Это одна из трех неклассических программ Мулловой, самая свежая, она только недавно вышла на лейбле Onyx (еще были Through The Looking Glass, можно сказать, про Алису в Стране чудес, и The Peasant Girl про пейзанку-цыганку). И теперь ее ансамбль, в составе которого еще муж скрипачки — виолончелист, импровизатор, аранжировщик Мэтью Барли, бразильский гитарист, работающий в Германии Жоао Луис Ногейра Пинто, ударник Пол Клавис (хорошо известный британец, автор барабанного шоу церемонии открытия Олимпийских игр 2012 года в Лондоне и один из самых известных сессионных музыкантов, с кем только ни играл, от Баренбойма до Мика Джаггера), катают ее по Европе.

«Страдивари в Рио» — шаг в сторону жанра crossover, иными словами, «хождение в народ», неакадемическая музыка от академических музыкантов на академических сценах для обольщения новой публики и развлечения старой. Неожиданно, но в Москве, где всякий кросcовер в последние годы неизменно собирал мощные аншлаги, зал на Мулловой выглядел не так полно, как мог бы. Хотя быстро растаял, а потом закипел от удовольствия.

Впрочем, и первые московские выступления Гидона Кремера с программой танго Астора Пьяццоллы в середине 90-х в Москве были в камерных залах. Это потом уже публика висела на люстрах, едва ли не вламываясь через окно, когда под влиянием репертуарных новаций мировых звезд академизм стал регулярно отступать на запасные позиции. Но, вероятно, Муллову в Москве все-таки знают прежде всего как высоколобую любительницу Баха (на сольные партиты и сонаты она потратила много-много лет, практически не изменяя суровой теме и строгому стилю). И на «Страдивари в Рио» пришли, кажется, даже те, кто еще помнит победу скрипачки на конкурсе имени Чайковского в 1982 году, причем в основательном количестве. В 1983-м Муллова сбежала из СССР и много лет не приезжала, но московские меломаны упрямы в своих пристрастиях. И, судя по всему, были немало удивлены, увидев на сцене ударную установку, провода и микрофоны.

Однако звучание обработок бразильской популярной музыки XX века не могло смутить даже свидетелей мулловских юношеских побед: оно оказалось тихим, скромным, острожным, аккуратным и нежным. Никакого жара, какого можно было бы ожидать от бразильских зарисовок, никакой откровенности и карнавальности.

Мулловская бразилиана — по-баховски утонченная, рафинированная, прозрачная музыка, выполненная феерически благородным звуком с легким, сдержанным драйвом. Цепь красивых мелодий (музыканты играют по две-три подряд и комментируют каждый сет на русском, так делает в том числе Барли, в свое время он тоже учился в Московской консерватории) слушается как череда степенных аллеманд, изящных менуэтов и оживленных жиг, по крайней мере, такая ассоциация может прийти на ум академическому слушателю, знакомому со структурой старинных сюит и партит.

Игра Мулловой (в руках у нее — Страдивари «Жюль Фальк» 1723 года), а она в звучании ансамбля парит и аккуратно доминирует, иногда уступая первенство виолончели Барли, по интонации и характеру — анти-поп-музыка. Она тонка и аристократична, вся эмоциональность нежных мелодий здесь не напоказ, а внутри прозрачного и одновременно мягкого звука.

Не в последнюю очередь именно этим неожиданно собранным качеством звучания и рафинированностью простодушной на первый взгляд, но точно прорисованной аранжировки Муллова и ее музыканты продолжают величавую линию, начатую кремеровским Пьяццоллой. Хотя, конечно, и самим репертуаром тоже. Можно предположить, что на бразильском выборе Мулловой сказалась нужда публики в обновлении латиноамериканской темы на фоне усталости от заигранной аргентинской классики. Мулловское «латино» звучит свежо, менее вычурно, чем аргентинский вариант, как-то по человечески просто. Похоже на незатейливый акварельный пейзаж в исполнении виртуозного мастера-портретиста на отдыхе. И при этом — с чуть заметной сумрачной ностальгической нотой.

Это кроссовер для взрослых, для тех, кто уже пережил собственные безумные мечты, оставив для себя на черный день самые тихие, самые неизменные из сильных чувств.

Сколько бы ни было обаяния в игре музыкантов, а оно переливается и блещет на сцене благодаря широкой улыбке Клависа, ансамблевой чуткости Барли, аккуратной гитарной игривости Пинто, сама Муллова со своим римским профилем и элегантной сутулостью выглядит скорее чуть выдыхающей правящей королевой с невероятным умом и царственным прошлым и будущим, нежели соблазнительно кокетливой дивой. Этим она всегда отличалась от других первых красавиц скрипичной сцены.

И чем бы она ни удивляла зал, зажигательной песенкой «Тико-Тико», сольной «Бразилией», написанной для нее сыном Мишей Мулловым-Аббадо как графичный этюд, потом элегической мелодией Антониу Карлоса Жобима из репертуара Синатры или меланхолией Шико Буарка, кажется, за кулисами Муллову все равно ждет ее Бах, в стороне от него, обиженно поджав губы, подпирает стену Брамс, где-то в коридоре мечтательно гуляет Сибелиус. И она к ним ко всем, конечно, очень скоро вернется.