Фото: Ольга Бессоненко
Фото: Ольга Бессоненко

СВы часто ездите по России?

Нет. Я все время в Новосибирске, на репетициях. Периодически бываю в Москве. Ну и с «Красным факелом» езжу на гастроли: Новокузнецк, Кемерово, Барнаул, иногда – Москва. Вот, собственно, и все. По России я ездил в детстве, вместе с родителями – папа работал артистом, оставить меня было не с кем, и меня брали на советские еще гастроли, когда театры месяцами колесили по Союзу. Тогда так ездили все.

СБыло ощущение, что есть жизнь, не похожая на ту, что в Новосибирске?

А я тогда в Новосибирске и не жил – я переехал туда только в 2000-м, уже взрослым мальчиком. А до этого мы жили на Урале, в городе Ижевске. Помню, что Новосибирск показался мне совсем другим, чем Ижевск. Урал – это ж промышленный край, в Ижевске все градообразующие предприятия – заводы. И в памяти у меня осталось ощущение сероватого, тяжелого рабочего города. А Новосиб – город ученых. Город молодежи. Тут много вузов.

СВ сентябре в «Красном факеле» премьера ваших «Трех сестер». Я посмотрела тизер этого спектакля, в котором три одинокие красавицы мечутся по роскошному, но как будто вымершему новосибирскому вокзалу – не могут найти перрон, с которого отходит их поезд в Москву. Глядя на их отчаянные лица, я подумала: да зачем им вообще ехать в Москву – у нас ведь везде одно и то же? А в Москве к тому же теперь очень неспокойно. Может, прав Бродский: «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря»?

Для трех сестер Москва – это символ, это детство, отец, счастливое время. На самом деле они хотят не в Москву – они хотят вернуть то время, когда жизнь их еще не обманывала. А то, что вы говорите про сегодняшний день, – так у нас по-прежнему очень централизованное государство. И тут все зависит от того, чем занимаешься: одним видом деятельности можно заниматься, живя на периферии, а в другой области без Москвы никуда. Что же касается цитаты из Бродского, на периферии некоторые рекомендации центра выполняются еще абсурд­нее. Иногда бред и абсурд здесь и начинаются: видите, как он у нас тут недавно расцвел. Мы ж всех опередили по части бреда.

ССейчас стали появляться статьи о нерадужных перспективах и, в общем-то, развале, который начался в НГАТОиБе с приходом туда директором Владимира Кехмана. Ваша опера «Князь Игорь» останется в новом сезоне в репертуаре НГАТОиБа?

Я стараюсь не вникать, что там происходит. Хотя не вижу смысла, зачем новому руководству понадобилось бы его снимать. Из репертуара и так исчезли все спектакли, которыми дирижировал Айнарс Рубикис, в афише мало что осталось. А на «Князя Игоря» хорошо продаются билеты.

СВы не думали о том, чтобы повторить «Тангейзер» в другом театре, может быть, в Европе?

Это же не моя воля – я должен получить заказ. Разговоры были, но пока неконкретные. Кто-то должен за это взяться: ведь это очень большая опера, не каждый театр ее потянет – и по оркестру, и по певцам, и по мимансу. Такую постановку тяжело собрать при любом постановочном решении – даже если делать так, как было у Вагнера в 1845 году, на чем и настаивают его русские «защитники».

СКогда вы начинаете репетировать оперу «Дон Паскуале» в Большом театре?

Репетиции в феврале, премьера в апреле. Пресс-конференция уже была, даже акции протеста уже были: общественности не преминули напомнить, что «главный кощунник» не должен ставить на главной сцене страны.

СУ вас, наверное, уже выработался иммунитет на подобные симптомы общественной болезни?

Мне кажется, да.

СИ вы по-прежнему не думаете об эмиграции?

Скажем так, стараюсь не думать.

СВесной вы рассказывали мне, что больше не можете ходить по улицам Новосибирска – в магазинах и кафе на вас показывали пальцем. С тех пор ситуация как-то изменилась?

Да, слава богу, прошло. Сейчас, правда, у меня уже нет возможности гулять по городу и где-то бывать – я с утра до вечера в театре.

СЧто вы планируете делать дальше, после «Трех сестер» и «Дона Паскуале»?

Сюжетов довольно много, но пока все мои оперные и драматические проекты в чужих театрах находятся в стадии переговоров. А как главреж театра «Красный факел» я каждый сезон должен выпустить не меньше одной премьеры. И, по всей видимости, следующая после «Трех сестер» премьера будет в сентябре 2016 года, но назвать спектакль пока не могу – мы очень зависим от бюджета. Боюсь, с тем финансированием, которое у нас сейчас есть, о крупных работах надо пока забыть. Это может быть что-то камерное, деликатное. Я не могу взять пьесу, для которой мне понадобится большое количество костюмов, объемная декорация и технологичное оформление, – театр не сумеет это реализовать. И это сейчас самая насущная проблема.

СУ вас есть ответ на вопрос, Кому на Руси жить хорошо?

Юродивым. Потому что в нашей культуре неприкосновенен дурачок с базарной площади. Наша ментальность такова, что мир нельзя постичь – в центре мироздания заключена большая тайна, и мы живем в диалоге с этой тайной и неизвестностью: как бы мы ни старались, все равно никогда не узнаем, где правда и в чем высшая справедливость. В этом – изначальный трагизм русского сознания. Для европейца мир – это его дом, он обустраивает его под себя, иногда более успешно, иногда менее. Мы живем по-другому: мир не для меня, он больше и значительнее. Поэтому, когда что-то не получается, мы говорим: не судьба. Мы как бы все время ощущаем, что над нами что-то есть, – я сейчас даже не говорю о Боге, я говорю о некой загадке мира, которая для нас обязательно должна существовать. А юродивый – он неадекватен, немножко болен, может даже задеть или обидеть, но ему это простительно: он повернут к тайне. И его ни в коем случае нельзя трогать – иначе могут быть последствия. Вот поэтому на Руси хорошо жить юродивым.С