«В России нет вкуса»: авангардный дизайнер Янис Чамалиди о двусторонней одежде, японской мудрости и конце света

Вы называете себя представителем интеллектуальной моды. Как бы вы описали это направление?

Интеллектуальная мода отличается тем, что её цель — не демонстрация статуса через брендовые вещи. Здесь одежда не выступает как ярлык: «посмотрите, я богатый и успешный».

Ключевые представители этого направления — Йоджи Ямамото, Кэрол Кристиан Поэль, Рик Оуэнс. Это дизайнеры, которые никогда не помещали на свою одежду логотипов. Их девиз — «No brand, no label». Они создают вещи со вшитыми в них смыслами и концепциями.

Другая важная черта интеллектуальной моды — разумное потребление. Лучше купить одну вещь из кашемира за безумные деньги, нежели взять что-то подешевле в масс-маркете, понимая, что такое производство загрязняет среду. А если вещь ещё и функциональная, например, двусторонняя одежда, то это уже про экономию пространства и лёгкость в передвижении без потери стиля. Ты можешь собрать один чемодан из трёх двусторонних вещей, и это будет целый набор образов.

Вы ведь как раз создаёте двустороннюю одежду?

Мы называем это multiwayconcept. До нашего бренда так никто никогда не делал. Исследование компании Uniqlo подтвердило, что IANIS CHAMALIDY первые начали создавать двустороннюю одежду, которая соединяет классику с авангардом: допустим, Армани с Йоджи Ямамото.

Мы должны помочь клиенту правильно транслировать и реализовывать себя. А для современного делового и успешного человека самый ценный ресурс — время. Он не успевает переодеваться, но ему нужно с утра до вечера хорошо выглядеть и быть актуальным. Благодаря двусторонним изделиям человек может из деловой среды перейти в креативную, буквально вывернув свою одежду наизнанку.

Как вы пришли к этому концепту?

Тут можно вспомнить дивидум и индивидум Жиль Делёза — человек закрытый и открытый: две стороны одной медали. Я долгое время работал с психологами и коучами, потому что боялся открыть себя миру. Но потом я пришёл в креативную среду, где все были такими уникальными, красивыми, открытыми. Мне захотелось тоже стать таким. И я начал к этому стремиться.

Тогда я решил создать multiwayconcept, суть которого в том, что не существует изнанки и второго дна. У медали всегда две стороны одновременно. Это одежда для таких же людей, как я: в один момент открытых, а в другой — сдержанных.

Какие смыслы несёт ваша коллекция, представленная на этой Московской неделе моды?

В России после 1917-го года отсутствует понятие вкуса — вкуса в России нет. Случилось затмение, и люди понимают, что дальше — либо конец света, либо конец старому. За эти долгие годы никто не смог сформировать вкус. Я решил прекратить безвкусицу и начал цикл, в котором каждая коллекция философски дополняет другую.

Первой стала SOLIS FINIS — конец старому, конец солнцу. Следующая коллекция называлась EXPERECTUS («ОЖИДАЮЩИЙ»). Мы ожидали. В третьем сезоне — VERUM INVENIRE («НАЙТИ ИСТИНУ»).

Теперь же мы показали коллекцию LUMEN IN TENEBRIS — это «Свет во тьме». Она посвящена философии нашего логотипа. Логотип, первая буква моего имени — это древняя руна льда. Представьте реку, закованную льдом: вся сила внутри неё. Это была основная идея нашего показа — «Сила внутри меня».

Коллекция LUMEN IN TENEBRIS в рамках Московской недели моды Фото: пресс-служба Московской недели моды

Коллекция LUMEN IN TENEBRIS в рамках Московской недели моды Фото: пресс-служба Московской недели моды

Музыкальное сопровождение вашего показа выделялось среди прочих: другие использовали восточные мотивы, часто можно было услышать французский, английский язык. Вы же выбрали колокольный звон. Почему так?

Я вырос в православной семье и считаю себя православным христианином — эта культура важна для меня и как для русского, и как для грека. Последний выход показа сопровождал колокольный звон Серафимовского монастыря в честь праздника Успения Богородицы, который был в тот день.

Для меня колокольный звон — символ современной России. Одетые со вкусом современные люди идут по центру Москвы, переговариваются и вдруг попадают под колокольный звон — так я это представляю.

Вы считаете себя одновременно и русским, и греком. У вас греческое происхождение и греческое имя, но вы живёте и творите в России. Как вы объединяете два этих начала?

Вообще я дитя Петербурга, а Петербург — это наследник античной культуры. Дух Эллады здесь повсюду, в той же архитектуре. К тому же, греки создали философию и эстетику, и весь мир сегодня существует в античных ценностях. Но в то же время для меня очень важна страна, в которой я живу. Поэтому у меня всегда две темы — русская и античная.

