Женщина была активна, деловита. Лицо простоватое, честное, туфли без каблуков, прическа — короткая практичная стрижка.

Детей двое. Мальчик ходит во второй класс, сейчас на продленке, девочка — вот она, пять лет, косички с резиночками, заколки в виде божьих коровок.

— История у нас самая простая, — говорит мать, которую зовут Зиной. — Замуж я шла по любви, все чин-чином, и детей мы оба хотели, и чтобы не один, а больше — это тоже сразу обговаривали. Нас у матери четверо, я третья по счету, муж у родителей рос один, но всегда брата или сестру хотел, пусть, дескать, хоть у моих будет. Свадьбу сыграли, через полгода я забеременела, мы оба радовались как дети. Ждали, готовились. Родился первенец, сын — как хорошо! Мальчик у нас получился не самый спокойный, такая, знаете, егоза с пеленок, и спал первый год плохо, но муж к нему вставал, когда я совсем вырубалась, и пеленку поменять никогда ему не в тягость было, и искупать — тут ничего не скажу. Да нам и мои родители тогда помогали, и сестра старшая, и даже невестка, брата вторая жена, у нее тогда самой зачать все никак не получалось — она всегда была готова прийти, если надо, поиграть, отпустить нас куда или просто роздыху дать. На все лето, с мая до октября, мы в Псковскую область уезжали, дом там у нас, еще от прабабушки с прадедушкой, точнее, уже два дома — брат со сватом еще один по соседству прикупили, и земли потом, сейчас вот сестра строиться собирается. В общем, всегда есть кому за детьми приглядеть, нос вытереть, молока дать.

И вот где-то на третье лето я и заметила, что он стал меньше туда, к нам с сыном приезжать. То дела у него, то работа, то простудился… Ну, оно далеко, три с половиной часа в одну сторону, да еще пробки, если на машине. Я подумала: устал. Вот приедем домой, сын — в садик, я — на работу, тут все у нас и наладится. Приехали. Я на работу вышла. Владик, конечно, начал в садике болеть, но тут старшая папина сестра как раз на пенсию вышла, могла посидеть, пока я с работы приду. А муж… ну вот я прямо чувствовала, что он чужой какой-то стал, жесткий, как доска неструганая… Спрашивала его напрямую: случилось чего? Он отнекивался: ничего, все нормально, устал просто, на работе непонятки… А потом я Клавой забеременела, оно случайно, в общем-то, вышло, я ведь уже знала, что что-то не так пошло. И его опять спросила: ну что, будем рожать или как? Он даже разозлился на меня вроде: конечно, рожать, как же иначе! Пока я беременная ходила, вроде и вправду получше стало. А потом у меня случился гипертонический криз, угроза, у ребенка сердце стало сбоить, наркоз, кесарево в семь с половиной месяцев… Врачам низкий поклон, всех спасли. Клавочку мы потом все вместе выхаживали, я-то после операции сначала слабая совсем была. Все помогали, и муж, Вадим, тоже. Где-то к полугоду она оклемалась, вес набрала, стала как все дети. А когда дочери десять месяцев исполнилось, вот прямо день в день, он и ушел. И я осталась с двумя детьми.

(Что-то меня в этой, последней, фразе сразу заинтересовало, но я тогда не сумела понять и выцепить, что именно.)

— Вадим, уходя, так ничего вам и не объяснил?

— Ой, да говорил он что-то такое: кто-то кого-то не понял, он не так представлял себе семейную жизнь, не видит своего места… У меня у одного ребенка зуб режется, второй от нервов демонстративно обкакался, муж насовсем уходит, а тут еще сестра по телефону: что-то у тебя голос какой-то не такой… Давление не скачет? А когда мерила? Померяй сейчас! Может, мы с детьми приедем с твоими посидим, а ты пока развеешься, по магазинам пройдешься?

— Ага, — я в красках представила себе картину семейного разрыва. — А сейчас что же?

— Сейчас он уже благополучно нашел себе какую-то мымру приезжую, и они ребенка родили, мальчика. Полтора года ему где-то.

— Так…

— И вот теперь он хочет, чтобы я ему детей на все выходные туда отдавала.

— Куда?

— Ну туда… Они ипотеку взяли. В Купчино.

— Вадим хочет забирать Владика и Клаву на выходные в свою новую семью.

— Именно так! — обрадовалась пониманию Зина. — Моих детей, которых он едва не в колыбели бросил, — к его мымре!

— А вы?

— А я говорю: обойдешься! Но вы не подумайте, что я в принципе против, чтобы с отцом, хоть и с таким даже. Дети его знают, и вообще, пускай. Пускай к нам приходит и играет с ними. Или пусть в парк гулять идут. Или на аттракционы. Но не к мымре с ночевкой!

— А почему? — спросила я. — С мымрой что-то не так?

— Да я-то откуда знаю! Я ее и не видала никогда! — раздраженно отмахнулась Зина. — Просто не нужно этого никому. Он от своих детей тогда ушел, а теперь ему вдруг захотелось… А потом? Опять надоест — и пошли вон? И как им тогда? Нет, уж пусть дети у нас остаются, а он их навещает. Что, скажете, я неправа?

(И опять в ее словах что-то существенное мелькнуло на краю моего поля зрения, но я опять не поймала.)

— Скажу что-нибудь, когда услышу вторую точку зрения. Вадима. Он придет?

— Вот уж не знаю. Да что ему вам говорить-то? Его ж участия тут и не было почти…

— Алименты платит?

— Да. Переводит аккуратно. И подарки детям — всегда. Но разве ж в этом дело?

— Не в этом, — согласилась я. — Жду Вадима.

* * *

В следующий раз они пришли вдвоем. Зинаиду я оставила в коридоре. Она явно разозлилась, но я махнула на это рукой. Мне хотелось словить то, недовыловленное прежде.

