долларов.

Для Кипнис все закончилось хорошо. В результате нескольких месяцев расследования она была оправдана. Но выводы, которые она сделала из этой истории, звучат совсем неутешительно. Лора Кипнис убеждена, что в студентах воспитывается чувство уязвимости. «Эмоциональный дискомфорт рассматривается как эквивалент материальной травмы, а всякая травма должна быть вылечена и компенсирована». Все это в конечном итоге влияет на качество образования, на возможности студентов адаптироваться к постуниверситетской, «взрослой» жизни.

И наибольшее опасение вызывает то, что речь идет о студентах лучших американских университетов, о лучших из лучших, о тех, в чьих руках уже очень скоро окажутся судьбы мира. Каким он будет, этот мир?

Эмма Сулковиц

Кадры из проекта «Сeci n’est pas un viol»
Кадры из проекта «Сeci n’est pas un viol»

Проект Эммы Сулковиц, как и было обещано, завершился одновременно с ее окончанием Колумбийского университета. Она стала по-настоящему знаменитой. Трудно найти человека, который не слыхал бы про «девушку с матрасом». Завершив обучение, Эмма начала работу над следующим проектом. Его идею подсказала ей гений перформанса Марина Абрамович, к которой Эмма обратилась за советом.  

Название у этого проекта французское: Сeci n’est pas un viol («Это не изнасилование»).  Идея не лишена остроумия. Не надо оканчивать Колумбийский университет, чтобы опознать отсылку к знаменитой картине Магритта Сeci n’est pas une pipe с изображением трубки. Художник хотел в наиболее наглядной форме донести до зрителя разницу между изображением и тем, что оно изображает. У Эммы все получилось гораздо двусмысленнее.

С помощью одного порноактера и четырех установленных в разных углах комнаты кинокамер Эмма разыграла и записала на видео свою версию той злополучной ночи с Полом Нангессером. Новое произведение Эммы находится в интернете в открытом доступе. Но сначала зритель попадает на страничку с «сигнальным предупреждением».

Здесь, видимо, не обойтись без короткого объяснения того, что такое «сигнальное предупреждение» (trigger warning).  В последнее время в университетские администрации поступает все больше жалоб от студентов, которые считают, что задаваемые в рамках гуманитарных образовательных курсов тексты наносят им психологические травмы. В особенности это относится к классическим книгам, содержащим описание изнасилований. Так, под давлением студентов Колумбийский университет исключил в этом году из своего базового курса «Шедевры западной литературы и философии» «Метаморфозы» Овидия. Под вопросом находится и ряд относительно современных произведений: «Лолита» Набокова, «Комната Джованни» Болдуина.

В качестве альтернативы полного исключения книг из университетской программы студенты предлагают профессорам предварять потенциально опасные тексты так называемым «сигнальным предупреждением». Его функция — предостеречь студента с ранимой психикой от знакомства с тем или иным произведением.

Сигнальное предупреждение предваряет и произведение Эммы Сулковиц. Я воспроизвел его близко к тексту в начале этой статьи. Предупредив потенциального зрителя, Эмма далее пишет буквально следующее: «Если вы смотрите это видео без моего согласия, то я надеюсь, что вы подумаете и о причинах, которые побуждают вас отнестись ко мне как к сексуальному объекту и принять участие в моем изнасиловании, потому что в этом случае вы не смогли противостоять своему желанию воспринять Сeci n’est pas un viol так, как вам и хотелось его воспринять: как изнасилование. Пожалуйста, смотрите доброжелательно. Не принимайте участия в моем изнасиловании».

Для тех, кто, в отличие от меня, не станет принимать участия в изнасиловании Эммы Сулковиц, я скажу, что смотреть на это очень противно, но оторваться тоже довольно трудно. И да, все происходит на том же самом матрасе. Или на очень похожем.                                      

Андрей Вознесенский

Стихотворение «Бьет женщина» было написано Андреем Вознесенским в конце 60-х годов. Помимо знаменитой частушки «С неба звездочка упала прямо милому в штаны. Хоть бы все ему порвало, лишь бы не было войны», это было, вероятно, самое радикальное феминистское поэтическое высказывание на русском языке для того времени. Что поэт имел в виду под «грядущими матрасами», никто, кажется, его тогда не спросил, а сейчас, к сожалению,  уже поздно.

В одном из первоначальных вариантов «Спекторского» появляется «всадница матраса»:

И страсть устала гривою бросаться,
И обожанья бурное русло
Измученную всадницу матраца
Уже по стрежню выпрямив несло.

Из окончательного варианта романа в стихах Пастернак ее исключил, и, наверное, поделом. Тем не менее эта самая «всадница матраса» галопом прискакала в не вполне дружеское обращение Бродского к своему другу и коллеге Кушнеру, вызвав литературный скандал, отголоски которого слышны до сих пор.

Конечно, нельзя назвать Эмму Сулковиц «всадницей матраса». Скорее, даже как-то наоборот. Однако трудно отделаться от впечатления, что поэты, как вообще им свойственно, предчувствовали и неосознанно предсказывали нам какое-то мутное и не вполне благополучное будущее.