Античность — это некий псевдомир. Ампир появился, потому что было так безвкусно, что нужен был возврат к античности, как к абсолюту. Леонардо, Микеланджело и Рафаэль входили в Ренессанс через античность. Они искали в этом баланс, гармонию. Сегодня мы тоже нуждаемся в гармонии, потому что нам кажется, что мы живём в Средневековье — только костры инквизиций не горят. И вот мы возвращаемся в античность. Меня это успокаивает.

Коллекция LUMEN IN TENEBRIS в рамках Московской недели моды Фото: пресс-служба Московской недели моды

Коллекция LUMEN IN TENEBRIS в рамках Московской недели моды Фото: пресс-служба Московской недели моды

В завершении показа на Московской неделе моды вы продефилировали вместе с моделями. Что вкладывалось в этот жест?

Для меня самое важное — это коммуникация. Дизайнер, который не способен коммуницировать, не может создать одежду как инструмент для своих клиентов. Мои клиенты всегда просят меня показаться, потому что они редко меня видят — и я готов слышать людей. Существует шаблон, что художники сумасшедшие, ни с кем не разговаривают, сидят где-то в башне. Да, мы сидим в башне, но общаемся открыто. К тому же я хотел показать, что сам ношу одежду IANIS CHAMALIDY, потому что дизайнеры, которые над ней работали, способны удовлетворить вкус любого, даже такого искушённого клиента, как я.

Нас, русских, считают какими-то ужасными, я же хотел заявить: вот, посмотрите, мы — русские, и мы способны делать одежду лучше, чем в Европе, способны не вдохновляться какими-то там трендами, напечатанными в журналах, а делать своё. Вот посмотрите: я — грек, и вот моя античность. Я сам, как философ, вышел в тоге, со мной красивые девушки, молодые люди — это наше новое поколение.

Вас часто сравнивают с дизайнером Йоджи Ямамото. Это льстит или огорчает?

Много лет назад, когда я ещё работал в Yves Saint Laurent, я увидел на улице женщину, которая разбила мне сердце своим пальто. Я пошёл за ней. На её пакете был росчерк, который было невозможно прочесть. Потом я всё же узнал, как зовут дизайнера этого пальто. Мне сказали, что это Йоджи Ямамото. Я не запомнил и спросил во второй, в третий, в четвёртый раз. Наверное, двадцать раз я спрашивал. Но когда я стал работать с японской трикотажной фабрикой, делать там свою коллекцию, я начал посещать все японские бутики, в том числе Йоджи Ямамото.

Конечно, я не огорчаюсь. Меня сравнивают с великим дизайнером, в которого индустрия вложила миллиарды, а я такой вот self-made, на свои деньги создал компанию, которая сейчас считается лучшей в сегменте авангарда. Это как если бы человека с философского факультета сравнили с Платоном. Я хочу, чтобы нас сравнивали с лучшими, поэтому, слава Богу, меня пока ещё никто не сравнивал с Zara или с H&M, ни с каким масс-маркетом.

К сожалению, в России всё, что мы называем модой и брендами, — это привезённые из Китая копии, на которые пришиты бирки. Но настоящий мир дизайна — это художники, которые сами конструируют и моделируют. Я горжусь тем, что мы такие. Мы не едем на фабрику, чтобы выбрать там готовые джинсы, на которые можно поставить логотип IANIS CHAMALIDY. Каждая наша вещь сшита одним мастером от начала и до конца.

Модные дома проектируют образ жизни через свою философию и ценности. Ещё Вивьен Вествуд говорила, что она не может повлиять на мир через политику или экономику, но может повлиять через людей, которым дала работу, или для которых творит. Это же так гениально и просто.

SS'25 Фото: пресс-служба IANIS CHAMALIDY

SS'25 Фото: пресс-служба IANIS CHAMALIDY

Не случайным для вас является понятие ваби-саби. Например, в вашей новой коллекции можно отметить неровность форм, рваность и минималистичную игру прямой линии. Почему это важно для вас?

Проникая в культуру Японии, я поражался тому, как эти люди сохраняют эстетику, как они чтут традиции. В Японии очень мало места, им негде хранить картины, и поэтому они придумали переносить произведения искусства на кимоно в виде принтов. Японские женщины на свою свадьбу до сих пор надевают исключительно кимоно. Мне сложно представить, чтобы русские девушки одевались сейчас на свадебное торжество в сарафаны.

Почему кимоно такое космическое, футуристическое, как будто у времени нет власти над ним? Потому что японцы познали гармонию ваби-саби: ничто не вечно, ничто не может быть закончено и ничто не совершенно. О чём это говорит? О том, что стареть можно красиво. Так что и вещь со временем может становиться только лучше. Об этом должен позаботиться дизайнер. Одежду IANIS CHAMALIDY люди носят десятилетиями — и с ней ничего не происходит, потому что я так подбираю ткань.