Вадим высокий, черноволосый, нервный. Пожалуй, красивый.

— Почему вы ушли от Зины и детей?

— Я от них не уходил.

— ?!

— Вы мне, наверное, не поверите, потому что это слишком уж отдает… не знаю… Островским, что ли…

— Островским? «Как закалялась сталь»? Вы вообразили себя Павкой Корчагиным?!

— Да нет же! — Вадим рассмеялся. — Другой Островский. Из XIX века. Хотя и это неточно. В общем, я сбежал не от Зины с детьми. Я сбежал от клана. Не смог, не потянул, оказался слабаком… здесь все верно.

— Расскажите.

— С моей стороны на свадьбе было два родственника: мама и папа (мои дедушки и бабушки к тому времени, к сожалению, уже все умерли). Со стороны Зины родственников было тридцать восемь. Потом они приходили к нам как к себе домой. Я даже не всех знал по именам. Запросто оставались ночевать. Всегда — с подарками или гостинцами для детей, с чем-то вкусным, с бутылкой, с улыбкой, с приветом. Я очень ждал сына, мы обсуждали совместные роды. Но ее мать сказала: неловко это, чтобы мужик видел, я бы не хотела, чтоб твой отец… В итоге Зина рожала Владика с матерью. Новорожденного сына я видел только по ночам. Днем я работал, а в выходные у нас постоянно толкался какой-то родственный народ.

— Вы не пытались поговорить с женой?

— Пытался неоднократно. Она вроде понимала, говорила: но я же не могу их прогнать! Они нам так помогают… Они и вправду помогали, спору нет, если что нужно, всегда было кого позвать или попросить. Но у меня было ощущение, что я живу не в своем доме, а на вокзале. Никогда не знаешь, кто придет или приедет через час. У них в деревне все было еще круче. Когда я приезжал, меня даже не пускали к жене и ребенку. Выбегали ее братья (родные и двоюродные), хватали меня под руки и радостно кричали: баня уже истоплена, скорей, скорей, только тебя и ждали! Но это все ерунда. Намного страшнее другое.

— Что же? — с интересом уточнила я. Свои прошлые «подозрения» я уже расшифровала. В первом случае фраза обычно звучит так: «И я осталась одна с двумя детьми». Зина исключила слово «одна». Да она одна и не оставалась. Во втором случае обычно «дети остаются со мной» — в Зинином варианте «дети остаются с нами», то есть внутри клана. Наше, кровное, и нечего его куда-то там отдавать. Не столько сама Зина, сколько клан — против. Но что же еще больше напугало чуткого и нервного Вадима?

— После того как я поближе познакомился с Зиниными родственниками, я то и дело «терял» свою жену, и это было страшно, мучительно. Не понимаете? Ну вот вроде бы мы наконец одни, разговариваем, решаем что-то только про нас троих. И вдруг — с Зининых губ слетает несколько фраз моей тещи. Потом — аргумент ее брата, прямо с его характерными оборотами и даже интонациями. Следующей — говорит ее любимая тетка по отцу (в этот момент жена так же поднимала брови и постукивала пальцами). Иногда мне казалось, что у кого-то из нас шизофрения. «Зина! — кричал я. — Пожалуйста, говори от себя!» Она только пожимала плечами: что за ерунда? Я от себя и говорю.

Она этого не видит. Не понимает. После рождения Клавы она была совсем слаба и просто растворилась во всем этом. Я не мог ее найти, достучаться до нее. Иногда она казалась мне не личностью, женщиной, моей женой, а муравьем в муравейнике. Больше того, мне показалось, что я и сам начинаю исчезать, растворяться. И я трусливо и подло сбежал.

Ира, моя вторая жена, приехала из Перми, там у нее осталась мама. И все. Я понимаю, что это не выглядит достойным. Но я действительно люблю своих детей. Я хотел бы растить их. Приходить и играть с ними там, у них — бесполезно, я слишком напряжен и неэффективен, а они смотрят на меня так, как будто я турист в их заповеднике. У нас дома — совсем другое дело, два-три дня в неделю и я смогу на что-то влиять. Они оба любят играть с братиком…

— Добром вам их не отдадут. Она абсолютно уверена, что все правды в этом деле — на ее стороне. В социальном плане с вами все в порядке, поэтому можно добиться — через решение суда и все такое. Если вы готовы…

— Наверное, нет. Я все-таки слабый, и я… я их боюсь. Даже от мысли, что они все придут в суд и будут смотреть… брр… Да и для детей, я думаю, все это будет лишь дополнительной нервотрепкой.

— Вы не пойдете в суд.

— Не пойду. Может быть, хоть вы с ней… ну, поговорите, что ли?

— Поговорю, — кивнула я. — Прямо сейчас.

Прогноз относительно этого разговора у меня был самый неутешительный, и сбылся он в полной мере.

— Не поняла, он что, еще и псих, что ли? — с некоторой тревогой спросила Зина, выслушав нечто о чувствах, которые Вадим испытывал во время их недолгой семейной жизни. — А детям это может передаться?

— Нет, — вздохнула я. — Вадим абсолютно нормален, не беспокойтесь. И да, желание быть отдельными личностями может передаться. Но иногда оно явно возникает и в качестве новообразования, иначе мы бы так родовым строем в свайных поселках и жили.

— Это вы о чем?

— Да, в общем-то, ни о чем…

Дальше они ушли каждый в свою жизнь. Одно из множества каждодневных несовпадений в этом мире. Но ведь Зина была права: когда-нибудь Владик или Клава вполне могут обнаружить в себе желание стать отдельными. И что случится тогда? Я велела Вадиму на всякий случай быть наготове. Он горячо обещал, но я почему-то ему не очень поверила.