Как у вас получается балансировать между коммерческим успехом и непритязательной эстетикой ваби-саби?

Одному Богу известно. Наверное, потому что это страсть, которая облечена в материальную форму. Страсть сделать что-то уникальное для себя и для друзей. IANIS CHAMALIDY — это, конечно, не бизнес-проект, а социальный проект.

В моей компании нет маркетологов, потому что я сам знаю, что такое маркетинг. Вот я создал уникальный, инновационный продукт, которому нет конкуренции сегодня. Потом его у меня скопировали — уже появляется конкуренция. И так каждый сезон. Но для меня никогда не была основной целью сумма. Я трижды становился банкротом и начинал всё с нуля.

И тем не менее, сейчас мы занимаем 300 метров площади в самом центре Петербурга, на Невском проспекте. В Пассаже у нас два магазина. В историческом центре на Петроградке рядом с Армани стоит IANIS CHAMALIDY. Наша общая площадь в Петербурге — тысячи квадратных метров.

А что вам помогало даже после трёх банкротств всё равно возвращаться к своему делу, не сдаваться?

Желание работать. Помню, я стоял перед иконой Николая Чудотворца и плакал, просил о чуде. Мама сказала мне тогда: «Давай подумаем, сынок, что ты делаешь лучше всего». Но то, что я делаю лучше всего, как раз и привело меня к банкротству.

И тогда я подумал, что мне нужен стартап. Я обожаю стартапы, потому что в них много энергии жизни, молодости. Люди удивляются, что мне уже пятьдесят лет. Но мне кажется, пока я хочу быть молодым, я буду актуальным. Поэтому мне важно находиться в диалоге с молодыми дизайнерами, которых у нашего бренда много.

А ещё мне везло на встречи с нужными людьми. Меня открыла миру моды Изабелла Блоу вместе с Аленой Долецкой, Лесей Михайловской и журналом VOGUE. Также у меня был удивительный учитель — Тамара Тимофеевна Коршунова. Благодаря ей я стал первым дизайнером, чьи изделия были приняты на хранение в Эрмитаж. Они вошли в коллекцию костюмов, которую Тамара Тимофеевна там собирала.

Вы с 17 лет в фэшн-индустрии. Уже в 21 год вы открыли Модный Дом своего имени. Вы многое повидали, расскажите, какой видите эту среду?

В фэшн-индустрии очень много снобизма и слабоумия, особенно среди блогеров-миллионников. Я когда начинаю туда погружаться, у меня складывается впечатление, что это больные люди. Когда художник, который на Красной площади себе пробил мошонку, потом приехал в Европу, его быстро там уложили в психушку, ведь это больной человек. А у нас в России отсутствует критерий оценки. Мы не можем отличить современное искусство от психбольницы.

Модное сообщество — это, конечно, клоака бездарных и много думающих о себе людей. И очень непрофессиональных, потому что школы не было. Они хотят получить безумные деньги, ничего не делая. Например, я вижу какое-нибудь худи, которое стоит 20 тысяч рублей, сделано из ткани, которая растворяется в воде после первой стирки. Неизвестный дизайнер, за которым нет бэкграунда, написал на нём два слова. Что за этим стоит? Это не продукт — это ничто. И такого на рынке много.

Перед вашим показом мимо меня проходила женщина. Она критиковала вас, и в том числе сказала: «Ой, да это тот самый, благодаря которому все начали покупать палёный Рик Оуэнс». Вас часто хейтят? Вы так резко высказались о фэшн-индустрии, а как сами реагируете на критику?

Я до пятого класса жил в коммуналке, и помню, что там кто-нибудь постоянно был чем-нибудь недоволен. Я уже тогда усвоил урок: это значит, что у человека сегодня плохой день, всё пройдёт, и он снова станет хорошим. Поэтому мне от этого всегда смешно.

А пропагандирую я то, что сам ношу, и это что-то из культуры авангарда. Потому что я сам клиент того же Модного Дома Рика Оуэнса, мне присылают оттуда кутюрные вещи. Дизайнер должен играть в вещи и учиться через них, потому что он — исследователь, путешественник в мире мод.

Если я реагирую на критику болезненно, то всегда спрашиваю себя — почему это меня задело? Это точка роста. Критикуют же, как правило, люди, которые ничего не создают. Пойди, создай свои ткани, купи станки, организуй производство, дай рабочие места, создай проект, который не всегда успешен. Стань банкротом, в конце концов, а потом вернись и сделай так, чтобы твою одежду продавали во всей России и по всему миру — что и произошло с IANIS CHAMALIDY.

Беседовала Анастасия Чиркашенко